Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор

— Но тут делов-то…

— Именно. Проще пареной репы. И сделать это можно было прямо в ходе защиты в суде. Кто прошляпил? Точно не я. И не мне это подчищать. Вчерашняя встреча с Тумановым только подтвердила, что работа сделана плохо. Там не просто исправлять, там переделывать все надо. Но, еще раз повторюсь, меня наняли не для этого. Я свое дело должен сделать хорошо, а не заниматься чужим.

— Ладно, какой у нас план?

— Мы будем искать отражение преступника в его деяниях.

Я написал на доске:

— Это ты откуда все узнал? — спросила Диана, когда я закончил писать.

— Это то немногое, что удалось выжать из описания преступлений, — ответил я. — С очень высокой вероятностью у убийцы преобладает паранойяльный психотип личности. Собственно, все, что я написал на доске, — характеристика этого типа.

— С чего ты взял?

Скепсис Дианы я понимал. С ним сталкиваются все профайлеры, когда выдают на-гора первую характеристику преступника. На самом деле здесь ничего сложного нет, поскольку определение психотипа личности — нормальная практика работы криминальных психологов. Однако есть разница: криминологическое исследование преступников базируется на изучении личности уже известных и пойманных злодеев, в результате получается психологический профиль. А криминалистическое профилирование придумано, чтобы составить поисковый профиль. Но да, в какой-то момент один-единственный вывод о характеристике преступника дает очень много информации. Однако относиться к ней стоит скептически, поскольку каждый вывод требует проверки.

— Если основываться на семи радикалах: истероидный, эпилептоидный, паранойяльный, шизоидный, гипертимный, эмотивный и тревожно-мнительный, — то последние три относятся к неагрессивным, их мы сразу отметаем. Среди первых четырех уверенность в себе — а это очень яркая черта всех преступлений — присуща истероиду и параноику. Но у истероидного, как и у эпилептоидного, слабенькая нервная система, такое планирование и реализацию просто не вывезет. Истероиды обычно террористы. Эпилептоиды совершают тяжкие и особо тяжкие преступления, но редко убийства.

— А шизоид?

— Эти вообще не от мира сего, — ответил я, — тонкие, творческие натуры, замкнутые в себе и своем мирке. Такие обычно ритуальные преступления делают, особо изощренные, тщательно продуманные в исполнении, но небрежные по оставленным следам. Что они внутри себя наворотили, то в мир и выносят. Они не планировщики, не стратеги. И чаще сексуальные убийцы, нежели миссионеры.

— Получается, наш убийца паранойяльный миссионер?

— Да, — протянул я, — и тут есть одно очень смущающее меня обстоятельство.

Я смотрел на доску. Не сходится.

— Кажется, я поняла, — сказала Диана, — у этого психотипа стремление к лидерству. Дай угадаю: параноики — отличные организаторы, лидеры преступных сообщества, банд и террористических организаций.

— Соображаешь, — ответил я.

— Почему же тогда смущает? Очень даже сходится. Где ты видел, чтобы руководитель или лидер сам руки марал? Преступную банду наш убийца не создал, отсюда вывод — смог же найти какой-то способ и дело сделать, и руки не замарать. Но как?

— Не знаю, — ответил я.

Выйти на взлетно-посадочную полосу оказалось не так просто. Самолет летел во Владивосток и никаких таможенных процедур не полагалось, однако досмотр мы с Дианой все же прошли. Когда мой ремень был возвращен на место, нас встретил улыбчивый паренек в кепке, отряженный Соней нам всячески содействовать. Он провел нас к гейту 16 и далее по «рукаву».

Пилоты и бригада бортпроводников уже были там, готовили самолет к рейсу. Девушки суетились и совершенно не обращали на нас внимания. Наш провожатый кратко рассказал, кто что делает, пока пилоты были заняты чем-то важным в кабине.

— Бортпроводники — не официанты на борту, — нравоучительным тоном сказал паренек и даже указательный палец вверх поднял, подчеркивая важность мысли. — Они обеспечивают безопасность полета. Сейчас коллеги заняты важной и ответственной работой: проверяют наличие и состояние аварийно-спасательного оборудования, принимают еду, готовят салон к приему пассажиров. Надо убедиться, что все кресла исправны, там не осталось посторонних вещей от других людей. Крайне важно проверить, что спасательное оборудование находится именно в тех местах, которые указаны в документации, поскольку в случае чрезвычайной ситуации у бортпроводника не будет времени искать нужное, он должен точно знать, где что лежит. Например…

— Может быть, не будем ждать, пока Роман освободится? — спросил я. — Меня, собственно, интересует место, на котором умерла бортпроводница.

Мне не хотелось прерывать интересный экскурс в особенности работы бортпроводников, но я здесь был совершенно не для этого. Особенно учитывая, что скоро на борт придут пассажиры и нас выгонят. Хотя я говорил очень тихо, меня, по всей видимости, все же услышали. Одна из стюардесс, деловито пересчитывающая касалетки, замерла с планшетом в руках.

— Кто умер? — спросила она громко, и торопливая суета совсем стихла. Все остановились и уставились на нас.

— Так, спокойно, — сказал наш провожатый и посмотрел на меня укоризненно, — здесь и сейчас никто не умер. Несколько лет назад в этом самолете произошел несчастный случай, и с нами коллеги, которые расследуют это дело.

— Боже мой, — охнула другая бортпроводница, милая рыжеволосая девушка, — вы про Ольгу?

— А вы знали Ольгу? — спросил я. — Летели тем рейсом с ней?

— Нет, тем рейсом не летела, но Олю знала. Мы вместе учились.

— А можно нам ваши данные? Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Не сейчас, а после рейса. Когда вы возвращаетесь?

— Сегодня ночью…

Девушка побледнела и взялась за спинку кожаного кресла в салоне бизнес-класса. Диана подошла к ней и записала ее номер телефона. Другие бортпроводники — среди них были и мужчины — еще немного постояли, а потом вернулись к своим делам.

Бортпроводница, разоблачившая наше небольшое расследование, передала коллеге планшет и велела досчитать касалетки, а сама подошла к нам и спросила:

— Чем я могу вам помочь?

— В этом «Боинге» есть специальное место для отдыха экипажа, верно? — спросил я.

— Да, каюта на два места. Вот она, прямо позади меня.

Она указала за своей спиной на маленькую дверь напротив туалета.

— Спасибо. Можете ее открыть, пожалуйста?

— Да, конечно…

Она открыла дверь и показала нам. Это было купе, две полки — одна над другой, обтянутые темно-серой плотной тканью, похожей на рогожку. У изголовья лампа. Забраться на вторую полку можно только при условии открытой двери, потому что при закрытой даже встать не получится. Самый настоящий гроб.

Это помещение меня интересовало не так остро, как то место, где погибла стюардесса. А оно было прямо возле меня, я некоторое время даже стоял возле кресла бортпроводника, сиденье которого было откинуто к стене, чтобы не мешать проходу. Здесь, возле двери, она закончила свои дела, убедилась, что пассажиры расселись по местам, все пристегнуты, багажные полки закрыты, спинки кресел в исходном положении, шторки иллюминаторов подняты…