Бумажные души - Сунд Эрик

– На площадке недалеко от дома Лолы обнаружили мертвую девушку, мы опрашивали соседей, – пояснила Оливия. – Обошли квартир тридцать, у Лолы тоже были. Мы оставались там очень недолго, но я все хорошо запомнила. Сыновья тогда жили с Лолой. – И Оливия прибавила, что на холодильнике висели детские рисунки.

– Ладно, – прошептала Жанетт. – Но если снова решишь сказать что-то подобное – предупреди меня.

Они вернулись на кухню и сели.

– Что-то вы, Томми, задумались, – заметила Жанетт.

– Просто странно как-то, что…

– Не так уж и странно, если подумать, – перебила Оливия. – Лола была наркоманкой, а мы ежедневно имеем дело с людьми вроде ее знакомых. Возможно, я видела ее уже после того вечера, когда мы опрашивали соседей.

Оливия сделала короткую паузу, во время которой Жанетт изучала лицо Томми. Серые глаза, в одном лопнул сосудик. Томми хранил все тот же высокомерный вид, но Оливии удалось завладеть его вниманием. Помолчав, Жанетт сказала:

– Кажется, у вас с Оливией есть кое-что общее. Вы замечаете людей, далеко не главных персонажей, и невольно запоминаете лица. Вы встречали Владимира, но не можете вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Не торопитесь… А теперь я хотела бы поговорить о Лоле.

– Понятно. – Томми Юнгстранд громко вздохнул. – Что вы хотите знать?

– Все, – с улыбкой ответила Жанетт.

Глава 20

Семь лет назад

Когда полицейские ушли, Лола Юнгстранд приоткрыла дверь в комнату Беньи. Мальчики с пультами в руках сидели на кровати, сосредоточенно глядя на монитор, где Бэтмен и Робин – оба в образе человечков “лего” – спасали мир. Сыновья не заметили Лолу; она тихо закрыла дверь и пошла на кухню варить кофе.

Лола достала молоко, закрыла холодильник и какое-то время постояла перед ним, глядя на рисунки Беньи и Якоба. Палка-палка-огуречик, головоногий человечек, шишки и листочки. Мальчишки рисовали неохотно, что карандашами, что красками, она их практически заставила, и по рисункам это было видно.

Оставив пыхтевшую кофеварку на кухне, Лола зашла в спальню и открыла дверь платяного шкафа. На самой верхней полке, за вязаными свитерами, хранилась небольшая картонная коробка. Лола достала ее и перенесла на кровать. Немного защекотало в носу: предвестие скорых слез. Лола села на кровать и открыла коробку.

Дочь любила рисовать. Свой последний рисунок она сделала незадолго до исчезновения. Самый верхний рисунок в коробке с воспоминаниями. Еще немного – и ему будет ровно восемь лет. Счастливое головоногое семейство. Две большие фигуры и одна поменьше.

Мама, папа, ребенок.

На рисунке была подпись: “Мелисса, 3 года, 14 декабря 2004 г.”

А через два дня разверзся ад.

Глава 21

Бергсхамра

Квартира Юнгстранд простояла опечатанной две сухие, невероятно жаркие летние недели. Клей на ленте заграждения высох, и она безвольно висела на двери.

На лестничной площадке было душно и пыльно, и пока Оливия убирала ленту, Олунд ощутил привычное першение в легких – он еще не до конца разделался с гриппом. Олунд откашлялся в сгиб локтя и достал ключи.

Двадцать минут назад они сидели на кухне у Томми Юнгстранда и слушали, как тот излагает историю своих отношений с Лолой, начиная со знакомства в ресторанчике и заканчивая разводом, имевшим место двенадцать лет назад, и сложностями с опекой.

У Лолы выдавались относительно светлые периоды, когда она воздерживалась и от бутылки, и от таблеток, но чаще всего ее жизнь была похожа черт знает на что. Никаких диагнозов Лоле не ставили, но картина показалась Олунду знакомой. Из рассказа Томми он сделал вывод, что речь о синдроме дефицита внимания. Он такое проходил с одной своей бывшей.

Лола была умной девочкой, которая плохо училась. После школы она никуда не поступила, а когда – что случалось редко – ей удавалось устроиться на работу, работа ей быстро надоедала. Лола брала больничный или просто не являлась на рабочее место. Может, это и не было признаком СДВ, как у бывшей подружки Олунда, но Лола все же приобрела печальную славу человека ненадежного.

Олунд отпер дверь и следом за Жанетт и Оливией вошел в квартиру.

Его сразу поразило, как здесь темно и мрачно. На улице светило солнце, окна имелись в комнате слева, в гостиной и в кухне в правой части квартиры, но свет не доставал до потертых обоев прихожей. Когда-то стены, вероятно, были белыми, но теперь пожелтели от сигаретного дыма, а гипсокартон усеивали рваные дыры из-под шурупов. Множество пятен и брызг разных оттенков бурого, расшатанные выключатели. Картинка на стене рядом с дверью ванной – залитый солнцем деревенский двор – казалась попавшей сюда по ошибке.

В открытую дверь Олунд увидел ванну, где нашли Лолу. Олунд еще слишком хорошо помнил фотографии с места преступления, и его замутило.

Лола распухла, бледная до голубизны кожа походила на губку, а изо рта на подбородок и шею стекала желтая слизь. Эти снимки и близко не напоминали фотографии в паспорте и на водительских правах. У Олунда в голове не укладывалось, что это одна и та же женщина.

Жанетт достала составленный криминалистами список всего, что имелось в квартире, а значит, список оставшегося после Лолы наследства. Приступая к осмотру, Олунд беззвучно вздохнул. Начали они с кухни.

Дешевая посуда и кухонные принадлежности из ИКЕА, низенький и шаткий раскладной стол. На столе стопка счетов и напоминаний от судебного пристава – ко всему этому Олунд большого интереса не проявил.

Жанетт стала читать список вслух.

– Пластмассовый контейнер с открытками. – Контейнер обнаружился на разделочном столе, и Жанетт кивнула Оливии: – Проверишь?

Гостиная производила более приятное впечатление. На стене над мягким уголком висели школьные фотографии сыновей Лолы и Томми. Два мальчика с пушистыми светлыми волосами и улыбками на круглых лицах сфотографировались, когда их мама была еще жива.

Олунд подошел к балконной двери. Два пластмассовых стула, столик для пикника, два пустых цветочных горшка. Пластиковый пакет с пустыми винными бутылками. На столе – кружка из-под кофе, которую кто-то использовал в качестве пепельницы. “Ну и убожество”, – подумал он.

– Проверишь книги? – Жанетт указала на стеллаж. – Вряд ли “Север” этим озаботился.

Жанетт ушла осматривать две смежные спальни – они, видимо, принадлежали мальчикам – а Олунд подошел к стеллажу. На полках стояли сотни книг. Олунд начал с верхних. Он раскрывал книги, переворачивал их, проводил пальцем по обрезу. В основном художественная литература – по большей части детективы и любовные романы, но попадались и биографии, и книги по саморазвитию. Из одной выпал листок, и Олунд подобрал его с пола. Пожелтевший чек на пачку сигарет, пакет чипсов и упаковку из шести банок пива, купленных в “Коопе” в центре Бергсхамры. Олунд отложил чек в сторону.

Он продолжил просматривать книги, которые Лола Юнгстранд читала в свободное время. Потому что она, судя по закладкам, действительно читала почти все эти книги. Здесь были и магазинные чеки, и обрывки газетных страниц, и рекламные листовки – все, что оказывалось под рукой. Если же под рукой не оказывалось ничего, Лола просто загибала углы страницы, и Олунд отметил, что она загибала страницы снизу, а не сверху, как делает большинство.

На одной из полок обнаружились несколько книг, которые, в отличие от остальных, не стояли, а лежали. Шесть книг Пера Квидинга, из которых одна была представлена не менее чем в трех экземплярах.

“Интересно”, – подумал Олунд. Ему нравились книги Квидинга, и он с большим интересом прочел почти все. Квидинг не боялся принимать свои слабые стороны, и у него был хороший язык.

Олунд вытащил самую потертую книжку и тут же заметил, что в ней полно закладок – и бумажек, и загнутых уголков.

Перу Квидинга принадлежали не меньше пятнадцати книг, но именно это название Олунд видел впервые.

На обложке было изображено стилизованное детское лицо, через которое шла полоска бумаги, на которой значилось: “«Жизнь и смерть Стины», пилотный экземпляр”.