Николай Леонов - Еще не вечер
Все это вспоминал Юрий Петрович, попивая чай с медом, жалея себя, кляня несправедливость, слепую судьбу-злодейку. Кружка была большая, но чай и время, отпущенное на пустую философию, кончились. Он собрал чемоданчик, оставил записку хозяину – деньги были уплачены вперед, – и с квартиры съехал. Взяв в камере хранения большой, из натуральной кожи, чемодан, Юрий Петрович без парика, очков и зонтика, со смытой с кисти татуировкой, одетый, как человек, прибывший из столицы, где занимает солидный пост, явился в гостиницу и предъявил подлинный паспорт.
Он принял душ, чисто выбрился, протер лицо французским одеколоном. «Теперь, – думал он, – если Толика Зинича и возьмут, то искать начнут старого поношенного уголовника, а отнюдь не респектабельного молодящегося чиновника, который приехал из Москвы лишь сегодня». Администратору, которой он преподнес коробку дорогих конфет и передал привет от Зинаиды Васильевны из «Космоса», Юрий Петрович вскользь сообщил, что приехал поездом, а не прилетел. В общем, он не опасался, что уголовный розыск может выйти на его след, и занялся решением неотложных дел.
Володя Артеменко, как Юрий Петрович и ожидал, выслушал его молча, заверив, что серьезно подумает. «Ловчит, – понял старый бизнесмен, – тянет время, ищет лазейку». Он умышленно сказал Артеменко, что конкретные инструкции поступят позже. Пусть человек обдумает происходящее, поймет безвыходность своего положения.
К убийству Юрий Петрович был готов давно, и вся операция в гостинице «Приморская» уже продумана до мельчайших деталей. Еще лет десять назад через одного шустрого дипломата, сегодня он работает в фирме «Заря», Юрий Петрович приобрел пять капсул с ядом. Как он называется, тем более химический состав его, Юрия Петровича не интересовало. Получив заверение, что на Западе фуфло не изготовляют, не Одесса, и одна капля убивает быка, он заплатил деньги и коробочку с ампулами убрал. Однажды, пожертвовав одной ампулой, он проверил яд на собаке. Проглотив брошенный ему кусок колбасы, пес моментально издох. Штука отменная, решил Юрий Петрович, только слишком быстрая, использовать следует с большой осторожностью.
Он позаботился буквально обо всем. Сначала обработал Артеменко, разъяснил, что если следствие найдет неизвестного физкультурника, то выйдет персонально на него. Володя долго упирался, но в конце концов капсулу взял и сказал, что если Петрович сумеет создать ситуацию, при которой физкультурник сам найдет Артеменко, сам пойдет на сближение, то тогда, возможно, и представится удобный случай.
С Леней Кружневым все произошло значительно проще. Он подбросил на ладони прозрачную капсулу, заверил, что все будет в порядке, и полетел к Черному морю. Сговорились, что Леня сам познакомится с Артеменко, но решающего шага без команды Юрия Петровича предпринимать не станет.
Найти Толика Зинича, напугать прошлым и заставить его сблизиться с Артеменко и компанией тоже большого труда не составило.
Все было готово, когда произошла эта дурацкая история с машиной. Какой-то идиот, либо Леня, либо Володя, а может и его девка, отвинтил гайки, другой идиот попал в ловушку, и произошло крушение его гениального плана. Да еще сыскарь из МУРа объявился, нет ему другого места и времени передохнуть от уголовщины. В эмведевском санатории надо отпуск проводить, лечить надорванное в бессмысленной борьбе сердечко, проверять пульс, давление. И вернуться обновленным к своему любимому труду, получать мизерную зарплату и радоваться, когда поймал карманника или дебила-уголовника.
В общем, весь день Юрий Петрович пребывал в гневе и решал, как встретиться с Володей, который явно выходил из-под контроля. Необходимо его успокоить, снять мандраж и предложить конкретный ход. Ясно, что, будь яд не мгновенного действия, Володя уже угостил бы парня и не мучился угрызениями совести. Артеменко боится оказаться рядом с трупом и попасть в поле зрения милиции, и правильно боится. Однако необходимо историю кончать. Володя и Толик должны исчезнуть. В живых останется лишь психопат Леня. Замаранный в убийстве, он будет молчать, как рыба. Ему надо дать денег, но не единовременно, а определить содержание, хоть Леня и законченный псих, а сообразит, что лично заинтересован в здоровье Юрия Петровича.
Спал он прекрасно, поднялся бодрым жизнерадостным и тут же позвонил Зиничу.
– Слушаю, – глухим голосом откликнулся Толик.
– И прекрасно, мальчик, – сказал Юрий Петрович, – станешь слушаться, будешь жить на свободе долго и красиво. Я говорю из Москвы.
– И черт с тобой, старый хрен, я уматываю, – зашептал Толик. – Тут совсем плохо стало, твой земляк копает, мне ждать нечего.
– У тебя здоровые инстинкты, мальчик, кому в зону хочется? Ты будешь сидеть тихо, кушать и пить в «Приморской», в той же компании и получишь за это деньги. Завтра в восемь утра я тебе позвоню. Если телефон не ответит, отобью соответствующую телеграмму, – пока в уголовном розыске товарищи зарплату получают, мне самому тебя искать недосуг. Ты меня понял?
– Ну? – прошептал Толик.
– Не слышу?
– Понял! Шучу я, нервы.
– У всех нервы, будь здоров. – Юрий Петрович положил трубку тут же набрал номер Артеменко и, когда тот ответил, сказал коротко: – Володя жду тебя у входа на центральный рынок.
Ветер погнал тучи, выглянуло солнце. Люди высыпали из гостиниц и санаториев, как по команде.
Юрия Петровича хорошая погода устраивала. Хотя он, как и легендарный предок, «не любил большие скопления честных людей в одном месте», тем не менее, лучше затеряться в толпе, чем наслаждаться опасным одиночеством. Он перекинул пиджак через руку, ослабил узел галстука и прогуливался у «Приморской» поджидая своего лучшего ученика.
Юрий Петрович не проходил специальной подготовки и не был знаком с работой спецслужб, однако не желал встречаться с Володей, если последний прибудет в сопровождении. За физкультурником наблюдали, могут интересоваться и Артеменко.
Володя вышел из гостиницы, был, как всегда элегантен, кремовые брюки, ботинки в тон, фирменная белоснежная рубашка. Юрий Петрович смотрел на ученика с легкой завистью. Умен, осторожен, не жаден, жить умеет, очень жаль, что ему придется умереть так рано. Когда Артеменко, обогнув здание гостиницы, направился к центру, Юрий Петрович следом не пошел, а внимательно присматривался к окружающим. Ему повезло, к гостинице подъехало такси, высадило пассажиров. Юрий Петрович сел в машину, обогнал Артеменко на несколько кварталов, дал шоферу десятку и попросил подъехать через час. Он не подошел к Володе ни у входа, ни на самом рынке, выжидал. Лишь когда Артеменко, купив цветы, направился назад, к гостинице, Юрий Петрович пересек ему дорогу, сел за столик открытого кафе и заказал мороженое.
Володя сел рядом, тоже заказал мороженое, молчал, разглядывал проходивших мимо женщин.
– Наконец-то погода наладилась. – Юрий Петрович отметил, что ученик осунулся, под глазами тени, пальцы слегка дрожат. – Тебе надо позагорать, возраст проступает, пьешь наверняка.
Артеменко достал из заднего кармана фляжку, сделал несколько глотков.
– Сердишься. Я же тебя не контролирую, помочь хочу, потому и болтаюсь в городишке вторую неделю. Кто машину испортил?
– Раньше не знал, теперь думаю, что ты, – ответил Артеменко. – Сдается, я тебе больше мешаю, чем этот придурок.
– Ясное дело, я тебя в Москве не мог достать, надо за тысячу с лишним верст вывезти. Ты из-за своей девки по фазе двинулся. Не можешь сообразить, как заставить Зинича лекарство принять не в гостинице, а у себя дома, так и скажи. Спроси у старших, они тебе разумным советом помогут.
Гуров заснул, когда уже начало светать. А в семь его уже разбудил телефонный звонок.
– Нет, – сказал Отари. – Люди работали вечер и всю ночь, твой с зонтиком, видно, улетел. Зинич никуда не бегал, к восьми отправился в санаторий.
– Собери ребят у себя дома, я приеду, – Гуров сел, ему казалось, что за левым ухом прилепили нечто тяжелое, плечо ныло.
– Ты мне не веришь?
Гуров услышал в голосе майора обиду и разозлился.
– Как оперативника я тебя мало знаю. То, что могу сделать я, ты сделать не можешь.
– Нехорошо говоришь.
– Да, дорогой, я умру не от скромности. Ты втянул меня в историю, терпи, собери людей, приготовь мне кофе и жди.
Гуров брился, рассматривая себя в зеркале. «Что со мной? – рассуждал он. – Совести меньше стало, а наглости прибавилось? Переродился в максималиста. Кратчайший путь к цели есть прямая, укладывай рельсы, катись, и не важно, если раздавил чье-то самолюбие. Ты стремишься совершить большое добро, и маленькое зло тебе простят?» Он критиковал себя, урезонивал и стыдил и не замечал, что не становится добрее и снисходительнее, а наливается упрямством и злостью. – «Почему Отари думает только о себе? Веришь – не веришь, что за детские игры? Пока мы выясняем отношения, прикончат человека».
