Фридрих Незнанский - Кровавый чернозем
— Вот, Ильич, вещдок! — молодцевато хлопнул по двери Грязнов-старший, и дверь отозвалась звоном.
— А я думал, музыкальный инструмент, — сказал тот. — Вы бы еще… э-э… подъемный кран на себе приволокли. Эх, молодость… раззудись, плечо…
— Пожалуйста, посмотрите, похож ли способ, каким была изувечена эта дверь, на те три случая, помните? — протянул Вячеслав Иванович, очень любивший Разумовского.
— Конечно, — ответил тот. — Заноси, ребятушки!
Некоторое время Грязновы курили в коридоре, ожидая результатов. Слышно было, как неугомонный старик носился по лаборатории и напевал: «Тореадор, смеле-е-е-е в бой!»
— Готово! — выглянул эксперт. — Все дела! Да, господа мои хорошие, тот же почерк. Поздравляю вас, у нас в городе появилась своя организованная шайка. Да еще, так сказать, с юмором… С выдумкой. Ведь как дверь открыли? А они ее не открывали. Они ее отдавили. Вставили снизу железо, подкачали домкратом — и готово, дверь сама вылетает, как пробка из бутылки!
— Сами, что ли, придумали? — изумился Грязнов-старший. — Самодельный инструмент?
— Я сначала, старый дурак, тоже так думал. А сейчас вот по-другому рассудил… Я бы на вашем месте подумал насчет МЧС. У спасателей, знаете, много интересных инструментиков теперь встречается… В наше время ничего такого не водилось.
— Гениально, — сказал Вячеслав Иванович, переглянувшись с Денисом. — Ну, Денис, спасибо. Я твой должник. Проси, чего хочешь.
— Хм… — Денис подумал. — Спасибо, конечно, дядя… Только не похож ты на волшебную фею. Ну никак не похож.
Грязнов— старший только хмыкнул, хлопнув племянника по загривку. К его настроениям он тоже привык.
Глава седьмая
Стоял безветренный, тихий и теплый вечер, на улице лаяли псы, откуда-то доносился далекий голос Филиппа Киркорова, на небе одна за другой появлялись одинокие звезды. Ковригин с женой сидели на террасе, пили чай и ждали в гости соседей, с которыми Лена недавно познакомилась на рынке, покупая саженцы. Света в доме не было, перегорели пробки, чинить их не хотелось, хорошо было сидеть в обнимку с женой, дышать вечерним деревенским воздухом и ждать гостей.
— Без света даже лучше, — сказала Лена, прижимаясь к мужу.
Вдруг кто-то тихо постучал — вроде в калитку. Ковригин собрался было пойти посмотреть, но Лена почему-то испугалась, попросила его этого не делать.
— Что за ерунда, — сказал Ковригин и отправился к воротам, но никого не обнаружил.
— Никого? — спросила Лена.
— Может, это соседи нас решили разыграть?
Тихий стук опять повторился.
— Дурацкие шутки, — разозлился Ковригин, — надо будет собаку завести.
— Кокер-спаниеля, — обрадовалась Лена, — я всю жизнь мечтала о такой собаке.
— Это игрушечное животное для городских жителей, — отреагировал на восторг жены Ковригин и продолжил тоном, не терпящим возражения: — Если уж кого и заводить, то только овчарку.
— Овчарку так овчарку, — уступила жена, — давай-ка, милый, ложиться, а то завтра опять ни свет ни заря вставать.
— Ну так уж ни свет ни заря, — засмеялся Ковригин. — Я в Москве намного позже просыпался.
— Так то в Москве, — вздохнула Лена и отправилась в комнату. — Вась, ты не знаешь, где свечка?
— В прихожей, на подоконнике, — ответил Ковригин, встал, пристально всмотрелся в ночь и вдруг увидел в саду фигуру человека. Внутри у него защекотало.
— Что там? — выглянула из комнаты Лена.
— Ничего, — соврал Ковригин и направился к калитке.
— Ты куда? — испугалась Лена.
— К Егору, узнаю, почему они не пришли, — эту фразу Ковригин произнес уже на ходу.
— Не уходи, мне страшно, — донеслось ему вслед.
Ковригин сошел с крыльца, прошелся по саду, вышел на улицу. В доме Егора было темно. Ковригин обошел дом кругом, прислушался. Где-то совсем рядом отчетливо послышался шепот. Женский голос испуганно произнес:
— Отчего это?
— Ума не приложу, — ответил так же шепотом мужчина.
«Егор», — подумал Ковригин и хотел было отозваться, но тут каркнула ворона, потом скрипнула калитка, а совсем рядом он услышал звук чьих-то шагов.
— Я боюсь, — прошептал тот же женский голос, принадлежавший жене Егора Ольге.
В следующую секунду почти одновременно прозвучали два мужских голоса:
— Стой, стрелять буду!
А следом — один за другим — два пронзительных женских визга. Как потом выяснилось, первой кричала Лена: от страха она отправилась следом за мужем, но в темноте потеряла его, не заметив, как он пошел огородами. Поэтому теперь она входила в дом соседей через калитку. Второй визг принадлежал жене Егора, которая услышала, как кричит Лена.
— Чего вы свет-то не включаете? — спросил Егора Василий, который первый понял, что произошло.
— Пробки, — ответил Егор. — А вы?
— И у нас тоже, — вмешалась Лена.
— А я к вам ходил, думал, вы…
— Так это вы стучали? — обрадовалась Лена.
— Я тихонько, думал, вы спите… — оправдывался Егор.
— Я тебе говорила, не ходи, — упрекнула Егора жена.
— И я же ему говорила, — поддержала Лена Ольгу, указывая на своего мужа.
— Спелись, — подытожил Егор, подмигивая Ковригину.
Вечер, точнее, остаток ночи прошел превосходно: соседи сидели в небольшой комнатке, пили портвейн при колеблющемся свете старой керосиновой лампы. Уютно было в этой избушке с островерхой крышей. Точно присевшая бабушка выглядела почерневшая от дождей избушка Егора. Василий как-то заговорил с Егором о том, отчего бы ему не справить себе избу получше, даже выразил готовность помочь в строительстве. Отказался Егор, сказал:
— Эту избу еще мой дед строил, а моя бабка все ее углы отмолила, к ней вся деревня ходила малышам зубки заговаривать, бабка-то у меня знахарка была…
— Пива хочешь? — спросил Егор, когда портвейн был выпит.
Василий отказался.
— Знаешь, это ведь не я тогда тебе в окно стучал. И еще: потом я понял, что пробки были ни при чем, а света у нас с тобой не было потому, что нам его перерезали.
— Кто?
— Пузырь. Точнее, его люди.
— Зачем? — не мог понять Ковригин.
— Требовали от меня денег. — Егор сказал и тут же пожалел о том, что сказал.
— От тебя? Денег? — Ковригин удивился.
Удивление его было искренним. Егор был настоящим деревенским жителем, денег у него не было, и соответственно никакого интереса для грабителей он представлять не мог.
— Егорка, если я могу тебе чем помочь, — начал Василий.
— Чем ты мне можешь помочь? — раздраженно перебил Егор.
— Это смотря какие у тебя проблемы, — делая вид, что не замечает его раздражения, ответил Василий.
— Если честно, проблемы у меня на самом деле… — Егор махнул рукой. — Да что я, в самом деле, все равно тебе этого не понять, тебе бы все саженцы да молотилки всякие…
— Молотилкой займусь обязательно, — нахмурился Ковригин, — но только после того, как разберусь со всей этой историей.
— Ты подозреваешь Пузыря?
— Это была его банда…
— Скорее всего. Тут только он и заправляет. Тебе-то какое до него дело?
— Он похитил у меня видеокассеты с записью Алеши. Ты понимаешь, как они нам дороги?
— Понимаю… Но зачем ему эти кассеты?
— В том-то все и дело, что они ему на фиг не нужны, он их просто выбросит, и все…
Возникла пауза. Каждый понял, что другой знает нечто, имеющее к нему самое непосредственное отношение.
— Кто первый расскажет? — правильно оценил возникшую паузу Егор.
— Давай ты, — предложил Ковригин.
— Хорошо, но…
— Разумеется, я расскажу все, что мне известно, — пообещал Ковригин.
— Все началось с того самого вечера, когда нам с женой перерезали свет. На следующий день я обнаружил, что в мой погреб кто-то лазил, а жена сказала, что цветы затоптаны… — Егор помолчал, словно стараясь восстановить в памяти подробности и последовательность событий.
Первый раз Пузырь появился в его жизни несколько лет назад, когда еще была жива бабка Пелагея. Николай явился к ней, девяностолетней старухе, пьяный, заперся с ней в комнате, долго о чем-то говорил, упрашивал, Егор слышал сквозь закрытую дверь угрозы Пузыря и тихое ворчание бабки. Кончилось это тем, что Пузырь вышел из комнаты, хлопнув дверью, прошипев на ходу:
— Убью!.. Сука старая!
Зачем приходил к ней Пузырь и чем она его так разозлила, Егор так и не узнал, бабка была скрытная и плутоватая, хоть и добрая, не любила она делиться тем, о чем просили ее люди. Сколько ни спрашивал Пелагею внук, та лишь отнекивалась да отговаривалась:
— По своим делам приходил, да не по твоим…
В конце концов Егор понял, что от бабки ничего не добьешься. Однако относиться к Пузырю он стал настороженно. Как увидит его, так сразу либо на другую сторону улицы перейдет, либо просто отвернется. Не укрылось это, конечно, от глаз Пузыря. Николай отвечал Егору тем же: сдержанным раздражением, которое все чаще и чаще хотелось ему реализовать, дать себе выход, что называется, выпустить пар. Но поводов не находилось, и тихо скрипел зубами Николай, видя Егора, который молча отворачивался, не подавая ему для приветствия руки. Со временем отношения все обострялись: росло неприятие Пузыря к Егору. Кроме того, в городке ходили слухи о бесчинствах банды Пузыря. Егор спохватился было, что ни с того ни с сего нажил врага, который ему явно не по плечу, да еще на пустом месте (бабка скоро померла, оставив после себя только подгнивший дом и кучу барахла), но поделать ничего уже было нельзя. А Пузырь только и ждал повода, чтобы поставить Егора на место.
