Александра Маринина - Светлый лик смерти
ВОПРОС: Чем вы были больны?
ОТВЕТ: Я не готова это обсуждать.
ВОПРОС: Что вы делали в понедельник, 28 октября?
ОТВЕТ: Сидела дома. Дважды выходила погулять.
ВОПРОС: В котором часу?
ОТВЕТ: Днем, часов в двенадцать и примерно до двух, и вечером, с восьми до полуночи.
ВОПРОС: И где вы гуляли с восьми вечера до полуночи?
ОТВЕТ: По улицам. Дошла пешком до Загородного шоссе, между Загородным шоссе и Серпуховским валом есть зеленый массив, там походила. Потом по Серпуховскому валу и улице Орджоникидзе дошла до Ленинского проспекта и вернулась к себе на улицу Шверника.
ВОПРОС: Вы гуляли одна?
ОТВЕТ: Да, одна.
ВОПРОС: Кто может подтвердить, что вы гуляли именно в это время и именно по этому маршруту?
ОТВЕТ: Никто. Только родители могут подтвердить, что я ушла около восьми и вернулась около полуночи…»
Сергиенко жила на улице Шверника. Совсем недалеко от метро «Академическая». Уж не с Милой ли Широковой она гуляла по улицам и парку? Якобы гуляла. Потому что она могла встретиться с Милой и куда-то с ней уехать. А после убийства вернуться домой.
Но если девушки договорились о встрече, то когда? В течение понедельника по телефону? Люба Сергиенко была дома, Мила Широкова – на работе. Неужели никто в гостинице «Русич» не слышал, как Широкова договаривается с Любой? Ну пусть не знали, что она разговаривает именно с Любой, пусть не весь разговор слышали, но хоть что-то… Хоть слово, хоть обрывок слова…
Этим пусть займется Миша Доценко, это его хлеб.
* * *Настя уже собиралась уходить домой, когда позвонил следователь Ольшанский. Голос у него был недовольный и какой-то растерянный.
– Слушай, Каменская, дело Широковой перестает мне нравиться. По-моему, мы залезли в банку с пауками. Или в клетку со змеями, как тебе больше нравится.
– Мне никак не нравится, ни с пауками, ни со змеями, я их всех боюсь. А что случилось, Константин Михайлович?
– Окружение Стрельникова начало менять показания. На прошлой неделе говорили одно, а выходные прошли – и они городят уже совсем другое. Ты еще на работе побудешь?
– Да я вообще-то домой собиралась, но если надо…
– Наоборот, не надо. Выходи и иди вниз по Петровке, встречаемся на углу, где раньше «Товары для женщин» были. Помнишь, где это?
– Помню.
– Вот и ладушки. Я тебя там подберу и довезу до «Семеновской», мне к теще надо заехать. По дороге поговорим.
В начале ноября в восемь вечера было уже совсем темно, и Настя двинулась по Петровке в сторону Кузнецкого моста, внутренне поеживаясь. Она была ужасной трусихой и темных улиц боялась панически, так как знала совершенно точно, что ни убежать от злоумышленника, ни оказать ему сопротивление не сможет. Тренировки нет, навыков нет, дыхалки хватит только на три метра. Правда, Петровка – это не окраина, а все-таки центр Москвы, но место вообще-то нехорошее. На параллельной улице, Большой Дмитровке, черт знает что творится по вечерам, несмотря на то, что там Генеральная прокуратура России расположена. Кого нынче прокуратурой испугаешь, хоть и генеральной!
Она снова начала мерзнуть, потому что лето кончилось, и теперь ей не будет тепло до самого мая будущего года. Мимо Насти проезжали красивые иномарки с красивыми молодыми мужчинами за рулем и красивыми молодыми женщинами рядом с ними, и она, как всегда в таких случаях, внезапно испытала острое чувство жалости к ним, молодым, красивым и, как правило, глупым. В последние два-три года ей не раз приходилось видеть такие вот красивые сверкающие автомобили, из которых извлекали тела расстрелянных в упор молодых красивых водителей. Иногда в этой же машине оказывались и подруги водителей, которые тоже погибали, потому что либо попадали под шальную пулю, либо машина, оказавшаяся неуправляемой, разбивалась. И всякий раз Настя представляла себе, как все это было за десять, за пять, даже за одну минуту до трагедии. По улице ехала красивая блестящая иномарка, за рулем которой сидел молодой красивый мужчина, а рядом с ним – роскошная длинноногая девица. И за тридцать секунд до конца, и за десять, и даже ровно за одну секунду до первого выстрела все выглядело именно так. И вызывало зависть и тупое дурное стремление непременно добиться, чтобы вот так же… и на такой же блестящей иномарке… и чтобы такая же телка рядом… Глупые. Им не завидовать, их жалеть надо. Потому что все это куплено на «быстрые» деньги, а где «быстрые» деньги, там криминал. Если ты очень молод и очень богат, это значит, что ты крутил деньги слишком быстро, а коль так, то и разборок вокруг этих денег «наварилось» слишком много, чтобы ты задержался на этом свете. В наше время и в нашей стране быть очень молодым и очень богатым означает принадлежать к группе повышенного риска. Очень молодые и очень богатые в наше время и в нашей стране долго не живут.
Настя добрела до угла Петровки и Кузнецкого моста и сразу увидела голубые «Жигули» Ольшанского. Нырнув в прогретое нутро автомобиля, она поспешно захлопнула за собой дверь, чтобы не выпустить наружу тепло, и тут же скрестила руки на груди, спрятав пальцы под мышками.
– Замерзла, что ли? – удивился следователь. – Температура же плюсовая. Рано еще мерзнуть.
– Мне в самый раз, – пробормотала Настя, стуча зубами. – Вы не обращайте внимания, я сейчас согреюсь.
– Может, налить?
– Д-давайте, т-только чуть-чуть.
Ольшанский достал из «бардачка» крохотную темно-зеленую бутылочку коньяка «Реми Мартен», явно захваченную из самолета, с какого-нибудь международного рейса, ловко отвернул крышку и протянул Насте.
– Посуды нет, извиняй. Глотни из горла.
Она терпеть не могла коньяк, даже самый лучший, но признавала, что для расширения сосудов и избавления от озноба этот напиток вполне пригоден, поэтому зажмурилась и сделала один приличный глоток. Ела она в последний раз довольно давно, в желудке было пусто, и эффект от единственного глотка не заставил себя ждать. Пальцы потеплели, мышцы спины перестало сводить судорогой, и по ней уже не бегали омерзительные знобкие мурашки.
– Ну как, полегчало?
– Угу. Спасибо, Константин Михайлович. Так что там с окружением Стрельникова?
– Они все кинулись вытаскивать Сергиенко. То есть я имею в виду бывших заместителей Стрельникова, Томчака и Леонтьева. На прошлой неделе их жены дружно выгораживали Любу, а мужья ее преспокойненько подставляли. А сегодня и мужья кинулись вслед за женами. Но, Настасья, тянут они все в разные стороны. И я, честно тебе скажу, совершенно в этом клубке запутался. По-моему, это и есть их цель – заморочить мне голову и окончательно меня запутать. Это говорит только о том, что они знают, кто убийца, и пытаются дружно помешать следствию. Стало быть, убийца из их круга.
Всю дорогу до метро «Семеновская» следователь подробно излагал Насте Каменской расхождения в показаниях свидетелей. Картина получалась действительно какая-то мутная.
На прошлой неделе Вячеслав Томчак говорил Короткову, а затем и следователю о том, что у Любы Сергиенко были очень веские основания ненавидеть свою подругу Милу Широкову. Мила гадко поступила с ней в Турции, когда исчезла, забрав причитающиеся им обеим деньги за месяц работы и не заплатив свою долю за жилье. Не говоря уж о том, что воспользовалась глупой, но вполне типичной мужицкой слабостью и окрутила Стрельникова. Сегодня при повторном допросе Томчак от всего отказался, сослался на эмоциональный всплеск, вызванный внезапной гибелью Милы, вследствие чего он якобы многое додумал, а кое-что и просто выдумал, беседуя с Коротковым и с Ольшанским. На самом деле ничего плохого Люба Сергиенко про свою подругу не рассказывала. А роман Любы со Стрельниковым был и до ее отъезда в Турцию на последнем издыхании. Сам факт ее поездки был воспринят всеми, да и на самом деле являлся изящной и необидной формой полного разрыва. «Я назвал Любашу злопамятной? Да неужели? Ну что вы, это я погорячился, это я под влиянием стресса брякнул. Любочка очень мирное существо, она совершенно не переносит конфликтов и всегда старается как можно быстрее помириться». И так во всем. Все с ног на голову. Или с головы на ноги? Черт его разберет, когда он врал, а когда говорил правду.
Геннадий Леонтьев вел себя в точности так же, как Томчак, с той только разницей, что подробностей о пребывании Любы в Турции он с самого начала практически не знал, поэтому эту часть собственных показаний ему опровергать не пришлось.
Жена Томчака Лариса и жена Леонтьева Анна ни слова не произнесли про конфликт Сергиенко и Широковой, случившийся в Турции, зато очень много говорили о распущенности Широковой и о том, что Стрельников вряд ли стал бы это терпеть. Они тоже утверждали, что Сергиенко не была раздавлена известием о венчании бывшего любовника и подруги. Расстроена, конечно, задета, не без этого, но, знаете, точно так же женщина может быть расстроена, когда покупает без примерки юбку, а дома обнаруживает, что она ей мала в бедрах. В таких ситуациях даже не знаешь, от чего больше расстраиваешься, от того, что в новой юбке не пойдешь завтра на работу, или от того, что, оказывается, поправилась. Неприятно, но отнюдь не смертельно. Отнюдь.
