Джеймс Паттерсон - Меня зовут Алекс Кросс
– Извините, сенатор, но свидетельства, которыми я располагаю, говорят об обратном. Цифровое видео. Не хотите ли изменить избранный вами путь?
– Детектив, закрытое совещание началось пять минут назад, и если я не продвину важный закон о воде сегодня, мне придется вообще забыть о нем. Поэтому прошу меня извинить.
– Совещание надолго?
Ярроу вынул из кармана карточку и двумя пальцами протянул ее мне.
– Позвоните Грейс. Мы запишем вас на прием.
Я чувствовал, как воздвигается стена – все выше и выше, все быстрее и быстрее.
ГЛАВА 71
В тот вечер я принес в палату Наны музыку – записи той поры, когда она ходила по клубам с моим дедушкой и друзьями: Бейсик, Сара Воэн, Лена Хорн, сэр Дьюк и великий мистер Эллингтон.
Когда мы сидели у нее, эти записи звучали на ноутбуке Бри.
Джазовые певцы были не единственными знакомыми голосами в палате. Я привел с собой Дженни и Али. В этот вечер сёстры впервые впустили Али в палату. Сидя возле кровати Наны, он держался спокойно и почтительно. Славный маленький мальчик.
– Это зачем, пап? – спросил он меня совсем детским голосом. Он говорил так, когда нервничал и в чем-то сомневался.
– Это сердечный монитор. Видишь линии? Они показывают, как бьется сердце Наны. Сейчас оно бьется ровно.
– А труба зачем?
– Через нее Нану кормят, пока она в коме.
Тут Али произнес:
– Я хочу, чтобы Нана скорее вернулась домой. Хочу этого больше всего на свете и целыми днями молюсь за Нану.
– Скажи ей об этом сам, Али. Нана же здесь. Не стесняйся.
– Она услышит меня?
– Наверное. – Я положил его руку на руку Наны, а свою сверху.
– Говори!
– Привет, Нана! – воскликнул Али так громко, будто Нана была глухая.
– Громковато, приятель, – заметила Бри. – Зато с энтузиазмом. Уверена, Нана услышала тебя.
ГЛАВА 72
Дженни вела себя более сдержанно. Она неловко двигалась по палате, будто не зная, где остановиться. В основном маячила у двери, пока я не позвал ее.
– Иди сюда, Дженель. Я покажу тебе и Али кое-что интересное.
Али вцепился в мою руку, а Дженни подошла и заглянула через плечо. Теснота у кровати была мне по душе: семья сплотилась, готовая ко всему, что может случиться.
Я достал из бумажника фотографию. Это ее я нашел в квартире Каролин и теперь всегда носил с собой.
– Смотрите, это Нана – мама, ваш дядя Блейк и я. Давно, в 1976 году.
– Папа! Ты такой смешной! – Дженни показала на красно-бело-синюю шляпу, надетую на мою африканскую прическу в стиле семидесятых. – Что это на тебе такое?
– Это называется канотье. Было двухсотлетие Америки, и в тот день около миллиона людей надели такие шляпы. Но далеко не все веселились.
– Ой, как жаль! – Дженни смутилась, чувствуя жалость к своему бедному простодушному отцу.
– Так или иначе, – продолжил я, – примерно через пять минут после того, как сделали этот снимок, мимо нас в парадном строю проплыл индейский поплавок, такая большая платформа. С него кидали в толпу небольшие мячи, и мы с Блейком едва с ума не сошли, так старались поймать хоть один. Мы бежали за ними несколько кварталов, даже не подумав о бедной Нане. Ты знаешь, что случилось потом?
Я рассказывал детям, но также и Нане, как мы сидели за кухонным столом, а она стояла у плиты и слушала. Я и сейчас представлял себе, как она стоит там, помешивая что-то вкусное и делая вид, будто ничего не слышит, а тем временем обдумывая, как бы посмеяться надо мной.
– Нана искала нас несколько часов, и уж поверь, когда нашла, нам досталось как следует.
– Она сильно разозлилась? Расскажи! – попросил Али.
– Помнишь, как она рассорилась с нами и на время уехала?
– Ага.
– Ну так еще злее. А помнишь, как некий мальчик, – я ткнул Али в бок, – съехал на пылесосе по лестнице и поцарапал дерево?
Подыгрывая мне, Али открыл рот от изумления.
– Рассердилась сильнее, чем тогда?
– Раз в десять, малыш.
– Так что же произошло, папа? – вступила в разговор Дженни.
Если честно, то Нана для начала дала нам обоим по физиономиям, затем обняла и по дороге домой купила по красно-бело-синей сахарной вате, огромной, как наши прически. Она придерживалась традиций старой школы, во всяком случае, в те времена. Но я не осуждаю ее за взбучку. Порка в те дни была делом обычным. Суровая школа, но со мной это срабатывало.
Я взял руку Наны и посмотрел на нее, такую хрупкую и неподвижную. Она как будто караулила место той женщины, которую я любил так сильно и знал так долго, что даже не помнил, с каких пор.
– Ты сделала все, чтобы нам уже и в голову не пришло еще раз убежать, верно, Регина?
Еще две секунды назад я шутил. Теперь меня охватили такие эмоции, какие скорее всего владели Наной в тот день на параде до того, как она нашла меня и Блейка живыми и невредимыми.
Мной овладели страх и отчаяние, наверное, потому, что я предвидел самое скверное развитие событий. Больше всего на свете я хотел, чтобы вся наша семья снова была вместе – как прежде.
Но я сомневался, что это возможно, и не мог смириться с этим.
«Останься с нами, Нана!»
ГЛАВА 73
Следующее утро началось слишком рано для большинства других детективов, занятых в деле. У меня был список фамилий из записок Николсона, добытых нами в банковской ячейке, а Сэмпсон нашел двадцать два адреса девушек по вызову, в разное время работавших в клубе в Виргинии.
В восемь часов я разослал пять групп, по два полицейских в каждой, на поиски девушек по вызову.
Разыскивали мы ночных птичек, поэтому утро казалось наиболее подходящим временем. Я хотел поговорить с этими девицами, пока перекрестный допрос окончательно все не запутает и не сделает расследование еще труднее.
Сэмпсон попросил нашу коллегу Мэри-Энн Понтано из подразделения по борьбе с проституцией, чтобы помогла нам устроиться в офисе, который делила с группой, занимающейся наркотиками, и согласилась присутствовать при допросе.
К десяти часам мы собрали пятнадцать девиц из двадцати двух, обозначенных в списке.
Я рассадил их по всем комнатам для заседаний, кабинетам дознания, закуткам и даже холлам, поэтому едва ли обрел в то утро друзей среди сотрудников отдела по борьбе с наркотиками. Плохо, конечно, но я не опасался причинить кому-то неудобства.
Помещение превратилось почти в зоопарк, так как я задействовал четырех офицеров, велев им следить за тем, чтобы никто не улизнул. Остальную команду я отправил на поиски оставшихся проституток. Я старался пока не думать, что некоторых из них, возможно, так и не удастся найти.
Допросы начались вяло. Никто из красоток не выказывал мне доверия, в чем я не мог их винить. Мы не скрывали от них подробности убийства Каролин, как и вероятности того, что такая же судьба постигла и других. Я хотел, чтобы эти молодые женщины осознали, какой подвергались опасности, работая на Николсона или кого-то другого в эскортном бизнесе. Я использовал все, чем располагал, чтобы заставить их говорить.
Несколько девушек сразу узнали Каролин на фотографии. В клубе они знали ее под именем Николь, хотя, судя по всему, она посещала его не слишком часто. Она была «милой». И «тихой». Иными словами, они не сообщили мне ничего, чем я мог бы воспользоваться, чтобы найти ее убийцу.
Вместо ленча я обошел квартал, чтобы проветрить мозги, но цели своей не добился. Неужели я зря теряю время? Может, задаю не те вопросы? Или нам следует отпустить проституток и спасти хотя бы часть дня, чтобы заняться чем-то полезным?
Для меня это была обычная проблема: я никогда не умел вовремя остановиться, ибо полагал, что тем самым сдаю позиции. А это я отвергал. Прежде всего потому, что очень живо помнил «останки» Каролин. И опасался, что еще несколько девушек закончили жизнь таким страшным образом.
Я свернул на Третью улицу, но настроение мое ничуть не улучшилось. Позвонила Мэри-Энн Понтано.
– Тебе следует вернуться и еще раз поговорить с девушкой по имени Лорен.
Я ускорил шаг.
– Рыжая, в дубленке?
– Она самая, Алекс. Кажется, у нее восстановилась память. Она расскажет кое-что интересное про одну из исчезнувших девушек, Кэтрин Теннанкур.
ГЛАВА 74
Как и все вызванные в этот день девушки, Лорен Инсли была великолепно сложена и поражала красотой. Когда-то Лорен работала моделью в Нью-Йорке и Майами, закончила институт во Флориде и специализировалась на мужчинах, любителях бойких девушек, лидеров групп поддержки. Николсон, видимо, должен был потрафлять самым разнообразным вкусам, при этом главным критерием отбора стало слово «дорогая».
– Кэтрин умерла, верно? – спросила Лорен, когда я сел напротив нее. – Никто ничего мне не говорит. Вы заставляете нас рассказывать, а сами помалкиваете. Как такое могло случиться?
– Мы сами не знаем, Лорен, поэтому и беседуем с вами.
– Но что вы думаете? Это вовсе не любопытство. Кэтрин была моей подругой, одна хотела стать юристом. Ее приняли в Стетсон, а это хорошая школа.