Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий

Остапчук вздохнул. Всегда Серега норовит не с той стороны подойти к проблеме. Впрочем, технологию укрощения начальства Иван Саныч освоил в совершенстве: надо лишь кивать, травить байки из своей насыщенной практики, да поярче, чтобы аж челюсть у него отпадала, и с умным видом писать хотя бы по одной бумажке в день.

9

Яшка ошибочно полагал, что если тихо проникнуть в общагу и залечь в койку, то никто ничего не заметит. Расчет не оправдался. Стоило отмыться в тазу, с грехом пополам оттереть запекшиеся сопли-кровищу и замочить одежу, которую как будто кошка с помойки приволокла, как немедленно появилась эта, комсорг Маринка с говорящей фамилией Колбасова.

Вечно она колбасилась по всей фабрике, не давая людям дышать, ни с кого не спуская глаз. С чего она вязалась к нему, некомсомольцу, он не понимал и серьезно подозревал, что Маринка просто сживает его со свету. Правда, на этот раз она почему-то не заорала, как обычно, а просипела, как пробитая камера:

– Канунников, – и Яшка изумился: надо же, оказывается, и его фамилию прошипеть можно, – у тебя прогул, два дня!

Анчутка вяло сделал вид, что ужаснулся:

– Неужто?

– Требую объяснений. На каком основании?

– Захворал я, – заявил он, томно глядя в потолок.

Маринка с подозрением потянула курносым носом, но Яшка не испугался. Ничем особо он не рисковал, ведь после ночных приключений, употребленной полбуханки да потасовки и духа хмельного в нем не осталось.

– Знаешь ли, Мариночка, в сердцах так и давит, что даже в ногу отдает, правую.

Он потер указанную конечность. Въедливая девка, фыркнув, указала на свою коленку, круглую, как фонарь.

Яшка не понял, в чем дело.

– Что? – спросил он с недоверием и подумал: «Как, и эта туда же? Заигрывает?»

– Вот это правая, тундра ты уральская, – просипела Маринка, тыча пальцем в ногу. – Эта!.. Немедленно вставай на проработку.

– Не могу я, Мариночка. Помираю, – простонал Анчутка и пообещал: – К утру кончусь.

– Вставай, говорят тебе. Вышвырнут тебя с работы с волчьим билетом по статье – допрыгаешься. А ну пошел!

Уже совершенно невежливо скинув его с койки, влезла в чужую тумбочку, вынула одежу и чуть ли не как пупса целлулоидного принялась одевать.

– Да ты сдурела совсем! – возмутился Яшка, прикрываясь. – Что я тебе?..

– Это я тебе! – пообещала Маринка. – Сорок пять секунд у тебя, а потом на проработку! И очень не советую опаздывать!

Вышла, грохнув дверью. Анчутка, вздыхая, принялся собираться. Вот она, оседлая жизнь…

…Яшка, смирно сложив руки, сидел в «позорном» углу. Вид у него был показательно-сокрушенный, и он никак не мог понять, за что ему такая честь: быть прорабатываемым комсомольским активом.

Он-то уже губы раскатал: просто вызовут в кадры, сунут в зубы трудовую книжку – и гуляй на все четыре стороны без выходного пособия. Снова воля вольная.

«А тут нудят, нудят, тянут волынку – ну как самим не надоест? Неужто вздумали за меня того… бороться? Тогда крышка. Завоспитают».

Докапывался кадровик Лебедев:

– Что делать-то будем, Канунников? Неужели увольнять?

Анчутка горестно развел руками: мол, ничего не поделаешь, придется. Увольняйте.

– …а ведь парень-то ты неплохой, развитой, старательный, – докучал Марк.

Вторила Маринка Колбасова:

– Доверяют тебе такое ответственное дело, от тебя ж люди зависят! Сначала прогул, потом вредительство!

Кивая болванчиком, Яшка то ли мечтал, то ли тосковал: «Да вышвыривайте уже, и не будет тогда никаких бед и вопросов: не сам с работы ушел, погнали как недостойного – я и пошел…»

Мысли его обратились к хорошему, от предвкушения которого под ложечкой приятно засосало. Быстрые, радостные сборы, Три вокзала, пара пива на дорогу – и ту-ту куда глаза глядят!

Перед глазами уже маячил цветущий Кишинев, дышали жарким маревом степи украинские до горизонта, загадочно мерцали хрустальные прозрачные латвийские озера и метались зайчики среди светлых сосновых лесов. Вспомнилось, как прекрасно было греть замерзшие за ночь пятки в ласковом Черном море, вгрызаться в недоваренную ворованную молдавскую кукурузу, жмуриться на закат с левого берега Дона, ловить вот такенных раков!

Вот, оказывается, сколько чудес было в его жизни, сколько райских мест были его собственными (раз уж никто более на них не претендовал). Все эти красоты продал он за миску жидких щей, койку с панцирной сеткой… и плаксу Светку.

– …и в особенности моральную распущенность!

Яшка очнулся.

– Это с чего?

Слово взял комендант общаги, самый осведомленный в этой сфере Анчуткиной жизни:

– А вот с того! Что, скажешь, нет? Прописался на девчачьей половине, а куры эти и рады! Кудахчут вокруг, хлопочут, откармливают-отглаживают. Вон морду-то какую отожрал…

Лебедев призвал к порядку:

– Иваныч, ты все-таки повежливее.

– …как на курорте! – твердо закончил комендант. – Вот как бы с этого курорта не случилось бы аборта. Знаем мы эти вежливости.

– Еще вот намедни Анна Филипповна приходила, Приходько, – подхватила Колбасова, – да наговорила про него такого…

– Ну мало ли она скажет, – прервал кадровик. – Ты-то лично сам что предлагаешь, Илья Иваныч?

– Как это что? – удивился комендант. – Вышвырнуть. А перед тем – уволить за прогул, по статье то есть, пусть в скотники идет, коровам хвосты крутить. Насчет закона вы ж сами подтверждаете – есть все основания.

«Ну же, ну!» – Яшка уже чуть не подпрыгивал, ощущая жжение в пятках. Однако тут подала голос Анчуткина начальница:

– Уволить проще всего, Илья Иваныч. Он только рад будет. А вот перевоспитать – задача куда труднее.

Вечно она все наизнанку выворачивает.

Антонина Сергеевна была женщина тихая, очень строгая и во всем очень точная, как ее секундомер, и иной раз она пугала Яшку каким-то нехорошим, нездоровым умением проникать в суть процессов и вещей.

– Я голову даю на отсечение, что данный молодчик спит и видит, как бы его уволили, пусть и по статье. Сам он не решается уйти, поскольку его все устраивает: зарплата хорошая, работа непыльная, крыша над головой, но при этом наблюдаются, как бы это сказать помягче… – На этом месте она изобразила нечто вроде улыбки: – Недоразвитость, незрелость и тяга к приключениям.

– Что же предлагаете вы, Антонина Сергеевна? – поинтересовался Лебедев.

– Я бы высек, – вставил комендант Илья Иваныч.

– Права не имеете, – уверенно заявил Яшка, ощущая, однако, что «хвост» позорно поджимается.

– А что тебе, талоны на повидлу? – спросил комендант.

Антонина Сергеевна же, дождавшись, пока иссякнут аргументы и контраргументы, продолжила:

– Полагаю, что необходимо, во-первых, вынести строгое предупреждение…

– Сто первое китайское, – вставил комендант, но, уловив укоряющий взгляд Антонины Сергеевны, сконфузился.

– Во-вторых, дать возможность товарищу Канунникову проявить себя на общественной работе.

– Вот так-так, – разочарованно произнес Иван Ильич. – Такому-то балбесу!

– Тут такого рода соображения. Вы вот, товарищ Лебедев, сформировали дружину…

У Маринки от возмущения даже голос прорезался:

– Это же только для комсомольцев, к тому же по рекомендации! Кто за него поручится… за такого-то!

– Вот и будет дополнительный воспитательный момент, положительный пример перед глазами. Товарищ Канунников, несмотря на расхлябанность, тянется к порядку. Он хорошо справляется с работой, когда есть на кого равняться. Вот и возьмете на буксир. Пусть берет примеры и растет.

– Генеральную линию я не оспариваю, Антонина Сергеевна, – проговорил Марк. – И все-таки нарушителя трудовой дисциплины в бригадмил? Кто знает, что ему в голову взбредет…

Тут Антонина Сергеевна впервые проявила признаки нетерпения:

– Мне, что ли, Лебедев, читать вам лекции по трудовому перевоспитанию? Идите в библиотеку и возьмите книгу Макаренко. Якова я наблюдаю уже давно и могу с уверенностью сказать: если парня не хотим потерять – надо с ним работать, поставить его в такие условия, чтобы он осознал свою необходимость, незаменимость, роль в построении нового светлого будущего…