Фридрих Незнанский - Страшный зверь
Он лежал, вытянувшись и прикрывшись легкой простыней, смотрел на Валю, отвернувшуюся от него. Вдруг заметил висевшее на спинке ее кровати кружевное белье, уж в этом-то он разбирался. Это что же, она легла полностью обнаженная? А зачем?..
Впрочем, ответа на свой вопрос он так и не получил. Вернее, не успел получить. Потому что, утомленный делами и переживаниями минувшего дня, он попросту заснул с так и недодуманной до конца мыслью. Или фантазией на «вольную тему», – и так можно выразиться.
Глава седьмая
Гости
На следующий день, прямо с утра, Турецкий поневоле вынужден был заняться печальным, но обязательным делом: организацией похорон коллеги. На центральном городском кладбище уже нашел себе последнее пристанище Андрей Сергеевич Молчанов – отец Вали и Кати. Рядом с его могилой оставалось еще достаточно места, обнесенного черной железной оградкой, для других родственников. Но Ксения Александровна вовсе не собиралась соседствовать с мужем, она мечтала еще понянчить внуков, – не у одной, так у другой дочери. Однако у Валентины с мужем почему-то не получалось, а Катя и не собиралась пока замуж. Вот и нашел зять место для успокоения.
Даже в таком, казалось бы, небюрократическом деле требовалось все оформить, обежать добрый десяток организаций, причастных к обязательному последнему ритуалу. Александр Борисович как посмотрел на это дело, так сразу и решил перепоручить это муторное дело агенту. Нашлась и контора соответствующая, предлагавшая такие услуги, о которых и не помышлял Турецкий, давно забывший все, что касалось похорон вообще, и агент – пухлый, юркий и веселый мужичок, олицетворявший собой неизбывную силу жизни. Он с ходу пообещал, только взглянув в удостоверение Александра Борисовича, что его стараниями дорогой «покойничек» обретет вечный покой в считаные часы, когда будет угодно господам провожающим. И Турецкий охотно поверил ему, потому что связываться с прокуратурой тот вряд ли решился бы…
Очевидно, крепкий сон помог безмерно утомленной переживаниями Вале обрести спокойствие и уверенность мудрой вдовы, осознавшей тщету и бесперспективность дальнейших страданий по поводу всего безвременного в земной жизни. Верно говорится, что живое – живым.
Все внутренние «заморочки» Турецкого она легко сняла с него солнечным утром, которое вдруг пробилось через многодневные, затяжные дожди, охватывающие души живых людей лютой, ледяной сыростью.
– Саша, – сказала Валя с отрешенной улыбкой, – не сердись на меня, пожалуйста. Ты даже не представляешь, как хорошо, что ты был сегодня моим спасением. Я чувствовала твое присутствие рядом, и уже одного этого оказалось достаточно, чтобы набраться сил на все, оставшиеся здесь дни. Я, правда, люблю тебя, и маме созналась, и Катька поняла… А отбивать тебя у Иры я не буду, хотя раньше сделала бы это, не задумываясь. Скажи, могу я в будущем рассчитывать… нет, надеяться, что сумею хоть мельком, на несколько минут, иногда, видеть тебя? Не бойся, ничего не прошу, только бы знать, что я не совсем безразлична тебе… Можно, любимый мой?..
Что он мог ответить? Тем, что и сам совершенно запутался? И давно уже пора начать разгребать свои житейские кладовые, забитые сплошными противоречиями? Возможно, и так. Но ему очень не хотелось обижать Валю.
Ну, конечно, конечно, а как же иначе?.. Он готов был обещать ей все что угодно, лишь бы у нее не возникло подозрения в его обмане, в лживости и коварстве распутника, добивающегося утоления собственной страсти через фальшивое сострадание в самые трудные для нее минуты. Чего стоила одна только сцена в гараже, где он, как теперь ни пытался оправдать свои слова и действия исключительно необходимостью немедленно успокоить женщину, на самом деле, говорила как раз об обратном. И прежде всего о том, что он и сам был почти на грани срыва, готовый послать все приличия и условности к чертям собачьим. И это он прекрасно сознавал. Какая там игра?! Зачем же самому-то себе доказывать, что все это совершенно не так и что он сам не сгорает от бешеного желания? Да, противно чувствовать себя вконец запутавшимся идиотом, так и не нашедшим реального выхода из той ситуации, которую сам же для себя и создал. Или не искавшим?
А, с другой стороны, он понимал, что не смог бы, даже если бы и очень захотел, вырваться из этой ситуации. Обстоятельства оказались сильнее, да и самого чувства вины, в сущности, не было. Руководящий принцип – помогай женщине! – вполне устраивал и успокаивал его самолюбие. И, к тому же, он четко осознавал, что и сам готов любить бесконечно, причем по-настоящему, – жарко и почти отрешенно, и обеих сестер, и Альку, будь она неладна, и собственную жену, без которой как-то не мыслил уже своей жизни. Противоречия? А куда без них? Но другой вопрос: а куда с ними? Как там сказано у Омара Хайяма? «Так и живем под сводом голубым – полубезбожники и полумусульмане…» Значит, единственное, что ему остается, это жить, любя всех и все, что тебя окружает… Делать добро. Не приносить зла. Сострадать, когда любимым горько. Утешать, если они мечтают об утешении. И, конечно же, любить – безотчетно и отрешенно. Вот как только Ирка на это посмотрит?.. Но ведь ей можно и не говорить, чтобы не расстраивать жену понапрасну. Скажем так: ложь во спасение. И такое бывает необходимо.
А потом – явилась спасительная мысль – как можно отказать прекрасной валькирии? Он и не собирался отказывать, в будущем…
Но самое главное, что дал вчерашний день, как ни странно, заключалось в том, что Валя действительно успокоилась, пришла в норму и стала трезво мыслить по поводу дальнейшей жизни. Маму надо забирать в Москву. Катюшка, с ее талантами, вполне могла бы работать на центральном телевидении. Надо только все детально обдумать. Ну, а пока приходится заниматься и печальным делом. Спасибо, Саша помогает, сам все делает. Вот закончится и… А что будет после «и», она, примерно, догадывалась… Всю свою нежность и благодарность Саше она могла бы выразить только здесь, – в Москве ее чувствам места не будет. Значит, и следует поторопиться, тем более что сама слышала от него в трижды распроклятом гараже, где сердца их бухали, почти заглушая его прерывистый шепот: «Живое – живым, любимая моя… Успокойся, все у нас впереди…» Вот и не верь ему после этого!.. А его светлый и любящий взгляд утром? Да чего она себе голову морочит, они ведь и дышали в унисон, а уж куда дальше?..
Растворяясь в ожидаемом блаженстве и размышляя только о Саше, Валентина как-то и не заметила, что стала думать о Гере уже не в прошедшем, а словно в давно прошедшем времени. Да, остались определенные заботы, но их теперь немного, и уже начинается другая жизнь, и думать надо о ней. И, кстати, острое чувство мести, которое Валя поначалу испытывала к тем, кто убил ее мужа, как-то неожиданно притупилось. Она и сама не заметила, что и к убийству тоже стала относиться, как к давно прошедшему событию, этакий немецкий плюсквамперфект. Наверное, поэтому она и не придала особого значения появлению тех, кому запросто, услышав звонок и даже не спрашивая, «кто», открыла дверь.
Вошли двое молодых парней, обоим было лет под тридцать. В куртках и спортивных шароварах, коротко стриженые, рожи тупые. Первый небрежно отодвинул ее в сторону и прошел в комнату, а второй закрыл дверь и встал возле нее.
– Иди сюда! – крикнул первый. – А ты уйди! – махнул он рукой матери, выглянувшей из кухни. – Ну, я кому приказал, старая б…? – Он толкнул женщину на кухню и рывком закрыл дверь. – Где ты прячешь документы своего покойника?
Валя неожиданно для себя обрела спокойствие.
– Ничего я не прячу. Следователь Турецкий нашел какие-то документы в гараже и увез с собой. А какие они и о чем, я не знаю.
– А чего он тут, у тебя делал? Он что, твой…? – парень грязно выругался. – Тебя всю ночь…? – он захохотал. – Или не захотел? А может, это ты не дала? Так мы сейчас узнаем, почему он не захотел. Тебе понравится! А бабку твою пришьем, чтоб не воняла!
– Он – друг моего покойного мужа, которого вы застрелили, – почти теряя сознание, едва слышно проговорила Валя.
– Ну, положим, не застрелили, – осклабился парень, – он сам дуба дал в клинике. А где этот твой… документы держит?
– Да откуда же я могу знать? Меня и муж никогда в свою работу не посвящал. А Турецкий – тем более. Он хоронить мужа мне помогает. А если хотите знать, спросите у него.
– Есть номер его «трубы»? – он кивнул на мобильник, лежащий на столе. – Вызывай!
Валя взяла телефонную трубку и нажала на «единичку». Александр немедленно отозвался:
– Что случилось?
– Тут двое бандитов…
– Ну, ты! – рявкнул парень.
– Ты сам слышишь, – продолжила Валя.
– Как они попали? – едва сдерживая себя, сквозь зубы, в ярости процедил Турецкий.
– Позвонили, я открыла дверь…
– Но я же умолял вас! – проревел Александр.
– Поздно теперь, – отрешенно ответила Валя.
