Фридрих Незнанский - Заложники дьявола
Вот так он много лет назад и переступил впервые порог этого роддома, о чем вряд ли бы вспомнил, если бы не Иришка… Помнится, он и тогда провел целую ночь в коридоре: брал измором тогдашнего главврача, который поначалу категорически не допускал его к пострадавшей. Встреча состоялась только через день. И Александр Борисович навсегда запомнил и имя девушки — Ольга — и ее миловидное простенькое личико с большими, бархатно-карими, перепуганными глазами.
Поначалу он боялся, что разговорить несчастную девушку ему не удастся. Однако Ольга оказалась далеко не такой слабой и беззащитной, как ему показалось на первый взгляд. А главное — вполне толковой девчонкой, способной внятно изложить случившееся с ней.
Как выяснилось, в тот вечер Оля, большая поклонница цирка, была просто счастлива, поскольку, отправившись в Новый цирк, как называли тогда цирк на Вернадского, отправившись просто так, «на авось», очень удачно купила с рук билет на вечернее представление, без всякой наценки. Да еще в первом ряду! Решив, что день удался, она решила дождаться представления прямо там, погуляв вокруг метро «Университет» и вокруг самого цирка. Так и сделала! А потом было само представление, как выразилась Ольга: «Просто шикарное!»
Особенно понравилась ей клоунская пара — Белый и Рыжий, уморительные коверные, работавшие, как позднее выяснил Турецкий, в традиционном стиле: Белый — умный удачник, Рыжий — глупый и неудачливый, которому достаются все главные пинки, пощечины и прочие неприятности…
Представление завершилось поздно, и девушка с некоторым сожалением покинула цирк. Никто ее не встречал, так же, как и дома тоже никто не ждал: замужем она не была, ребеночка решила родить «для себя», поскольку к имеющимся в наличии двадцати восьми годам личная жизнь не сложилась. Оля понимала, что на красотку она не тянет, тем более «с животиком», который уже успел обозначиться вполне недвусмысленно. И поэтому немного удивилась, когда этот мужчина подошел к ней — точнее, нагнал.
— Знаете, — рассказывала затаившему дыхание Турецкому Ольга, — мне почему-то показалось, что он музыкант из цирка…
— Почему все-таки?.. — поинтересовался тот.
— Ну… У него в руках был такой футляр, похожий на тот, в котором музыканты носят свои инструменты… И потом говорил он в основном о цирке. Вначале спросил, люблю ли я цирковое искусство, потом — какие именно жанры мне больше всего нравятся… А уж после набился проводить меня до метро. Очень вежливый, повсюду пропускал меня вперед…
Возле метро, в пустом переходе, ее и нашла в ту ночь загулявшая молодежная компания. Ольга лежала в неловкой позе на боку, с окровавленным затылком… Ударил ее убийца один раз, не добил, скорее всего, потому что ему как раз упомянутая компания и помешала…
— Как получилось, что вы оказались с ним в этом переходе одни? Ведь, насколько понимаю, после завершения спектакля на улицу вывалилась целая толпа? — поинтересовался Турецкий.
Ольга немного смутилась:
— Понимаете, он так интересно говорил о цирке, про Никулина рассказывал, поскольку был с ним знаком… Мы довольно долго вначале стояли с ним, потом немного посидели на какой-то скамеечке, а уж потом он вызвался меня проводить…
В общем-то, все остальное было делом техники, несмотря на то что описание убийцы, которое дала девушка, ни с одним артистом циркового коллектива никак не совпадало. Но Турецкий не унывал, всей шкурой чувствуя, что находится на верном пути и памятуя о том, что ничто так не камуфлирует подлинную внешность, как цирковая маска… Вот тогда-то и назвал он про себя это дело «Вива, Кальман!» — помня о прогремевшем на весь мир клоуне-убийце и обожаемой им, абсолютно запрещенной в те времена рок-группе «Агата Кристи», сочинившей песенку с таким названием…
Тогда пригодился и анализ сводок по стране: выяснилось, что многочисленные нераскрытые убийства в других городах, совершенные тем же странным орудием, совпадали с цирковыми гастролями. Проанализирован в следующую очередь был состав трупп, формировавшихся тогда как сборный пирог — с бору по сосенке. Каждый раз гастрольный коллектив менял свой состав при переезде в следующий город. И — вот что значит интуиция! — в «сухом остатке» в итоге оказались всего четверо цирковых, побывавших во всех интересующих Турецкого городах, пострадавших от маньяка, двое из которых были упомянутые Ольгой Белый и Рыжий коверные!..
Говорят, знаменитый убийца Кальман выступал в качестве Белого клоуна. Его российский аналог оказался Рыжим. А в качестве орудия убийства и впрямь использовал почти настоящую булаву, сделанную на заказ в качестве бутафорской для какого-то номера, но при этом совсем-совсем не бутафорскую…
Да, воспоминания о том давнем деле вряд ли были способны улучшить настроение «важняка»… Разве что в той их части, которая касалась несостоявшейся жертвы: своего ребенка Ольга тогда сумела сохранить…
В самом мрачном расположении духа, ощущая себя так, словно его рабочий день был не впереди, а уже позади, Александр Борисович глянул на часы и, поняв, что опаздывает не только к летучке у Меркулова, но и в принципе опаздывает, двинулся к парковке, располагалась которая рядом с больницей, не через огромный двор, а по тропинке, пересекающей больничный сад. Вела она к задней, не всем известной калитке и выходила прямехонько к тому месту, где его ждал «Пежо».
Подумав, он на ходу набрал на мобильнике номер Меркулова.
— Костя, привет, — буркнул Александр Борисович, услышав голос шефа. — Извини, я немного задерживаюсь… У Ирины был приступ… Нет, я еще здесь, в больнице… Вызовешь вместо меня на свою топтушку Померанцева, он должен быть уже в конторе, заодно скажи ему, чтобы обязательно меня дождался, лады?.. Ну все, спасибо тебе… Нет, уже выезжаю… Пока!
Турецкий убрал телефон в карман, поднял голову, и его взгляд тут же наткнулся на двоих бомжей, устроившихся в укромном уголке больничного сада… Похоже, о калитке, на которой даже замка нормального не было, знало куда больше народу, чем он предполагал! А сегодняшнее утро вряд ли можно было назвать безмятежным… Александр Борисович сердито нахмурился при виде парочки обросших и грязных мужиков, расположившихся здесь с бутылкой водяры, да еще и нахально разложивших на свежеокрашенной скамье грязную газету с кусками ржавой селедки и подсохшим хлебом… Не говоря о недопустимой на данной территории явной антисанитарии, легко представить, как перепугаются пациентки, прогуливавшиеся частенько в саду, если наткнутся на эти чучела…
Решительно направившись в сторону бомжей, Турецкий заранее открыл рот, чтобы на понятном таким персонажам языке выразить свое отношение к их «завтраку», как едва не споткнулся, словно налетев на невидимое препятствие… Изо рта одного из них вылетело громко и отчетливо слово «Афган»… Что-то вроде «наши тогда в Афгане…». Дальнейшее он не расслышал.
Один из бомжей в этот момент повернулся и, увидев Турецкого, что-то сказал сотоварищу, теперь уже оба глядели на него, хотя без малейшего намека на страх или волнение.
Александр Борисович, поколебавшись, все-таки двинулся в их сторону, уже поняв, что чего-чего, а удирать от него они не намерены.
— Послушайте, мужики… — начал он, но один из них, тот, что был явно постарше, до ушей обросший седой бородищей и усами, перебил его:
— Вы уж нас звиняйте, доктор, — просипел он явно навсегда простуженным и пропитым голосом, — мы тут по маленькой — и тут же слиняем. Праздник у нас, встреча…
По каким-то неясным ему самому причинам Турецкий не стал разуверять сиплого относительно своей профессии и, сам не зная почему, спросил:
— Какая еще встреча? — тут же поспешно добавив: — Тоже нашли место!..
— Так ведь ежели в другом месте сядем, наши же и отымут, — заговорил безбородый, зато лохматый, у которого голос тоже оказался своеобразный, но не сиплый, а слишком для мужика тонкий. Турецкий посмотрел на него внимательнее и понял, почему тот показался ему моложе: из-за глаз, а не из-за отсутствия бороды. Глаза выглядели, словно взятые от какого-то другого человека, не знакомого с перипетиями уличного существования: светло-голубые, наивные, в данный момент светившиеся чуть ли не счастьем… И какое такое счастье может испытывать человек в его положении?!
— Встреча, можно сказать, удивительнейшая! — ответил ему сиплый. Словно не заметив сделанного замечания. — Ты вот только вообрази себе, доктор, мы вот с ним, — он ткнул грязным, заскорузлым и потрескавшимся пальцем в ясноглазого, — ведь и не чаяли никогда свидеться, после того как в Афгане я его, дурака, спасал… Мы, можно сказать, только что познакомились путем-то!..
Уже ничего не понимая, Александр Борисович молча смотрел то на одного, то на другого.
— Вы что же… в Афгане воевали?
