Эд Макбейн - Головоломка
— У вас были какие-нибудь мысли насчет того, что изображено на этой фотографии?
— Конечно.
— И что же?
— На ней было показано, где они спрятали добычу. Что я, по-вашему, совсем дурак.
— А Пит не говорил, из скольких частей состоит вся фотография?
— Не-а.
— Просто попросил сохранить этот маленький кусочек, пока он его не заберет?
— Ну да.
— О'кей, где он сейчас?
— А я его выбросил на помойку.
— Почему?
— Пита убили. Ясное дело, что он не придет за ним. Вот я его и выбросил.
— Даже несмотря на то, что вы знали, что это — часть большей фотографии? На которой показано, где спрятана куча денег?
— Правильно.
— Когда вы его выбросили?
— На следующий день, как только прочел в газете, что Пита убили.
— Похоже, вы очень торопились избавиться от него, а?
— Ну да, торопился.
— А что так?
— Не хотел впутываться в это дело с ограблением. Я так понял, что эту картинку будут искать, и мне не нужна была даже маленькая ее часть.
— Но сначала-то вы взяли ее у Пита, ведь так?
— Ну, так.
— Хотя знали, что на ней показано, где они собирались спрятать награбленное?
— Я это только предположил. Наверняка-то я не знал.
— Когда вы узнали наверняка?
— Ну, наверняка я и сейчас не знаю.
— Но вы были настолько напуганы после ограбления, что выкинули тот кусочек, что вам дал Пит?
— Так и есть.
— Это было шесть лет назад, верно, мистер Кумбс?
— Верно.
— И вы выбросили фото на помойку?
— Ну.
— Где была эта помойка?
— На заднем дворе.
— Этого дома?
— Да.
— Будьте добры, пройдемте туда, и вы покажете, куда именно вы ее выбросили.
— Пожалуйста, — Кумбс поднялся со стула, сплюнул и провел детективов вокруг закусочной. — Прямо сюда, — сказал он, указывая место. — В один из этих баков.
— Стало быть, вы принесли сюда крошечный кусочек фотографии, подняли крышку бака и бросили его туда, так?
— Так.
— Покажите, как вы это сделали, — попросил Браун.
Кумбс удивленно уставился на него. Потом пожал плечами, взял воображаемый фрагмент фотографии большим и указательным пальцами, поднес его к ближайшему баку, поднял крышку, бросил туда этот несуществующий кусок фото, опустил крышку и повернулся к детективам.
— Вот так я и сделал.
— Вы врете, — скучным голосом сказал Браун.
Разумеется, оба детектива не знали, лжет Кумбс или нет, как и то, доказывает ли хоть что-нибудь эта комедия с мусорным баком. Но расследуя преступления, надо уметь общаться с самой разной публикой. К тому же любой гражданин США знает из многочисленных фильмов, что полицейские всегда задают вопросы с подначкой, чтобы уличить человека во лжи. На своем веку Кумбс видел достаточно фильмов, и теперь он был убежден, что сделал что-то не так, когда подошел к мусорному баку и бросил туда воображаемый клочок фотографии, что-то такое, что мгновенно подсказало этим двум легавым, что он лжет.
— Вру? — вскинулся он. — Я? Вру? — Он попытался сплюнуть, но мышцы горла не повиновались, он поперхнулся слюной и начал яростно кашлять.
— Хотите с нами пройти? — суровым и самым официальным тоном спросил Карелла.
— Что... что? — кашляя, выдавил Кумбс, лицо его покраснело, он оперся рукой о край тележки, мотая головой и стараясь перевести дыхание и скрыть свое замешательство. Он не мог понять, на чем он засыпался, и теперь пытался выиграть время. Но тут этот здоровенный негр-детектив сунул руку в задний карман и вытащил пару наручников с жуткими зазубренными краями. — О, Господи, — подумал Кумбс, — они меня свинтили. Но за что?
— В чем я виноват? — прохрипел он, — что я... что я такое сделал?
— Сами знаете, мистер Кумбс, — холодно отчеканил Карелла. — Вы уничтожили важную улику.
— А это серьезное преступление, — солгал Браун.
— Параграф 812 Уголовного законодательства, — добавил Карелла.
— Послушайте, я...
— Прошу вас, мистер Кумбс, — не терпящим возражений тоном сказал Браун, раскрыв наручники и протягивая их в сторону Кумбса.
— А что, если я... что, если я не выбрасывал эту штуку... эту карточку? — промямлил Кумбс.
— А вы не выбрасывали?
— Нет! Она у меня! И я вам ее отдам! Клянусь богом, отдам!
— Давайте, — кивнул Браун.
Паром — вполне подходящее место, чтобы спокойно обменяться мыслями и высказать разного рода предположения. Так что на обратном пути в Айсолу Карелла и Браун занимались и тем, и другим.
— В ограблении участвовало четверо, — сказал Браун. — Кармине Бонамико возглавил дело...
— Да уж, возглавил, — вставил Карелла.
— ...Джерри Стайн — вел машину. Пит Райан и Лу Д'Амур — непосредственно занимались ограблением. Всего четверо.
— И что?
— Давай подсчитаем. Пит Райан дал один фрагмент фото своей тетке Доротее Макнелли, другой — своему доброму старому приятелю Роберту Кумбсу...
— Из “Знаменитой Придорожной Обжорки Боба”.
— Правильно, — кивнул Браун. — Согласно методу, известному как арифметическая дедукция, это означает, что Райан имел в своем распоряжении целых два фрагмента.
— Правильно, — согласился Карелла.
— Тогда разве не логично предположить, что у каждого члена банды было по два фрагмента?
— Логично, но вовсе не обязательно.
— Что вы имеете в виду, Холмс?
— Элементарно, Ватсон. Конечно, можно допустить, что фотография состоит из восьми частей. Однако, учитывая, что бандитов было четверо, с такой же легкостью можно допустить, что она состоит из любого количества частей — лишь бы оно делилось на четыре, — скажем, из двенадцати фрагментов, или из шестнадцати, или даже...
— Лично я считаю, что из восьми, — сказал Браун.
— Откуда это магическое слово восемь?
— Если бы ты планировал ограбление, ты бы разрезал фотографию на двенадцать частей? Или на шестнадцать?
— По-моему, это с самого начала была дурацкая идея. Я бы вообще не стал ее резать.
— Мне кажется, что фрагментов все-таки восемь. Четыре человека, по два каждому. Сейчас у нас шесть. И я уверен, что мы найдем седьмой в сейфе Джерри Фергюсон. Тогда останется найти только один! Один, беби! Всего один фрагмент, и дело в шляпе!
Но, как однажды заметил мудрый шотландский поэт Роберт Бернс, самые тщательно разработанные планы...
В тот же день они приехали в “Фергюсон-гэллери” с ордером на обыск. И хотя они обшарили его сверху донизу и нашли много ценного и интересного, фрагмента фотографии там не оказалось. В понедельник вечером у них по-прежнему было только шесть.
Шесть.
Только шесть.
Когда они изучали эти сложенные фрагменты в полуночной тишине дежурной комнаты, у них возникло ощущение, что здесь что-то не так. На фотографии не было неба.
А раз так, то не могло быть ни верха, ни низа. Перед ними был какой-то непонятный ландшафт без перспективы. Что не имело никакого смысла.
Глава 10
Нейлоновый чулок, туго натянутый на ее горле, так глубоко врезался в кожу, что был почти незаметен. Выкатив глаза, она лежала на пестром ковре спальни. На ней был халат и узкие трусики. Простыня сползла с кровати, обвившись вокруг ее ноги.
Джеральдина Фергюсон больше никогда не будет ругаться по-итальянски, никогда не будет соблазнять “женатых черномазых”, никогда не будет запрашивать непомерные цены за картины и скульптуры. Джеральдина Фергюсон лежала мертвая в такой же неестественной позе, как геометрические узоры на картинах, развешанных по стенам ее галереи. Ее спальня представляла собой настоящий бедлам — почти точную копию разгрома, учиненного в квартире Дональда Реннинджера и Альберта Вейнберга. Складывалось впечатление, что желание добраться поскорее до 750 тысяч долларов того, кто искал, достигло высшей точки. Детективы не нашли фрагмента фотографии в сейфе Джеральдины и теперь они думали — что, если убийце повезло больше?
Артур Браун вышел в прихожую и, как ни странно, подумал, каталась ли когда-нибудь Джерри на роликовых коньках по тротуарам этого города?
Той же ночью они нашли Брэмли Кана в баре гомосексуалистов.
Он был одет в парчовую куртку восточного покроя и белые брюки в полоску. Одной рукой он обнимал за плечи курчавого молодого человека в кожаной куртке. Левый мизинец Кана украшал массивный золотой перстень с серой жемчужиной.
Он был слегка пьян и весьма удивился, увидев здесь полицию.
Вокруг него мужчины танцевали с мужчинами, перешептывались и обнимались друг с другом, и Кан был удивлен появлением полиции, потому что это был город, где царила полная вседозволенность, где частные клубы гомосексуалистов могли запросто запретить вход полиции (если, конечно, полицейские не были членами клуба), и где никому не было дела до других. Это был самый обыкновенный бар “голубых” — никогда никаких неприятностей, никаких скандалов и сцен ревности — только взрослые люди, спокойно занимающиеся своими делами. Да, Кан был очень удивлен, увидев здесь полицию.
