Матвей Ройзман - Волк
Комаров ужаснулся, но еще больше его испугала угроза передачи органам госбезопасности денежной расписки и показаний военнопленных, хотя он ни в чем не виноват… Тренер пытался выпытать у жены какие-нибудь сведения, но она сразу насторожилась, а потом прямо назвала его предателем, а Семена Семеновича — темной личностью…
— Вы говорили вашей жене, что Семен Семенович предлагает большие деньги? — спрашивает Мозарин.
— Не сразу. Когда я догнал ее в тот вечер четвертого декабря, то сказал, что завтра иду заявлять о Якушине. Я просил ее погулять со мной. Уже потом, в лесу, я объяснил ей, что мы можем стать богатыми людьми и жить припеваючи. Она крикнула, что не считает меня мужем… Резко повернулась и пошла по тропинке.
— И вы убили ее?
— Семен Семенович предупредил меня: если я не убью Ольгу, ее убьет другой. Но тогда пристрелят и меня!..
Преступник сидит, закрыв лицо руками, и всхлипывает. Мозарин морщится — настолько Комаров омерзителен! Он быстро дописывает второй протокол допроса.
— Значит, вы, Комаров, — говорит капитан, — признаете себя виновным в том, что убили вашу жену по наущению агента иностранной разведки?
— Признаю! — шепчет преступник, еле шевеля губами.
— Распишитесь!
Комаров пробует подняться, но колени его подгибаются. Сделав усилие, он встает, подходит к столу. Мозарин протягивает преступнику ручку, тот подписывает протокол допроса.
— Я все-таки не понимаю, — говорит капитан, когда преступник оправился, — почему вы не сказали о провокации Семена Семеновича вашей жене, Румянцеву, с которым вы тогда еще были в дружеских отношениях? Почему сразу не сообщили в Управление госбезопасности?
— Это моя страшная ошибка, за которую я плачу, — отвечает Комаров.
— Вы действительно отличный сочинитель легенд! — замечает Градов. — Я думаю, что вы были связаны не только с Якушиным.
— Нет, только с ним! — вскрикивает Комаров и как-то весь оседает.
— Были! — не соглашается полковник, вертя в пальцах конверт. — Мы терпеливо выслушали одну вашу сказку, выслушали вторую. Но я уверен, что вы скрываете подлинную истину…
— Нет! — дрожа, шепчет преступник. — Нет!..
— Хорошо, — отвечает Градов, — я докажу вам это!.. — Он обращается к капитану: — Пригласите свидетелей.
Через минуту секретарша пропускает в комнату загорелого человека в синем костюме, стройную брюнетку лет тридцати пяти и пожилую женщину, опирающуюся на палку. Градов приглашает их присесть. Мозарин берет у них документы и быстро переписывает в протокол.
Комаров хмуро смотрит на вошедших и отворачивается: почему эти люди собираются оговорить его? Он жертва, а не палач.
— Комаров! Подойдите к свидетелям, — говорит капитан. — Внимательно посмотрите на них и скажите, кого вы из них знаете.
— Я и отсюда хорошо вижу, — отвечает Комаров, но все же поднимается со стула.
Он видит три пары глаз, устремленных на него, и читает в них такую ненависть, что невольно делает шаг назад.
— Я никого из этих людей не знаю и никогда не видел! — со злобой произносит он.
— Так и запишу, — спокойно объявляет Мозарин и склоняется над протоколом.
— Я прошу записать, — говорит преступник, — что эти люди никогда — слышите, никогда! — не встречались со мной.
— Это можно, — охотно соглашается капитан, дописывает протокол и дает подписать его Комарову.
Градов встает и расправляет плечи, как человек, после долгого и упорного труда решивший сложную задачу. Мозарин облегченно вздыхает.
— Я скажу вам, Петр Иванович Комаров, кто эти люди, — говорит капитан, слегка повышая голос, и встает. — Вот это Анна Васильевна Комарова, мать Петра Ивановича, из Калинина! Вот это Алексей Иванович Комаров, — переходит офицер к загорелому человеку, — геолог, родной брат Петра Ивановича! А вот эта гражданка, — говорит Мозарин, взглянув на брюнетку, — Елена Павловна Комарова, вдова Петра Ивановича. Как видите, Комаровы не погибли. Все они работали в эвакуации на Урале и не возвращались, пока Елена Павловна, горный инженер, не защитит свою диссертацию.
Все Комаровы подтверждают, что человек, называющий себя Петром Комаровым, — самозванец, но очень похож лицом и фигурой на погибшего в фашистском плену Петра Ивановича Комарова. Подписавшись под протоколом, они собираются уходить.
Сделав шаг, Анна Васильевна пошатнулась. Офицеры подбегают к ней и бережно усаживают на диван. Анна Васильевна не спускает с преступника взгляда, полного гнева и презрения. Лжекомаров отводит глаза в сторону.
Слезы текут по щекам Анны Васильевны. Она громко рыдает и дрожащими руками открывает сумочку, чтобы вынуть платок. Офицеры с сочувствием смотрят на нее, понимая горькие переживания матери. Мозарин подает ей стакан воды.
— Вы меня извините, товарищи! — обращается Анна Васильевна к офицерам. — Я очень любила моего сына!..
И голосом, в котором звучит негодование, говорит преступнику:
— Мой сын был тяжело ранен. Его до смерти замучили в лагере. Наверное, вы предали его и присвоили документы!
Мать в гневе стучит палкой об пол.
— Подлец!..
Комаровы покидают комнату.
Самозванец смотрит им вслед, кусает губы, его пальцы сжимаются и разжимаются…
15
— Откуда у вас документы Комарова? — жестко спрашивает Мозарин преступника, не давая ему опомниться.
Почти минуту смотрит Лжекомаров на капитана, очевидно плохо соображая, что ему сказали. Офицер повторяет вопрос. Вдруг самозванец, как бы выбрасывая из себя фразы, быстро, задыхаясь, судорожно расстегивая воротник, начинает говорить о том, о чем при других обстоятельствах не рассказал бы даже на смертном одре.
Две стенографистки, по очереди, едва успевают записывать его показания.
— Назовите вашу подлинную фамилию, имя! — требует полковник, заглядывая в бумаги, лежащие перед ним.
Лжекомаров испуганно смотрит на него. «Этот полковник все знает! — лихорадочно думает он. — Всё!.. Больше нет сил вилять…»
— Два человека знали мое настоящее имя, только два! Тот, кто дал мне документы Комарова из рук в руки. Но он повешен сразу после войны. И тот, которого вы называете Семеном Семеновичем. Этот жив. Только он мог выдать меня, только он! Ну раз так…
— Ваше имя? — требует Градов.
— Макухин Василий Васильевич, — едва слышно произносит преступник.
— Как? Повторите!
— Макухин…
Полковник и капитан переглянулись. «Ну и изворотлив этот скользкий гад! — подумал Градов про себя. — Час назад наградил своим подлинным именем сообщника, чтобы в случае чего свою преступную биографию приписать ему. Пауки в банке, жрут друг друга!..»
Вот вкратце история Лжекомарова, частично рассказанная им самим, частично установленная по документам гестапо и специальных батальонов СС, попавшим в руки советского командования.
Василий Макухин вырос в Геленджике, близ Новороссийска. Мать сдавала комнаты курортникам и торговала фруктами на базаре. Отец его — казачий подъесаул в деникинской армии — был убит в гражданскую войну. Василия исключили из седьмого класса за воровство — перепродажу велосипеда школьного товарища. Он нанялся служить «спасателем» на курортных пляжах Черноморья. В 1935 году за участие в шайке, обкрадывавшей отдыхающих, его осудили на два года условно. Он продолжал работать на пляжах и даже «выдвинулся» — стал инструктором «спасателей на водах».
В 1940 году Василий Макухин поступил в Киевский двухгодичный техникум физической культуры и был послан на практику в Ростов-на-Дону. Здесь в мае 1941 года его арестовали вторично — по крупному уголовному делу, как участника банды, ограбившей сберегательную кассу и убившей сторожа. Во время следствия, в ожидании суда, он сидел в ростовской тюрьме. «Дело пахло керосином!» — как выражались его дружки-бандиты.
…Началась война. Фашистские полчища вторглись в Советский Союз. Во время одной из бомбежек города Василий сумел бежать из тюрьмы и какое-то время скрывался.
Семнадцатого ноября 1941 года гитлеровские оккупанты заняли Ростов-на-Дону. В тот же день Макухин выполз из норы и предложил немцам свои услуги, как «пострадавший от Советской власти». В немецкой комендатуре уже околачивались, прислуживали и другие бывшие сидельцы ростовской тюрьмы, уголовники.
Первые дни Макухин ходил «проводником», с патрулями военной полиции и гестапо, которые «вылавливали» коммунистов, комсомольцев, советских работников, евреев, застрявших в городе раненых командиров и бойцов. Он водил шайки фашистской солдатни по городу, подсказывал адреса квартир, магазинов и складов, где можно поживиться добычей. Кое-что из награбленного перепадало и ему. На пятую ночь он уже прислуживал «специальной команде», расстрелявшей шестьсот девяносто советских людей: сортировал и грузил на машины одежду казненных, добивал раненых…
