Аркадий Вайнер - Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак
Степанов оценивающе смотрел на меня.
— Я допускаю, что вы даже узнали в избиваемом Плахотина, но, пока до вас это дошло, пока на большой скорости затормозили, вы проехали вот от этого места, где они лупцевали Плахотина, по крайней мере, 118 метров и только тогда вернулись…
Степанов сердито поинтересовался:
— А вы их как промерили, эти 118 метров?
— Рулеткой, — успокоил я его. — Видите эти деревья вдоль обочины? Они находятся на расстоянии 118 метров отсюда. Сторожиха пансионата помнит абсолютно точно, что ваша «Победа» появилась на месте драки не слева, а справа, именно из-за этих деревьев выехала ваша машина, и при этом она возвращалась сюда, потому что ехала задом! Вы меня поняли?
И, не давая ответить Степанову в присутствии Ахмета, я снова взял его под руку и повел от мангала прочь, оставив шашлычника с невеселой информацией о том, что их слитный хор, согласно поющий единую версию о происшествии, начал фальшивить и срываться на «петуха».
Степанов молчал, тяжело перекатывая желваки на скулах. Мы подошли к «рафику», и я сказал ему:
— Думайте, Саша, думайте… Я уже понял, что вы связаны какой-то внеразумной, антилогичной цепью, очень прочной, со своими свидетелями. Дело оказалось не так просто, как оно выглядело вначале. Зачин истории мне почти ясен. Но, что произошло здесь перед тем, как вы убили одного из них и искалечили другого, я могу узнать только от вас…
Степанов потоптался, потом упрямо боднул воздух, скрипнул зубами и протянул запястья дожидавшемуся его милиционеру с наручниками. А в мою сторону бросил:
— Нечего мне рассказывать…
14 глава
Ужинали мы, как всегда, на кухне. Теща, Маратик и я. Валентина Степановна бесплодно пыталась втянуть меня в беседу, я раздумывал о своих делах и лениво ковырял макароны, а Марат энергично жевал, не глядя в тарелку, поскольку его внимание было поглощено телевизионной передачей «Очевидное — невероятное». Там рассказывали что-то о могуществе стихий.
Марат отвлекся от мерцающего экрана и сказал мне:
— Пап, как думаешь, всемирный потоп был?
— Не знаю, наверное, был…
— А я думаю, что, безусловно, был. Только это не религиозный миф, а естественный катаклизм: оледенение на земле растаяло и случился потоп. Так что все эти разговоры о человеческих грехах совершенно ни при чем. Ты тоже так думаешь?
— Я об этом просто не думал, — засмеялся я. — У меня каждый день потоп. Хотя все мои дела как раз из-за людских грехов и мелких прегрешений…
— Вот именно! — сказала Валентина Степановна. — То, о чем вы только сейчас догадываетесь, старые люди уже забывать стали…
Мы оба с интересом повернулись к ней.
— Прослышала Ложь о том, что бог за грехи нашлет потоп на род человеческий, и решила прокрасться в большую лодку, которую строил Праведный Человек. А он ей говорит: «Пусть и нечистая тварь будет, но только в паре. Найди себе суженого…» — Бабушка Валентина излагала эти события так, будто сама при них присутствовала. — …Никто не хотел жениться на Лжи, тогда она разыскала Зло и предложила соединиться. «А зачем ты мне?» — засмеялся Зло. «А мы составим договор, — убеждала Ложь, — все, что я достану, будет принадлежать тебе и нашим детям». На том и порешили. С той поры все приобретенное Ложью принадлежит Злу и их детям — Проклятью и Гибели…
Удрученная собственным грустным рассказом, теща тяжело вздохнула, но Марат засмеялся, обнял ее за плечи.
— Бабушка Валентина, знаешь, как это называется? Бабушкины сказки!
Валентина Степановна несердито оттолкнула его, а я сказал:
— Сынок, зря смеешься. Бабушка тебе правду рассказала. Это доказанный научный факт…
15 глава
— …Да, это я Вадик Степанов, — ответил он немного испуганно, хотя ему можно было бы и не называть себя, так сильно он походил на старшего брата. Только значительно моложе и гораздо тоньше — во всех отношениях.
Я специально не стал вызывать его в прокуратуру, а приехал в университет и встретил после занятий на механико-математическом факультете. Мы уселись на скамейку в маленьком сквере, и Вадик, разговаривая со мной, искоса следил за тем, как его товарищи играют в гигантскую чехарду — «слона».
— Вадик, тебя действительно приняли в университет вне конкурса?
— Чепуха! — улыбнулся он. — Просто этот конкурс очень легкий. Для меня. Я ведь в этом году победил в республиканской математической олимпиаде…
— Мне сказали в деканате, что у тебя есть уже опубликованная научная работа…
— Да, в «Вестнике», — кивнул Вадик и покраснел то ли от удовольствия, то ли от смущения. — Я начал заниматься применением методов нестандартного анализа к теории солитонов.
— Ой-ой! — испуганно сказал я. — И слов-то таких не знаю!
Вадик смотрел на студентов, скачущих на «слона». Рассеянно и немного снисходительно, как всегда специалисты разговаривают с непосвященными, он пояснил:
— Да это только звучит так непонятно. А все дело в том, что нестандартный анализ рассматривает бесконечно малые как величины не переменные, а постоянные… Понимаете?
— Нет, Вадик, не понимаю. Но, как юрист, я тоже склонен рассматривать даже бесконечно малые величины как постоянные. А ты понимаешь?
— Не о-очень, — растерянно ответил Вадик и снова покраснел. У него была очень тонкая прозрачная кожа, и он легко краснел.
— Тебе семнадцать уже есть? — спросил я.
— Через полгода исполнится, меня брат записал в школу раньше…
Я подумал, что он, в сущности, совсем не намного взрослее моего Маратки и от этого вызвал у меня чувство родительской ответственности.
— Вадик, ты уже взрослый и интеллигентный молодой человек…
Он покачал головой и сказал с грустной усмешкой:
— Профессор Габричевский говорит, что человек становится интеллигентом после трех университетов: первый должен быть твой собственный, а второй и третий — отца и деда…
— Ты жалеешь, что отец и дед у тебя не кончили университетов? — с искренним интересом спросил я.
— Конечно, жалею! — он посмотрел на меня с удивлением. — У меня родители малограмотные, семилетку не кончили, вот и живут — дальше своих кур, домика, сада, машинки для консервирования их ничто не интересует. Все, что я знаю о жизни, — от брата, от Сашки услышал. У него у самого-то еле-еле десятилетка и школа сержантов в автобате… А теперь и вовсе жизнь его превратилась в периодическую дробь: бесконечна в знаменателе — под чертой…
— Я потому и пришел к тебе, — сказал я серьезно. — Мне кажется, что дробь, в которой он под чертой, очень усложнили. Ее надо сократить, упростить. Я хочу, чтобы ты подумал, повспоминал, помог мне. И брату, конечно.
— Да чем же я могу помочь? Я бы мечтал что-нибудь сделать для него. Но я ведь почти ничего не видел, — он опять покраснел, губы его стали еле заметно подергиваться от волнения. — Это ведь все как кошмар нахлынуло… Мы домой с ним ехали, было поздно, я уснул… Проснулся — машина стоит, темно, крики, какие-то люди мечутся, драка… Я увидел, как Саша бежит к машине… Распахнул дверь… Он прыгнул за руль, мотор работал… Сашка сразу поехал, он наверняка никого не собирался давить, он хотел выбраться из этой свалки… а тут двое прямо под капот бросились… И ужасный удар!..
Вадик плотно зажмурил веки, я видел, как ему вновь стало невыносимо страшно, глаза налились слезами, он сглотнул тяжелый ком.
— Что после этого произошло?
— Плохо все помню… У меня в ушах гремел этот жуткий удар, я слышал хруст костей!.. Вы поймите, не хотел Саша их давить! Не хотел! Не мог он этого хотеть! Поверьте, ему это было совершенно не нужно, он просто хотел уехать! Ведь, по любой логике — человеческой, юридической, математической, — уехать было необходимо и вполне достаточно! У нас нет ничего общего с этими уголовниками…
— Я вас снова спрашиваю: что происходило после наезда?
— Саша пытался отвернуть машину и попал в кювет, мотор заглох… Но все куда-то разбежались… Я вышел из машины, и меня вырвало… Потом приехала милиция… «Скорая помощь»… Долго разбирались… Саша сказал мне: «Не бойся, братан, все перемелется…» Его посадили в милицейскую машину и увезли… А в нашу машину сел гаишник, и мы поехали в отделение…
— А почему у тебя не отобрали в милиции объяснение?
— Не знаю. Наверное, не до меня было… Там такое творилось… Я всю ночь просидел в машине, пока отец не приехал под утро…
— Ты не знаешь, твой брат знаком был раньше с этими людьми? — спросил я с надеждой.
Паренек покачал головой.
— Я этого сказать не могу… Там был один знакомый ему шофер, я это понял по разговорам… А про остальных… не знаю…
— Ну, ладно. Вот тебе мой телефон, если вспомнишь что-нибудь еще, позвони…
Он уже собрался уходить, и я спросил вслед:
