Джерри Остер - Внутренние дела
— Они могли уехать куда угодно, — сказал Каллен. — Им могло прийти в голову… я не знаю… Они богатые люди. Они ни о чем не думают, ничего не планируют, им не нужно думать, по карману ли им поездка.
Циммерман покачал головой:
— Об этом стало бы известно. Пошли бы разговоры о том, что они по какой-то своей прихоти приезжали в город черт знает откуда, а потом должны были вновь вернуться в него из-за того, что случилось несчастье.
Теперь уже Каллен покачал головой:
— Об этом стало бы известно, если бы их подозревали в чем-то, а не считали просто жертвами. А так как их считают потерпевшими и не подозревают ни в чем, то их не допрашивали. Так оно и должно быть. Речь же не идет об их алиби.
Помолчав немного, Циммерман сказал:
— Что?
— Что «что»?
— Я думал, что ты хочешь сказать мне о чем-то.
— Я думаю о том, что мне надо починить мою машину.
Муж Конни, Даг, отчим его сына и дочери, по крайней мере, отдал свою машину в ремонт, а автомобиль Каллена стоял возле его дома, и полицейские наклеивали одну квитанцию за другой, ибо она стояла не в положенном месте.
— Мне казалось, ты говорил, что ее надо выбросить.
— Но я не могу позволить себе новую машину, я не могу даже купить подержанный автомобиль в приличном состоянии.
— Если бы ты переехал жить к Энн, то тебе не понадобился бы автомобиль. Ты мог бы спокойно добираться до работы на велосипеде, а для служебных целей пользоваться машиной из гаража департамента. Или ездить со мной.
— У меня нет велосипеда, — сказал Каллен.
— Я продам тебе свой.
— Неужели ты продашь мне «стамп-хампер»? Я думал, что ты влюблен в этот велосипед. Я думал, что ты спишь с ним.
— Он называется «стамп-джампер». Я хочу купить себе спортивный велосипед фирмы «Лемонд».
— А как насчет тенниса?
— А что насчет тенниса?
— Где ты теперь черпаешь энергию?
Циммерман пожал плечами, как человек, которому не надо беспокоиться о своей энергии.
— Хочешь верь, хочешь нет, но Барнс играет деревянной ракеткой «Банкрофт Супер-Уиннер». Когда он пронюхал о том, что синтетические ракетки скоро вытеснят деревянные, он купил себе пятьдесят деревянных. Он хранит их в специальной коробке, сохраняющей определенный процент влажности, и каждые полгода берет новую ракетку.
— А старую сжигает?
— Он не захотел продать мне одну из своих ракеток, так что мне придется играть моей «донней».
Каллену раньше казалось, что «донней» — это марка автомобиля.
— Энн говорила с тобой обо мне?
— Я не слепой, Джо. Она хочет видеть тебя чаще.
— Она и так меня достаточно часто видит, и ей не приходится стирать мое белье.
— Согласно Фрейду, женщина хочет полностью владеть мужчиной, включая его грязное белье.
Каллен посмотрел на Циммермана:
— Это твои выводы, Фрейд бы до такого не додумался.
Зазвонил телефон, и Циммерман снял трубку:
— ОВД. Слушает Циммерман. Подождите, — он прикрыл микрофон рукой. — Суть заключается в том, что тебе плевать на это таинственное появление в городе Лайзы и Клэр. Ты знаешь, что существует объяснение всему этому, не имеющее ничего общего с убийством Стори.
— Я сказал Энн, что они хотели поиграть в теннис в Форест-Хилс.
— Отличное объяснение.
— Да, но я не верю в это.
— Тебе придется поверить. Страшно представить, как ты будешь заниматься Лайзой Стори, а на самом деле только и думать о Вере Иванс, которую мечтаешь сооблазнить, — Циммерман убрал руку с микрофона: — Извините, что заставил вас ждать. Чем могу помочь?.. Привет, Дарел… Хорошо… Так быстро?.. В самом деле?.. Вы уверены?.. Господи… Не суетитесь, Дарел. Мы сами этим займемся… Нет, мы скажем об этом адвокату вашей сестры, когда сочтем нужным… Спасибо, Дарел. Запомните, не надо пороть горячку… Пока, — он повесил трубку, встал, подошел к двери, закрыл ее и снова сел.
— Ну, и что? — спросил Каллен.
— Подруга Дарела проверила записи телефонных разговоров в департаменте за неделю до того, как стреляли в Дебору, — сказал Циммерман. — Это только для начала, она собирается проверить и более ранние разговоры. Один и тот же человек трижды звонил по домашнему телефону Деборы.
Внезапно Змей-Каллен испугался, его охватила паника: а вдруг он и есть этот человек. Тот самый Каллен, который не хочет жить с женщиной под одной крышей, а приходит к ней лишь за тем, чтобы посмеяться и заняться сексом. Все тайное становится явным, как говорит (говорила) Конни, и это он, вступивший в связь с акушеркой, которая принимала роды у его жены, рожавшей ему второго ребенка («Вот они, твои внутренние дела, Джо. О Боже!»), он, проявляющий двуличность, не желая знакомить своих детей с женщиной, которая разрешает ему принимать душ в ее квартире, он, который занимается расследованием таинственного посещения Лайзой Стори Нью-Йорка только потому, что хочет соблазнить Веру Иванс, — это он неоднократно звонил молодой женщине-полицейской, с которой находился в связи, и в которую стрелял в результате ссоры — плевать на то, что они не только не были любовниками, но и даже не знали друг друга.
— Этот человек Амато. Правильно? Я склонен подозревать именно его… Я прав?
Это Амато, руки которого постоянно обнимают тебя, а речь так обрывочна.
Циммерман понял, что Каллен нервничает, понял, отчего это происходит.
Он покачал головой:
— Нет, не Амато.
Каллен встал, подошел к окну и посмотрел на бешеных собак и англичан в лучах полуденного солнца. Все тайное становится явным. Раньше или позже. Все мы в одной упряжке. Не потому ли этот сукин сын никогда не потеет?
— Но это не Гриняк.
— Это Гриняк, — сказал Циммерман.
Глава девятнадцатая
Еще до того, как он «спалил свои мозги», Монро (Уорлд) Риггс кое-что усвоил:
Черт! Он все забыл начисто.
Хотя нет. Вспомнил. Слушайте: «Всегда можно кого-то обмануть, иногда даже можно обмануть всех, но случается и такое, что вам не удается никого обмануть».
Какого черта этот Боб Либерти думает, что может обмануть Уорлда, уверяя его, что не имеет ничего общего с поджогом здания «Ралей» и стрельбой по тому «мерседесу» в Квинс и что он не имеет ничего общего с тем происшествием на Риверсайд-Драйв, когда в квартиру одной сучке подбросили бомбу? Ведь Уорлд не слепой и видел, как Боб Либерти проделывал все это. Это абсолютно точно, ясно как день.
— Бобби, черт возьми, старик, я же видел тебя возле «Ралей». Я сам живу в здании «Кабот», брат, ты ведь не забыл об этом, не так ли? Я видел всех чуваков и чувих, глазеющих на то, как бедняги-погорельцы прыгают из окон и разбивают головы о землю. («Прекрасен лед но, весь горя желанием, прошу огня».) Потом я видел, как большинство чуваков и чувих покинули место происшествия, но один чувак все стоял и смотрел. Он находился там с того момента, как подъехали первые пожарные и полицейские машины. Он отлучился только на минуту, сходив в закусочную на углу, чтобы купить себе пирожок. И этот чувак, Бобби, — не кто иной, как ты. Я видел тебя, старик. Я видел тебя.
Кроме того, старик, я видел, как ты тайком прокрался в Квинс ночью. Ты находился в телефонной будке за зданием «Делберт», старик. Я зашел в будку по соседству. Когда ты разговаривал по телефону, я слышал сигнал твоих часов. Рядом с тобой стояли две шлюхи. Ты сдернул от них, старик. Я сказал себе: «Черт, куда же рванул этот чокнутый чувак?». Я последовал за тобой. Ты покинул Квинс, старик. Я следовал за тобой, как твоя тень. Ты двинулся в сторону «Ла-Гардиа» и вышел на мост над Гранд-Централ, окруженный колючей проволокой, чтобы всякие придурки не бросали на проезжающие внизу машины камни. Но ты пролез через дырку в ограждении. Со стороны можно было принять тебя за хромого, однако все дело в том, что в своих штанах ты прятал винтовку, старик, и, когда появился «мерседес», ты начал палить из нее, брат. Да еще как! Ты у десантников, что ли, учился стрелять? Черт! Я видел, как ты направился в сторону Бруклина, малыш, и бросил с моста в воду мешок, который сразу же утонул, как камень. Потом ты спустился в метро и начал приставать к какой-то шлюхе, как будто ты обыкновенный парень, который едет на работу.
Но это еще не все, старик. Я видел, как ты преподнес этот «подарок» одной сучке, живущей на Риверсайд-Драйв. Я следил за тобой, братишка. Я видел, как ты крутил головой по сторонам, делая вид, что тебе нечем заняться, хотя на самом деле ты собирался преподнести этот «подарок» одной сучке.
Ты сел в автобус, старик. Я поймал такси и ехал за этим чертовым автобусом по всему городу. Ты вышел на Бродвее, зашел в Пицца-хат, позвонил по телефону нескольким людям. Я стоял в сторонке и наблюдал за тобой, брат. Ты вышел и пошел в сторону Вест-Энда. Прошел несколько кварталов, вышел на Риверсайд, пересек парк, перешел на другую сторону улицы, походил по ней взад и вперед, чтобы никто не догадался, что ты замышляешь какую-то гадость. Но меня тебе не обмануть, старик. Ты даже не подозревал, что я слежу за тобой, идиот.
