Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий

Она глянула на часы, заторопилась:

— В общем, удачи, — и прошмыгнула прочь.

…Григорий Саныч оказался плотным, улыбчивым, очкастым крепышом, со светлыми северными глазами и носом, свернутым набок, вследствие чего отчетливо гундосил. Менее всего походил он на носителя внушительного титула, красовавшегося на табличке служебного кабинета. Усадив Акимова, налил чаю и пригласил: «Рассказывайте». Слушал внимательно, не перебивая, вопросов не задавал, лишь что-то быстро чирикал в блокноте и лишь однажды влез в сейф, из которого вылез уже с конвертом в руках. Когда Сергей иссяк, товарищ Богомаз протянул ему несколько фото:

— Гляньте, Сергей Палыч, есть что общее? Понимаю, что смотреть тут особо не на что, на этом участке путь идет под горку, удар был сильный. Грубо говоря, в лоскуты. Но все-таки.

Смотреть было на что, хотя совершенно не хотелось. Да и лица, строго говоря, не было: месиво сплошное, осколки костей да остатки волос.

— Боюсь ошибиться, — признался Акимов, — и не разглядывал я пристально, что в глаза бросилось. Родинка надо ртом и на шее, только и заметил… вот тут вроде есть, хотя, может, пыль на объективе?

Григорий Саныч, кивая, снял очки, принялся протирать:

— Знаете, мне этот Яковлев тоже не показался. Сослуживцы тет-а-тет признают: снабженец до мозга костей, скобарь скобарем, как пошил пальто до войны, так из него не вылазит. Соседи вторят: прижимистый, хитроумный, за копейку удавится.

— Расточительный хозяйственник — это как-то…

— Вы правы. Но и с делом о пропаже не показалось вам, что нарочито все, вот это нытье его, жалобы, показная беготня по моргам, покатушки по станциям — дивитесь, как я переживаю, аж весь извелся. Ныл, все ноги стоптал, на каждой станции в обе стороны ветки выходил и местным фото показывал…

Григорий Саныч принялся тереть свой и без того кривой нос, в результате чего кончик его, бульбой, смешно покраснел:

— Как товарищ Станиславский говорил: не верю. Что там у вас с бухгалтерией вэ-чэ — не знаю, но вот выгоду от пропажи Галины он поимел немалую.

— Какую же?

— Осязаемую, материальную. Ведь скончалась и теща — после происшествия старушке-сердечнице много не понадобилось, — он получил в единоличное пользование роскошную жилплощадь.

— Даже так.

— Да. Семейство это, Шамонай, птицы высокого полета, заслуженные люди: отец был генерал Генштаба, мать — доктор медицины. Сам же Яковлев — так, интендант с красной корочкой, административно-хозяйственное управление. Эдакий мезальянс, и сразу возникает подозрение: не пожелал ли голодранец пристроиться в хорошую семью?

Гриша надел очки, достал пачку, предложил Акимову. Закурив, принялся ходить туда-сюда по кабинету, раскачиваясь, как на палубе:

— И вот иные фактики. Две с половиной тысячи, снятые на шубку, якобы пропали вместе с Галиной — и столько же внесены, по ценному свидетельству вашего знакомого, безутешным супругом в сберкассу на окраине. Причем на следующий же день после пропажи жены.

— Как-то не вяжется.

— Подмывает картину невыносимых страданий по случаю пропажи любимой. А вот есть еще момент: спрашивается, зачем далеко? На Мещанке есть сберкасса, в следующем доме.

— Заначивает?

— Зачем же? Ни жены, ни тещи уже нет, так от кого пытается скрыть?

В задумчивости следователь Богомаз принялся пускать колечки — одно, второе, третье, четвертое, наконец, — разогнал ладонью, точно устыдившись легкомысленного занятия:

— А если к тому же представить, что он и на другие станции катался не только за тем, чтобы местных порасспросить, а заначки распихать?

— Эдакий хитрый жук.

— Идем дальше. Официально Галина — домохозяйка, вы знали об этом?

— Да.

— Одновременно некий товарищ снабженец Кузнецов секретно признается, что она, во-первых, является счетоводом увээр номер семь, во-вторых, по совместительству и любовницей ее казначея. Первая моя версия и подразумевала, что Галина сбежала к любовнику: все-таки с мужем более двадцати лет разницы, а женщина она видная. Если бы не вдовела, то вряд ли у Яковлева были шансы, а?

Акимов невольно улыбнулся:

— Побитый молью товарищ, но не знаю, Григорий Саныч, я не по этой части, у женщин надо спрашивать. Доложил, что своими ушами слышал.

— Итак, Галина имеет связь на стороне, причем, по вашим словам судя, не одну. Значит, вроде бы звучит тема с убийством из ревности. Правда, в таком случае возникает сомнение такого рода: ревнивцы крайне редко пытаются уничтожить труп. Обычно такого рода мотив подразумевает аффект и помрачение, согласны?

— Согласен, — с пониманием дела кивнул Акимов.

— А тут можно предположить и хладнокровную инсценировку самоубийства, и даже мотив звучит новый… Заинтриговали вы меня, — признал собеседник и даже руки потер, — каков треугольничек получается: муж — комитетчик-снабженец с крупным вкладом, одним как минимум, жена — дочь офицера Генштаба, подпольный счетовод и любовник ее, самоубийца, казначей управления военстроя, который, как вам подсказали, в прошлом имел немалый опыт по подделке документов и печатей.

— Квадратик, — поправил Акимов, — плюс нынешний снабженец и бывший командир части Кузнецов.

Гриша аж руки потер:

— О как. Поворотец.

— Скажите, как фамилия обходчика, который останки нашел?

— Машкин, Иван Миронович, участок двадцатого километра. Что, пообщаться желаете?

Акимов скрипнул зубами:

— Желаю, но не пообщаться.

«Сволочь Машкин. Я же лично фото Галины показывал, тот клятвенно утверждал, что в глаза не видел, зараза».

— Понимаю, — кивнул Григорий Саныч, поднялся, протянул руку, — полагаю, что оснований более чем достаточно: отряжу сейчас группы и на Мещанку, и на работу. Брать его пора, он мне изрядно наскучил.

— Для суда, считаете, будет достаточно?

— Нет, — признал Богомаз, — и отсутствие трупа создает проблемы в самом факте ее убийства. Может, она сбежала с каким-то третьим любовником, кто ее знает? В любом случае, Сергей Палыч, огромное человеческое спасибо. Эти вот детальки — любовники, денежки, в кассу внесенные, покойный казначей Павленко-махинатор, — уже что-то, а никак не мои домыслы и личные антипатии. Опираясь на это, можно попытаться.

Сергей для порядка заметил:

— Да чего там, это Катерина все.

— Между прочим, как там красавица наша? — улыбаясь, спросил Богомаз. — Мерзавка, такой талант в землю закапывает. Лучшая же голова на курсе.

— Нормально все, жива-здорова, — осторожно заверил Акимов и смутился (откуда ему знать, что имеет в виду товарищ следователь?).

— Ну это главное. — Подписывая пропуск на выход, Богомаз попросил оставить телефон для связи, на всякий случай, и дал свой прямой, пригласив звонить по любому поводу: — Елисеевой поклон.

…На следующее утро Сорокин выдал сотрудникам новую ориентировку:

— «Разыскивается по подозрению в совершении тяжкого преступления Яковлев Владимир Викторович, 1900 года рождения, русский, роста выше среднего, сутулится, носит очки, лоб высокий, залысины» и тэ-дэ, и тэ-пэ… Хотя, надо полагать, вам эти приметы и без меня известны, так — не так? — как бы мимоходом спросил капитан, вперяя в Акимова взгляд, пронизывающий до печенок.

Остапчук невольно выручил: вчитавшись в описание, присвистнул:

— Серега, так это не тот перец очкастый, якобы из госбезопасности? Который с деньгами и в шляпе.

— Да? — осторожно спросил Акимов. — Какое совпадение.

— Бывает, — клацнул Сорокин, но более ничего не сказал.

Глава 9

Настроения никакого не было вылезать из дома на ночь глядя, но Оля настаивала. Колька, оказывается, тоже не в форме, уработался, бедолага, а дочка чуть не плакала:

— Неужели ж пропадут билеты? Мам, премьера же! Мам, Малый театр! Жаров, Ильинский, Пашенная!

И пошло-поехало. Понятно все, что Малый, что театр, но ведь так устала, сил нет. Поваляться бы на диванчике, успокоиться, навести порядок в мыслях. Увы, дочь была неумолима, а просто так, без веских оснований отказываться от культурной программы как минимум непедагогично.