Вольф Долгий - Только всем миром
— Таким образом, вы один только в то утро видели его на работе?
— Выходит, что один. А что, натворил он что-нибудь?
— Не знаем еще. Разберемся. Вполне возможно, что ваше сообщение поможет нам. Спасибо. Вы сегодня в какую смену работаете?
— Во вторую.
— А во вторник?
— Во вторник — в первую. И в понедельник. А со среды, то есть со вчерашнего дня, бригада — по скользящему графику — выходит во вторую смену. И завтра, в пятницу, тоже будет во вторую. С пяти.
— Тогда вам пора. Не смею задерживать. До свидания.
— До свидания.
— Да, если увидите Кудрявцева…
— Как не увижу! Он тоже с пяти.
— Если увидите, ничего ему, пожалуйста, не говорите.
— Понял, понял!
— И ни о чем не спрашивайте.
— Так все и будет, не сомневайтесь. Простите за беспокойство, — сказал на прощание бригадир и аккуратно закрыл за собой дверь.
— Этим сведениям, да хотя бы сутки назад, цены бы не было! — сказал Исаев.
— Всему свое время, — философски заметил Елан- цев.
Зазвонил телефон. Исаев снял трубку. Слушал, не проронив ни слова. Положив трубку, сказал:
— Из порта. Личное дело Кудрявцева. Судя по фотографии, сходство несомненное… — Добавил, покачав головой: — Надо же, прямо само все в руки идет!
Что до Чекалина, то его ничуть не удивляло, что сведения о Кудрявцеве — возможном преступнике — стали поступать вдруг в таком изобилии. Нет, это вовсе не результат какого-то там особого везения. Так, в сущности, и должно было все быть. Недаром же был составлен и широко распространен рисованный портрет предполагаемого убийцы. Недаром вот уже вторые сутки Кудрявцев на прицеле у лейтенанта Саватеева. Недаром целая бригада изучала личные дела в отделе кадров порта. Ну а когда столько наработаешь — оно и пойдет тогда, дело, как бы само собой…
— Итак, — сказал Еланцев, — подытожим, чем мы располагаем. Первое — сходство с предполагаемым убийцей. Второе — попытки создать фиктивное алиби. Третье — наутро, после убийства таксиста, пришел на работу очень рано и, возможно, в крови. Четвертое — прежде работал в торговом порту. Это — твердо, это — незыблемо. Только это. Остальное пока гадательно.
— Разве? — усомнился в таком выводе Исаев. — А то, что он был третьим, когда клянчили водку у Калы- мыча? А то, что он находился в такси за рулем во время наезда у вокзала? Наконец, то, что инспектор подобрал его после аварии в кювете около той же машины?
— Все это, дорогой майор, — сказал Еланцев, — нам и предстоит выяснить. На допросе. На опознании. Во время проверки показаний на месте преступления. Ну и так далее. Только после этого, когда одно наложится на другое без зазора, как две одинаковые, скажем, картинки, вот тогда… — оборвал себя, посмотрел на часы: — Между прочим, уже пять минут шестого.
19
Прошло еще с полчаса. Блондина все не было. Это могло означать только одно: Кудрявцев ни в одном из мест, куда были направлены группы задержания, не объявился. Видно, и на работу не вышел — иначе давно бы уже был доставлен в райотдел. Неужели в бега подался? Чекалин с чувством острой вины подумал было уже о том, что им допущена непростительная оплошность: следовало перекрыть все пути выезда из города — вокзал, аэропорт, автобусную станцию, когда раздался телефонный звонок, который иначе как спасительный и не назовешь.
Звонил Саня Буряк. Выслушав его, Исаев, взявший трубку, даже в лице переменился. Буряк сообщил, что Блондин в данный момент изволит находиться в кафе «Звездочка», где тянет через соломинку коктель под названием «Маяк».
— Саня, — крикнул в трубку Исаев, — приеду через пяток минут! Если он попытается уйти — сделай что-нибудь, помешай! Или — проследи, куда пойдет…
У Чекалина, после Саниного звонка, заметно отлегло от сердца. Появилась здравая мысль, что оплошности, пожалуй, не было: у коллег из транспортной милиции тоже ведь имеется композиционный портрет, который, уже проверено, срабатывает безотказно, так что, попади в их поле зрения кто-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающий предполагаемого преступника, они бы тотчас дали знать.
Последние минуты были, пожалуй, самые трудные. Но вот он наконец появился в дверях, сопровождаемый Исаевым, тот, кого поначалу нарекли Блондином. Чекалин, кажется, узнал бы его и в тысячной толпе. Без головного убора, автоматически еще отметил он, белый шарф из-под темной куртки, синие вельветовые брюки, туфли на высоком каблуке, на руках перчатки, еще, конечно, это: светлые, почти белые волосы, зачес — налево…
— Здравствуйте, — вежливо сказал Блондин.
— Здравствуйте, — ответил за всех Еланцев. Он сидел за столом Исаева. — Садитесь. — Он показал на стул перед собой.
— Вот, привезли, — сняв перчатки, — с виноватой улыбкой произнес Блондин, словно извиняясь за то, что, так уж вышло вот, доставил лишние хлопоты.
— Чего же сам не пришел? — единственно, чтобы завязать неформальный контакт, спросил Исаев.
— Я хотел! — вскинул на него свои голубые глаза с девичьими ресницами. — Только боялся, что вы как-нибудь не так поймете.
— Мы постараемся, — пообещал Еланцев, придвигая к себе бланк протокола допроса. Повернулся к Исаеву: — Где магнитофон? Включи, пожалуйста, — Объяснил Блондину: — Допрос будет записан на магнитную ленту.
— Мне все равно.
— Фамилия, имя, отчество?
— Кудрявцев Владислав Витальевич.
— Возраст?
— Двадцать два года.
— Образование?
— Среднее. Школа-десятилетка.
— Место жительства, адрес?
— Волочаевская, 17, квартира 4.
— С кем проживаете?
— Мать, младшая сестренка, в третьем классе учится.
Еланцев оторвался от протокола, поднял голову:
— Вы подозреваетесь в убийстве таксиста Щербанева в ночь на 3 марта. Признаете ли вы себя виновным?
— Нет, — сказал парень. — Конечно, нет. Тут явное недоразумение. Сейчас объясню… — Помялся. — Даже не знаю, с чего начать. Что вас особенно интересует?
— Все то, — невозмутимо ответил Еланцев, — что вы хотели сказать, когда боялись, что мы что-то не так поймем.
— Ну да, конечно, — кивнул парень. — Я понимаю… Значит, так… К концу смены — ну в тот день…
Посмотрел на Еланцева, но Павел Петрович не стал уточнять, в какой день; оно и правильно, подумал Чекалин, подобные вещи потом, если понадобится, будет время выяснить, сейчас важно услышать, что Блондин сам считает нужным сообщить…
— …Кончилась смена, мы с Валерой Багровым, тоже столяр, скинулись, купили три бутылки портвейна, выпили. Пришел домой, делать нечего. Переоделся, пошел в «Звездочку». Денег почти не было, что-то два рубля с копейками. Заказал фужер сухого, салатик. Выпил, мало показалось. Попросил в долг у Миши, он ударник в оркестре; фамилию его не знаю, Миша и Миша. Он дал пятерку…
Умолк на минутку. Было очевидно — его тяготит то, что ему не задают вопросов.
— Не знаю, может, это вам неинтересно?
— Продолжайте, — сказал без эмоций Еланцев.
Да-да, Еланцев абсолютно прав, что не перебивает.
Не стоит мешать свободному течению рассказа. В связи с этим Чекалин подумал о том, что, вероятно, мало что в криминалистической науке разработано с такой тщательностью, как методика допроса. Положим, это и справедливо. Не только потому, что это вершина следовательского мастерства, — именно допрос дает конечные ответы на все возникающие в ходе следствия вопросы, только во время допроса возникает момент истины.
Принято считать, что главное здесь заключается в умении искусно задавать вопросы, то есть неожиданно и точно их ставить, ловить допрашиваемого на противоречиях, вынуждая его говорить правду. Но если бы спросили у Чекалина, что главное, он ответил бы: самое главное в нашем ремесле — это умение слушать, терпеливо, по возможности не перебивая, выслушивать все, что допрашиваемый сам считает нужным сказать, сам. Люди, давно уже замечено, когда говорят о чем-нибудь, не только ведь и не просто говорят о том-то и о том-то, но, одновременно, и проговариваются невольно… даже если и утаивают что-либо; может быть, больше всего как раз утаивание и выдает. Итак, терпение и терпение…
— На эту пятерку я еще два фужера заказал. Потанцевал немного. Хотел уже уходить — без денег долго не насидишься. Тут знакомого увидел — в порту вместе работали когда-то. Кажется, Сергеев его фамилия. Или Степанов, что-то вроде этого. Девушка еще с ним была. Сергеев видит, что я на мели, усадил рядом, бутылку водки заказал. О ребятах из бригады поговорили. Потом я ушел, неудобно все же, он с девушкой. Вышел на улицу, хотел домой идти, время уже позднее. Выпить, конечно, еще хотелось… А тут частник на «жигуле» остановился: может, подвезти куда? Я сел в машину, даже сам не знаю зачем. А когда сел — в порт, говорю ему. Он еще спросил: в какой? В морской, говорю, торговый. У меня какая ведь мысль была? Знакомого, может, встречу, червонцем, глядишь, разживусь. Девицы еще там бывают, ну эти, которые денежных морячков ловят; авось, думаю, кого охмурю. Ну, приехали в порт. Я вышел из машины, хлопнул дверцей. Частник мне орет вдогонку: а деньги, мол, хоть трояк. А на меня смех напал, пьяный ведь; стою и хохочу, он орет, а я хохочу. Потом по-хорошему говорю ему: мотай отсюда, а то сообщу куда надо, я номер твой запомнил! Я не вру, правда, запомнил, хоть и спьяну: «17–83», можете проверить… синенький «жигуленок», кажется, пятая модель…
