Анджей Выджинский - Время останавливается для умерших
— А вы уверены, что стреляли в Эмиля? Откуда вам известно, что именно в него? Может, они убили того штатского, что был с ними?
— Того не могли застрелить, — упирался Каппер, — тот был для них своим. Наверняка застрелили Эмиля.
— Вы нашли то место?
Да, он нашел. Несколькими днями позже отважился войти в лес. И увидел свежеперекопанную землю там, где была воронка, оставшаяся от снаряда еще с первой мировой войны. Эта воронка была засыпана свежей землей и закидана дерном. «Когда гитлеровцы убивали кого-нибудь в наших лесах, — пояснил Каппер, — то никогда не копали могил. Оставляли трупы червям и муравьям».
Я подумал о том же самом. Спросил у пастуха, сумеет ли он показать это место. «Да, иногда я молился там за упокой души Эмиля». Он провел нас в глубину леса.
Мы остановились перед небольшим возвышением, заросшим сочной травой и кустами малины. Я подозвал людей. Они сняли гимнастерки и фуражки и крепко налегли на лопаты.
— Как ты думаешь, Павел, — спросил сержант, — мы там кого-нибудь найдем?
— Если бы знал, не трогал бы этой могилы.
43На следующий день мы получили результаты экспертизы, проведенной специалистами из Центра криминалистики. Останки, найденные в лесу, принадлежали Эмилю Зомбеку, который был убит в предпоследний день войны. Эксперты подтвердили, что это произошло именно в то самое время.
Майор просматривал результаты исследований.
— Погляди, — сказал он, подавая мне протокол. — «Кости большого пальца правой ноги деформированы. Этот палец подвергся размозжению скорее всего в детстве, что однако не могло затруднять свободы передвижения».
Не затрудняло. Так сказала мне и монахиня в монастыре. Но кассир «Протона» тоже не хромал.
— «Недостает нескольких передних зубов», — читал майор дальше.
«Был щербатым», — утверждала монахиня. «В верхней челюсти был мост», — сказал мне по телефону сержант Клос.
— А потому… — начал майор.
— Труп, найденный в кассе завода «Протон», — закончил я, — не был трупом Эмиля Зомбека. Но тогда кого же убили в «Протоне»?
— Кого-то другого, — ответил майор, — кто пользовался метрикой, биографией и фамилией парня, застреленного немцами.
— И его серебряным медальоном, — добавил я. — А если человек, убитый в «Протоне», носил медальон Эмиля и владел его метрикой — а их отобрали у Эмиля люди из СС или гестапо, — то это может значить лишь одно: фальшивый Эмиль получил вещи в СС или в гестапо.
— А раз он их получил, — сказал майор, — значит, имел при этом какую-то особую цель. И мы теперь должны узнать, кем же на самом деле был кассир «Протона».
Вошла секретарша майора.
— Я же просил, чтобы мне не мешали!
— Но это поручик Витек.
— Впустите.
Вошел поручик Витек. Он принес магнитофонную пленку, на которую я записал голос ветеринара Шыдлы. Была у него и еще одна пленка — с голосом человека, анонимно звонившего и требовавшего прекратить дознание.
— Пленки исследованы, — сказал поручик. — Центр криминалистики не считает, что это голос одного и того же человека. По крайней мере, эксперты за это не ручаются. Трудно дать определенный ответ, принимая во внимание различные условия записи. В одном случае — застекленная будка и доносящийся через нее уличный шум, а также треск на линии. Во втором — тесная, обитая плюшем комната ветеринара, то есть, условия почти студийные.
— В свою очередь, — сказал я майору, — мне хотелось бы, чтобы ты установил скрытое дознание по делу Шыдлы и его контактов. Стоило бы постараться получить согласие прокурора и на подслушивание его телефонных Разговоров.
Снова появилась секретарша.
— Спрашивают капитана Вуйчика.
Я поднял телефонную трубку.
Звонила Галина.
— Прошу вас не сердиться, но я по важному делу, — быстро проговорила она. — Иначе я бы никогда не осмелилась, хотя и соскучилась по вас. Сегодня уже поздно, но, может, мы встретимся завтра, в первой половине дня? У меня есть кое-что важное. В каком кафе?
— Только не в кафе, — сказал я.
— Тогда, может, в парке? Знаете, около площади Вильсона. Там есть парк Жеромского. Вы знаете, где это?
— Хорошо, в двенадцать.
— Я буду ждать около парка. Очень рада, что вас увижу.
— И я рад.
Я положил трубку.
— Успокоился бы ты с этой Галиной, — усмехнулся поручик Витек.
«Дурак, — подумал я. — Дурак и свинья. Хочет приписать мне в присутствии майора какой-то глупый роман».
— Зачем эти инсинуации? — спросил я его.
Витек невинно улыбнулся и посмотрел на меня с укором.
— Ты, наверное, не так меня понял, — сказал он.
— Добро, — откликнулся майор, не очень понимая, о чем идет речь. — Встретитесь в клубе и там будете говорить о женщинах. Министерство убухало кучу денег на этот клуб, чтобы вам было где поговорить. А вы все болтаете о личных делах на работе.
Часть четвертая
Исчезающий след
С Галиной мы встретились в парке Жеромского. Я приехал на пятнадцать минут раньше, что тоже, конечно, является своего рода непунктуальностью. Это свидание интересовало меня по двум причинам. Может, удастся узнать еще что-нибудь, касающееся так называемого Эмиля Зомбека, точнее, человека, задушенного в сейфе. И второй причиной было то, что мне просто хотелось увидеться с Галиной.
Она пришла вовремя, сияющая и веселая. У нее была хорошая улыбка, улыбка маленькой девочки, которая что-то натворила и хочет, чтобы другие не придавали этому особого значения.
— Я рада, что вы пришли, — начала она. — А вы довольны? Мы должны чаще встречаться. Правда?
— Не знаю, что можно назвать правдой, — сказал я. — У Марека, вашего жениха, была бы на этот счет другая «правда».
— Жених — это ужасное слово! Очень скучное и старомодное. Сейчас женихов уже не бывает.
— Я немного старомоден.
— Но ведь в вашем распоряжении современнейшие средства раскрытия преступлений! Противоречие. Вы должны осовремениться.
— И что тогда будет с вашим парнем?
— А что с ним должно стать? Я скучаю без мужского общества. Люблю нравиться и люблю, чтобы мне об этом говорили. Вы вот мне еще ничего приятного не сказали.
— Может, и сказал бы, если бы не этот Марек.
Ее рассмешило мое возражение. Я сказал это для того, чтобы как-нибудь поддержать разговор; мне совершенно не хотелось говорить о Мареке, я думал только о Галине.
— Разве я виновата, — спросила она, — что его забрали в армию? И вообще, влюбленных парней нельзя призывать на службу. Потому что любовь может пройти. В военном билете так надо было бы писать: «как жених подлежит переводу в запас».
Мы вошли в парк и двинулись по аллее, параллельной улице Красиньского. Другие дорожки размокли от дождя, который шел всю ночь, а Галина не хотела портить свои выходные туфли.
45На чердаке возвышающегося над прочими строениями дома перед узким вырезом окошка стоит мужчина с коротким итальянским карабином в руках. На стволе оружия укреплен оптический прицел. Вот мужчина поднимает карабин и прикладывает его к плечу.
В прицеле, размеченном делениями, видно густую листву деревьев, потом лицо капитана Вуйчика и лицо Галины. Ствол карабина следует за этими лицами. Вот капитан поворачивается к девушке, та останавливается и закрывает своей головой его лицо. В прицеле появляется ее старательно уложенная прическа. Руки мужчины затянуты в черные кожаные перчатки, палец соскальзывает со спускового крючка и отдыхает на ограждающей его металлической скобе.
46Мы останавливаемся в конце боковой дорожки.
— Вы, кажется, обещали сообщить мне нечто важное? — спросил я.
— Да, но только, я думаю, это уже не имеет никакого значения. Можете расценивать мое обещание как повод… встретиться с вами.
— И все-таки, мне хотелось бы услышать…
— Это действительно пустяк, пан капитан. Я должна была давно об этом сказать…
— О чем?
— О той открытке, с которой пан Эмиль отклеил для меня марку с котом. Я не знала, что там было написано. Текст был короткий, всего восемь или десять слов. Забыла вам только сказать, что на открытке был вид Гдыни или Хеля, во всяком случае, — морской. Довольно пошлый: бурное море, кусочек пляжа с дюнами, вдали какой-то корабль и, конечно, чайки над волнами.
47Чердак высокого дома. Ствол карабина медленно перемещается вправо, затем влево. В прицеле отчетливо видны увеличенные оптикой головы капитана и Галины, выступающие из-за большого дерева на повороте аллеи. Ствол останавливается, палец снова касается спускового крючка. В этот момент лица капитана и Галины заслоняются головами проходящей мимо парочки. Палец вновь расслабляется и отодвигается от крючка.
48— Понимаю, — сказал я. — Вы вспомнили этот морской пейзаж и решили, что кто-то в качестве сигнала высылает вид с пляжем и чайками…
