Аркадий Вайнер - Часы для мистера Келли
— А вы бы сами попробовали шутить, когда на улице восемьдесят градусов.
— Только что передавали по радио, что всего тридцать восемь.
— А я — по Фаренгейту. Так внушительнее.
— Я вижу, вы любите приукрасить.
— А что это вы меня все время порицаете?
— А за что вас поощрять?
Стас горестно покачал головой.
— Все вы такие. Вот если бы вы видели, на каком великолепном белом «мерседесе» я приехал, то, наверное, снисходительнее отнеслись к моим маленьким слабостям.
Девушка засмеялась:
— Вас зовут Макс Цинклер?
— Нет. А что?
— А то, что я как раз сегодня оформила выездные документы Максу Цинклеру из Бремена, которому принадлежит стоящий у подъезда великолепный белый «мерседес», на котором вы приехали…
— Подумаешь тоже. Не белый «мерседес», так голубой «Москвич». Не влияет. Так что поедем весной в Париж?
— Заезжайте следующей весной — поговорим.
Тихонов помахал ей рукой и вышел в вестибюль. Несколько индусов в чалмах сидели в креслах и спокойно покуривали черные сигареты. От палящих лучей солнца огромные стекла-витрины светили яркими прожекторами. Тихонов покосился на индусов и подумал: «Ставлю рупь за сто, что у них в чалмах спрятаны пузыри со льдом…» — и, размахивая пиджаком, пошел на улицу.
Четырнадцать часов
«В квартире 25 проживает гражданка Куликова Елизавета Алексеевна». Хм, проживает! Она-то проживает, это факт. Если бы знать только, кто еще здесь проживает? Тихонов постоял перед дверью с табличкой «25» и, поборов соблазн, вернулся к двери на другой стороне площадки. Рубашка совершенно взмокла и прилипла к лопаткам. Свою замечательную фуражку с буквами МГТС он носил уже под мышкой. Да, жаркий денечек выдался сегодня. Тихонов позвонил в двадцать седьмую квартиру.
— С телефонного узла…
— Заходь, заходь.
Капитан дальнего плавания Стеценко был дома один. Он ходил по квартире в трусах, выглядевших как плавки на его огромном туловище.
— Тебя, часом, не смущает мой наряд? А в общем-то, чего тебе смущаться, я же не баба! Это в ту квартиру — напротив — заходи аккуратно, спроси сначала: «Можно?»
— А что в той квартире?
— У-у, там отличная дивчина живет — первый сорт!
— Ладно, тогда спрошу, — охотно согласился Тихонов. — А что, кроме нее, там некому открывать, что ли?
— Нет. Она одна живет.
— Вот мне давно надо к такой девушке с квартирой посвататься — жениться пора.
— Тут ты опоздал — к ней такой парень ходит, что ай-яй-яй! Пижон! Красавец!
— Ничего, я, хотя и не красавец, по части девушек тоже не промах.
— Да, парень ты хоть куда! Так ты мне скажи, жених: ты насчет телефона или о девушках пришел спрашивать.
Тихонов обиделся:
— Про девушек вы первый начали… А я — насчет телефона.
— Так у меня и нет его вовсе!
— Вот я и пришел вам сказать, что будет!
— А когда?
«Черт знает, когда телефоны им поставят. Видит бог, что я-то насчет девушки пришел… Но больше спрашивать не стоит…» — подумал Тихонов и уверенно сказал:
— После монтажа оборудования… Квартале в четвертом.
В двадцать шестой квартире долго не открывали, потом послышался мальчишечий голос:
— Кто?
— С телефонного узла.
— А нам мама не велит открывать дверь, когда ее нет дома.
— А цепочка у вас есть на двери?
— Есть.
— Ты ее одень, открой дверь и говори со мной через щель.
Тихонов почувствовал, что если сейчас не напьется холодной воды, то просто помрет. За дверью было слышно, как два голоса совещались шепотом. Потом неожиданно щелкнул замок.
— Заходите…
В прихожей стояли два белобрысых мальчугана лет по девяти, такие одинаковые, будто их отштамповали на печатной машине.
Тихонов засмеялся:
— Вы что, близнята?
— Да. Меня зовут Борис, а братана — Женька. Как братьев Майоровых.
— А в хоккей вы играете?
— У-у, еще как! Только мы на «гагах» катаемся. Мама обещала купить в этом году «канады», а все не покупает. И еще — у нас нет своего Старшинова, а то бы мы всем показали! А так нас ребята из дома тринадцать все время несут…
— Возьмите меня за Старшинова, — предложил Тихонов.
— Так вы же большой уже, — сказал тоненьким голоском Женька, отступая на всякий случай за спину брата.
— Ну и что? — удивился Тихонов. — Большие тоже в хоккей играют!
— Так вы не с нашего двора, а подставных нельзя включать, — с сожалением отказался Борис.
— Ребята, дайте попить чего-нибудь, умираю от жары, — попросил Тихонов.
— Идемте на кухню, у нас там в холодильнике есть квас, — взял его за руку Женька.
Окно в кухне выходило на север, и здесь было почти прохладно. Холодный квас, пахнувший черным хлебом, имел вкус счастья. Тихонов присел на белую табуретку, положил руку на плечо Бориса.
— А вы возьмите в команду того дядю, который ходит к вашей соседке — тете Лизе.
— Да он, наверное, играть не умеет. Он, по-моему, как дядя Стеценко — моряк.
— Почему?
— Я у него на руке видел якорь нататуированный. А потом он в тенниске за газетой вниз выходил — у него вся грудь разрисована: парусник целый выколот. Ух, здорово! Только я его уже недели две не видел.
— Что, не приходит?
— Он болеет, — неожиданно сказал Женька.
Борька посмотрел на него удивленно:
— Почем ты знаешь?
Мучительно наливаясь краской, сгорая от собственной решительности, Женька сказал запальчиво:
— Да, болеет! Когда я ночью просыпаюсь и хожу пить, слышно через стенку, как он по кухне ходит: туда-сюда, туда-сюда. И сегодня ночью слышал.
— Э, дружок, может быть, это вовсе тетя Лиза ходит? — спросил Тихонов.
— Не-е, он тяжелый, паркет под ним так и скрипит.
— Какой же он тяжелый, когда он на меня похож? — пожал плечами Тихонов.
— Ха! Сказали тоже! Вы белобрысый, как мы с Борькой, а он черный, с черными глазами, и на голову вас больше!
— Ну, может быть, ты и прав. В общем, маме скажите, что приходили с телефонного узла, смотрели проводку…
— Так вы ж и не смотрели даже!
— Для специалиста, Боря, одним глазом глянуть достаточно. Лучше скажите, почему вы в такую жару не за городом, а в духоте этой сидите?
— А мы через два дня в лагерь на третью смену уезжаем.
— Вместе?
— Конечно. Мы всегда вместе.
— Вот это отлично. Спасибо вам, ребята, за квас, за гостеприимство и вообще за все.
— Не стоит! — дружно гаркнули мальчишки.
Женька добавил:
— Приходите еще, про хоккей поговорим.
— Есть, товарищ Женя. Но впредь, прежде чем впускать незнакомых в квартиру, вы все-таки взгляните через цепочку.
— А-а, ерунда! — махнул Борька рукой. — Мы-то никого не боимся, это мама велит…
Тихонов постоял в задумчивости на площадке, жадно вдыхая пыльный жаркий воздух подъезда. Подошел к двери двадцать пятой квартиры, прислушался. Потом нажал кнопку звонка. Ему показалось, что он услышал короткий, мгновенно стихший шелест. За дверью плавало длинное безмолвие. Он приложил ухо к обивке. Ни звука.
А с другой стороны к двери приник Крот. Он слышал за дверью чужого. У Лизки есть ключ. Хромой и Джага так звонить не станут. Там стоял чужой. Оглушительно громко билось в груди сердце. Крот стоял, скорчившись у двери, судорожно сжимая горячую рукоятку пистолета. Может быть, шарахнуть прямо через дверь?
Чужой потоптался, еще раз загремел над головой звонок… Мгновение, и шаги застучали вниз по лестнице, прочь…
Пятнадцать часов
— Что? Нет, нет, этот вопрос мы решили своими оперативными средствами. Какой? Да, да, человека для связи пришлете вы, мы его обо всем проинформируем… — Шадрин прервал разговор по телефону, вопросительно взглянул на вошедшего в кабинет Тихонова.
— Прошу прощения за опоздание! Задержался в доме Куликовой. Есть интересные сведения: в ее квартире без прописки живет молодой, примерно лет тридцати, мужчина, высокий, сильный, черноглазый брюнет. На груди и руке татуировка. По имеющимся данным, вот уже две недели из квартиры Куликовой не выходит. Человек он, судя по всему, необщительный, никто из соседей с ним не знаком!
— Ну и?.. — Приходько вопросительно посмотрел на Тихонова. Все думали об одном и том же.
— Ну и то, что по приметам очень этот человек похож на Крота! — закончил Тихонов свою мысль.
— Дельно, — одобрил Шадрин. — Принимаем как рабочую версию. Похоже, пора засучить рукава!
— До локтей! — отозвался Тихонов. — Кто тут по купцам тосковал? Ты, Сергей? Так купец, кажется, есть. Да такой, что закачаешься!
— Подожди, — вмешался Шадрин. — Давай по порядку.
— Ради бога. Вчера некая молодая интересная дамочка посетила Балашова на его даче и, видимо, передала ему какое-то спешное сообщение. Сегодня утром Балашов приезжает домой к этой даме. Кто дама? Устанавливаем: парикмахерша Куликова Елизавета Алексеевна. Через полчаса там всплывает еще один, уже совсем новый для нас человек. Балашов, значит, беседует с ним около двух часов. Тут-то и начинается самое интересное! Оказывается, этот деятель разъезжает на белом «мерседесе» с заграничным номером!
