Андрей Кивинов - Умирать подано
Зам пришел в ментуру из новоблудской мотострелковой дивизии и, вероятно, считал, что «капитан» – это профессия. А уставные отношения чтил, как мусульманин – Коран.
– Не, я не понял, а как без ствола-то? – не унимался Плахов.
– В таком случае расскажи мне упражнение номер три. И основные характеристики пистолеты Макарова.
Плахов когда-то учил основные характеристики, но впоследствии забыл за ненадобностью. Был бы ствол под мышкой, а сколько он весит пускай знатоки из «Что, где, когда?» учат. Что полкило, что полтора. Он, в конце концов, не золотой. Братва вон палит без всяких зачетов,
– Не помню я, какая разница?
– Вот выучишь, сдашь экзамен, тогда и получишь оружие. В понедельник, кстати, зайдет в канцелярию, распишешься за своего подростка.
– К-какого еще подростка?!
В принципе Плахов давно уже перестал удивляться всякого рода заскокам верховного начальства, но некоторые идеи до сих пор заставляли в изумлении раскрывать рот.
– Надо внимательно слушать на штабных совещаниях. В связи с ростом подростковой преступности и беспризорщины к каждому офицеру милиции прикрепляется трудный подросток.
– Чем прикрепляется? Клеем?
– Приказом! Ясно? В канцелярии возьмете данные и распишешься в получении.
– И фиг ли с ним делать?
– Воспитывать и направлять. В конце каждого месяца отчет о мероприятиях. Если, не дай Бог, сядет или еще какой номер отколет, пеняй на себя.
– О-о-о…
Игорь вышел от зама. Это достойно. На заявах некому сидеть, а теперь еще и обормота какого-то куда-то направлять. Горшок за ним выносить не надо?
– Игорь, – окликнул Плахова дежурный, – заявочка есть.
– Что такое?
– На берегу Блуды отдыхающие нашли скелет ноги. Боятся купаться. Сгоняй, убери.
– Не поеду, у меня пушку отобрали, пускай зам убирает.
– Это не входит в его обязанности.
– А в мои не входит воспитателем работать.
– Я доложу.
– Докладывай.
Пистолет Плахов сдавать не стал, расписываться в получении подростка – тоже. Не знаю ничего, не слыхал…
Зайдя в кабинет, набрал номер.
– Алло! Настя?! Привет, Плахов это, ну что? Говорила с Веркой? Так, ага, отличненько. Давай адрес общаги, я к пяти подъеду. И ты подъезжай. Да не бойся ты, нет у тебя в телефоне никаких «жучков». Хотя погоди секунду, лучше я за тобой заскочу и вместе поедем. Хорошо? Ну, до встречи.
Игорь бережно опустил трубку. Что-то непонятное происходит. Настя стала единственным светлым лучиком в сплошном мраке последних событий его жизни. Пока она ему просто нравилась, тот визит в «Отвертку» оказался судьбоносным. Он, конечно, ничего про нее не знал, мог бы навести справки, Новоблудск – город небольшой. Но не хотел. Не хотел ломать романтическую ауру, без которой, по его глубокому убеждению, не могут складываться отношения между мужчиной и женщиной. В любом возрасте у человека остается право совершать глупости – ради благосклонного или признательного взгляда.
Не так давно Плахов выезжал на суицид, по-простому, на самоубийство. Один новоблудский бизнес-авторитет, он же бывший предводитель братского дворянства, имевший довольно жесткий характер, вполне трезвый рассудок и не страдавший сентиментальностью, пустил себе пулю в сердце из-за того, что полгода назад в автокатастрофе разбилась его жена. На столе в комнате авторитет оставил груду золота и три записки – матери с просьбой простить, братве с указаниями неотданных долгов и ментам с заявлением, что виновных искать не нужно, а пистолет купил на рынке у неизвестного. Как потом показало вскрытие, стрелялся авторитет абсолютно трезвым. Игорь в очередной раз убедился, что «пятый элемент», сколько бы его ни пытались рассматривать с позиции логики, никогда не будет подвластен законам этой самой логики.
Правда, сам Плахов стреляться не собирался и другим не советовал. Глупость тоже должна иметь предел.
Его, конечно, беспокоила та мысль, что в первую же ночь знакомства Настя с легкостью прыгнула к нему в койку. Стало быть, и раньше прыгала, и дальше прыгать будет. Но какое-то чувство подсказывало Игорю, что для нее, как и для него, та ночь была своего рода отдушиной, через которую они выбросили из себя мешавший им душевный хлам. Ведь Настя предпочла Плахова, хотя Виригин сначала пытался заклеить именно ее.
Так или иначе, Игорь очень хотел увидеть Настю и остаться с ней по возможности дольше. Для чего и переиграл место встречи. Хотя он постоянно утверждал, что совмещать личные и служебные интересы ни в коем случае нельзя, от этого жди только неприятностей, сейчас он не понимал, что его волнует больше – раскрытие неподъемного «глухаря» или возможность увидеть Настю.
Сегодня утром он погладил свою лучшую рубашку и достал из кладовой парадные ботинки хотя последнее время совершенно не обращал внимания на свою внешность – сочетание «пиджак-кроссовки» стало привычным. Почему-то он был уверен, что наряжается не напрасно и обязательно встретится с Настей. Детский сад, в общем.
Перед работой заскочил в салон и, отдав последние полсотни, сделал модельную стрижку. Класс, заодно и башку вымыл. В сейфе лежали оперативные деньги, которых хватит на пару дней. «С получки верну казне…»
До встречи оставалось три часа. Плахов решил посвятить их бумажной волоките. Все что-то пишут, все чего-то хотят.
«Заявление. Требую привлечь к уголовной ответственности неизвестное лицо африканской национальности, не оплатившее услугу в гостинице „Голубая Блуда“ в размере 200 (двухсот) долларов (баксов). С уважением, гр. Косая, бюро интимных услуг».
Требуется – привлечем. Заявление исчезает в мусорной корзине.
Звонок. Плахов? Плахов. Узнаешь? С трудом.
Врешь. Помнишь, Плахов, сколько тебе осталось? Четыре года, три месяца, шесть дней и восемь часов. Жди, Плахов.
Пи-пи-пи…
Секс по телефону. «Шел бы лучше гробы колотить или лес валить. Кто этого мстителя к трубке-то пускает?»
С оставшимися заявами Игорь разобрался так же аккуратно и быстро. Вытащил из сейфа не сданный в дежурку ствол, глянул на свой помолодевший облик в висевшее на стене автомобильное зеркало и помчался совмещать служебную деятельность с личной.
Тем вечером домой, в общежитие, Плахов не вернулся. Забыл дорогу. Боевик требует не только крови, но и красивых постельных сцен. Постельная сцена происходила на «хате», любезно предоставленной коллегой и другом Ильей Ви-ригиным, отправившим свое семейство на лето в деревню. Сам же коллега и друг на текущую ночь переместился в плаховскую общагу, ибо отлично понимал, что в жилище приятеля никакой красивой постельной сцены не получится. Свою двухкомнатку Виригин тоже не считал дворцом, но по крайней мере там не было усатых насекомых и имелся душ.
Описание постельной сцены, несмотря на кон жанра, опускается, но можно отметить, мебель и люстра не пострадали и соседи в стену не барабанили, протестуя против шума.
Однако до этого безобразия Плахов, как и было оговорено, пообщался с Вероникой. Она действительно оказалась весьма миловидной особой – даже после насыщения организма огромным количеством всякой дури черты ее лица остались утонченными и привлекательными. Леопольд Салтыков, слывший невероятным бабником, вполне мог клюнуть на такую приманку, забыв о всякой осторожности.
Вероника повторила историю о своем последнем приключении. Плахов, попросивший Настю оставить их наедине, убедил Веру не ретушировать неудобные моменты, а говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Неудобных моментов оказалось не так уж и много. Пара свистнутых колготок. «Сама не знаю, почему взяла». Вентилятор? Парень, конечно, со странностями, но деньги зарабатывать умеет, то есть совсем не дурак. Имеет определенный вес среди братвы, но на авторитета не тянет. Во-первых, не судим, во-вторых, как поговаривают, без понятий. Сегодня одно скажет, завтра – другое. Языком шелестит без тормозов. Убить? «Да кто его знает? Сам, может, и не убьет, но нанять – запросто».
– Салтыков не тот пряник, тут только самому надо, – прокомментировал Плахов. – Значит, слушай, Вероника, и смотри. Любимый твой, Вентилятор то бишь, ищет тебя очень настойчиво, сама знаешь зачем. Не дурочка, кино смотришь. И если на месте не упразднит, то дозу подсунет лошадиную, пол-Новоблудска свалить можно. А стало быть, придется тебе все время прятаться, как устрице в ракушке, но долго не напрячешься – город у нас огромный, на одной окраине чихнешь, на другой «чтоб ты сдох» скажут. Уедешь – все равно достанут, потому что Вентилятор хочет и дальше спокойно зарабатывать свои охранные деньги. И памятник для тебя он хоть у самого Зураба Церетели закажет, лишь бы лежала ты в кургане над Блудой-рекой, а не стояла в суде в качестве живого свидетеля.
Ферштейн? Уловила, к чему склоняю? Кто-то должен уйти. Либо ты, либо Вентилятор. Если мы не вмешаемся, процентов этак сто, что уйдешь именно ты. Хотя, Вероника, как решишь. Сможешь сама выкрутиться – пожалуйста. Покровителя найдешь – ради Бога! Ищи. Только у тебя сейчас денег на стакан семечек не наберется, а тебе ведь еще «лечиться» надо. Выйдешь за «лекарством», тут тебя и подлечат.