Фридрих Незнанский - Забыть и выжить
— Отлично понимаю. Я, между прочим, сразу отметил для себя, что вы чем-то связаны с этой уважаемой профессией. Даже подумал, извините, уж не ради ли меня? Но, слава богу, нет. — Он благодарно улыбнулся, будто Турецкий сделал ему приятный подарок.
— А что, разве вы считаете, будто с вами все в порядке?
— Как сказать? Пока не жалуюсь. Тепло, море…
— Но ведь придет и зима. А здесь, я слышал, жуткие ветры, от которых даже корабли выбрасывает на сушу. Не волнует?
Володя пожал плечами и не ответил. Будущее его пока не трогало. Как и прошлое, которого у него, по его же убеждению, никогда не было. Неужели можно жить только настоящим?..
— А ведь меня еще один факт из вашей жизни очень заинтересовал, Володя, если позволите…
— Какие могут быть возражения? Да и обстановка… — он широким взмахом руки обвел лежбище загорающих на пляже людей, — располагает к отдыху, созерцанию и определенной откровенности, не так ли, Александр?
Показалось, что он с удовольствием произносит это имя. А может быть, это его собственное? Которое само пытается, но никак не может пробиться сквозь броню амнезии? Надо будет иметь в виду… Однако в любом случае путь к исцелению, если таковой возможен, сумеет подсказать только специалист. А среди «коллег» Володи, хотя среди них даже и бывшие врачи попадаются, их нет…
— Все те же ваши коллеги говорили мне, что вы, как только что сами заметили, наблюдая за мной, очень неплохо разбираетесь в профессии следователя по особо важным делам. Ну, возможно, слышали, их называют еще «важняками». Те, что занимаются раскрытием особо опасных преступлений, а нынче это — шпионаж, бандитизм, терроризм, наркотики всякие, оружие, алкоголь, игорные заведения, проституция, ну и так далее. — Турецкий безнадежно вздохнул. — Во всяком случае, мою профессию сыщика вы определили верно. Что скажете? — И Турецкий улыбнулся, пожалуй, самой обаятельной из всех своих улыбок, когда хотел, чтобы его собеседник отринул любые сомнения и немедленно поверил ему, как… родному брату.
— Интересный вопрос, — без улыбки констатировал Полковник. — Вероятно, я на него с удовольствием ответил бы вам, если бы… мог. Я уже и сам пытался для себя ответить на него, но… Во всяком случае, если они и есть, то приходят как бы ниоткуда. Вот отсюда, например. — Он взмахнул газетой и снова водрузил ее на лысину. — То есть, понимаете ли, я внутренне чувствую их… эти свои знания, как вы изволили заметить.
Ох уж эта изысканность! Великосветский журфикс, понимаешь ли! С ума сойти!..
Ну вот, слово пришло на ум само, а что оно обозначает, Турецкий вспомнить не мог. Кажется, что-то вроде тусовки, или пати, как теперь говорят… Но ведь пришло же! Фактически из ниоткуда, потому что Александр Борисович знал твердо: этого «журфикса» он никогда в жизни не употреблял в своей речи. Но выходит, знал? Где-то однажды прочел? А если и у Полковника Володи — та же история? Но только его «прорывы» спровоцированы болезнью, которая на самом деле вовсе не забрала в плен всю, до последней капельки, его память, а что-то оставила. И отсюда его спонтанные как бы знания? Доктора, доктора надо! А еще «конторских» ребят спросить. Они же все в один тугой узел завязаны, не могут не знать о пропаже своего человека.
Или это прямая иллюстрация к тому, что теперь часто случается в жизни и о чем поет известная эстрадная дива: «Ты не понял: если ты свободен, значит, ты не нужен никому…» Наверное, для поэта здесь много «ты» в одной строчке, но не это страшно, а то, что — правда. Ужасно сознавать…
Турецкий, может, впервые в собственной практике почувствовал растерянность. Нет, уверенность в том, что дело по Володе надо довести до конца, никуда не исчезла, наоборот, окрепла. И даже некоторые пути решения проблемы тоже определились, но само решение теперь указывало на то, что придется «выходить из подполья», чего Александру Борисовичу пока категорически не хотелось. И не то чтобы так уж привлекала «вольная жизнь», нет, он внутренне ощущал свою ненужность в настоящий момент. Невостребованность, которую так легко разрушал Володя. А эта самая невостребованность как раз и давала возможность ни о чем не думать, ни от кого не зависеть, никому не мешать своим присутствием и понимать холодным умом, что это — лучший из вариантов.
Опасность превратиться в настоящего, идейного бомжа ему никоим образом не грозила. Хотя формально он им уже был — любой мент мог с ходу воткнуть его в «обезьянник». На самый же худой конец, у него всегда оставался Питер Реддвей со своей германской школой для суперагентов по борьбе с терроризмом, где в любую минуту с искренней радостью ожидали лучшего друга Алекса Турецки в качестве любимого преподавателя. И чего бы не послушаться старины Пита и не махнуть в Гармиш-Партенкирхен — все поближе к быстро взрослеющей дочке Ниночке, которой, надо полагать, еще может быть полезен любящий отец? Покуда ее мамаша, в исступленном желании воспитать чужого сынка — при живом-то его отце, которого очень, оказывается, устраивает такая ситуация, — реабилитировать, так сказать, мальчика после детдомовского воспитания, забывает о своих прямых обязанностях!.. Нет, гнев — плохой советчик, конечно. Ведь когда человек в гневе, он не видит перед собой факта. Точнее, видит, но не в настоящем его обличье, а в искаженном свете, что… в свою очередь, как говорится, не есть хорошо.
Но тогда зачем же ты бежал, Турецкий, все и всех бросив, а правильнее сказать, послав к чертовой матери? И даже съездив по морде настырному папаше, готовому переселиться в твой дом, к твоей жене? Нет, сыщик, как факты ни искажай, они ими и остаются…
Вероятно, к Володе это тоже относится. И, значит, что? А то, что придется выбираться на свет. Не для всех — для тех, кому еще можно верить. Правда, их остается все меньше, но — такова жизнь.
А Питу можно и позвонить. Ничего не обещая и ни на что не жалуясь. Должен ведь быть у человека отпуск? Особенно после тяжелой контузии? Вот он и… состоялся. Юг, море, солнце, пляж, любимая тетка…
Александр Борисович засмеялся, вспомнив коронную фразу «черного» Абдуллы из «Белого солнца пустыни»: «Что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость?..»
Володя, похоже, не понял причины смеха и, так как речь у них прежде шла о серьезном деле, посмотрел с недоумением. Кстати, отметил и это Турецкий, лицо Полковника отличалось живостью мимики, оно не было нейтральным, как если бы человек вообще ничего не помнил. И реакция на вопросы оставалась естественной, то есть правдивой. Ответы не вызывали сомнения. Тем более стоило попробовать вернуть человека в прежнюю жизнь…
Вот опять, вывел для себя формулу решения и задумался: а нужна ли тому прежняя жизнь? Может, он куда счастливее в этой, новой для него? Встретит какую-нибудь бабу, которых — говорили же бомжи — здесь немало, и не все из них — совсем уж конченые создания, что-то возникнет между ними, а там, глядишь, и устроят как-то свою жизнь. Так зачем вмешиваться в то, что судьба уже для себя решила? Зачем пытаться взять на себя вовсе не присущую тебе роль? Ты — не Создатель, Турецкий, чтобы обсуждать то, на что тебе никто не давал права.
— Скажите, Володя, — решился он, — вас устраивает эта жизнь? Нет желания вернуться к оставленному? Я не хочу называть это прошлым, оно и сейчас существует, объективно и независимо от нас, точнее, от вашего желания. Может быть, жена, дети… Любовь еще, извините, хотя в нашем с вами возрасте говорить о своей любви по меньшей мере странно. Вот рассуждать на абстрактные темы, связанные с любовью, — это еще куда ни шло! Не согласны?
— Наверное, я бы вернулся, — задумчиво ответил тот своим мыслям, — если бы… да, если б смог. Во что не верю…
— Мне сказали, что вы здесь бываете каждый день, с завидным постоянством. Значит, мы сможем легко встретиться и снова поговорить на интересующие нас темы, обсудить возникающие вопросы, не так ли?
И сделал зарубку в собственной памяти: обязательно на завтра найти фотоаппарат. Если нет у тетки или у Сергея Ивановича, может, у семейной пары обнаружится. А еще лучше — взять напрокат, есть же прокатные конторы? А тут, как ни крути, курорт! Вот и сделать несколько снимков Полковника Володи. Никакой фоторобот не нужен, живое лицо! А вот Костя пусть и займется! У него половина «конторы» в знакомцах ходит. Хватит ему советами да указаниями перебиваться, работать надо, Костя! Слишком много в последнее время болтовни!.. Хотя, возможно, это и не до конца справедливо. Но нельзя, по большому счету, чтобы нормальный, в сущности, мужик на твоих глазах в бомжа превращался. У тех же — ни хрена за душой, а у Володи, получается, есть. И свой интерес, и наверняка любопытное прошлое, да и будущее — тоже не исключено. Не может, нет, не должен жить человек без своего прошлого… Как и без будущего.
— Надеюсь, я не слишком наскучил вам своей настойчивостью?
