Александра Маринина - Шестерки умирают первыми
– Лена, вы напрасно молчите. Жена Платонова сказала нам, что в ночь со среды на четверг Дмитрий не ночевал дома. Ваш брат уверен, что он был у вас. Это правда?
– Какое вам дело? – резко ответила она. – Даже если он и был у меня, то что это изменит? Чего вы лезете ко мне?
– Вы не правы, – мягко ответил Лесников. – Дмитрий в четверг с утра пришел на работу, а среди дня ушел, никому ничего не сказав, и мы до сих пор не знаем, где он. Видимо, произошло что-то важное, что заставило его оставить работу и где-то скрываться. И это важное могло произойти либо в четверг в первой половине дня, либо в среду. И если в среду он был у вас, то, возможно, рассказал что-то или хотя бы обмолвился о каком-то важном событии.
– Ничего он не рассказывал. Он вообще никогда ничего не рассказывал про свою работу. Будто вы не знаете! – презрительно фыркнула она. – У меня и брат такой же, слова лишнего от него не услышишь.
– А о чем вы обычно разговаривали с Дмитрием?
– Это не ваше дело, – огрызнулась Лена. – Во всяком случае, не о работе.
– Скажите, – внезапно сменил направление Лесников, – Дмитрий много читал?
– Читал? – переспросила она, чуть запнувшись. – Какой странный вопрос.
– И все-таки.
– Ну… Мне кажется, нет. У него времени нет на книги.
– Откуда вы знаете? Вы спрашивали его об этом?
– Да нет, зачем же, это и так видно.
– Откуда видно?
– Я, например, начинаю ему рассказывать о какой-то известной вещи и по его реакции вижу, что он о ней впервые слышит.
– А вас не коробило от этого? Вы простите меня, Лена, но вы учитесь в консерватории, вы близки искусству, вероятно, у вас повышенные требования к общей образованности человека, а Дмитрий, похоже, этим требованиям не очень соответствовал. Вы мирились с этим?
– Вы говорите глупости, – сказала она сердито и немного высокомерно. – Ценность человека не в том, сколько книжек он прочел, а в том, как он относится к другим людям. Да, Дима не знает, что такое «гарики» и кто такой Губерман, он не видел ни одной пьесы Уильямса и никогда не слышал музыку Губайдулиной, но он уважительно относился к людям и никогда их не унижал. Он вообще почти никогда ни о ком не говорил плохо.
– У вас были общие друзья? – невинно поинтересовался Лесников. Девочка дерзит, но не потому, что она злая от природы, а от растерянности и испуга, и ему не составит большого труда заставить ее сказать то, что он хочет услышать. Надо только сделать так, чтобы она не почувствовала, что идет у него на поводу.
– Нет.
Лена помолчала немного, уставившись куда-то в пол.
– Мы никуда не ходили вместе, нам было достаточно друг друга, нам никто не был нужен, – добавила она вдруг.
– А о каких же людях Дмитрий вам рассказывал? Кого обсуждал? Вы только что сказали, что он никогда не унижал людей и не говорил о них плохо. Кого вы имели в виду?
– Никого конкретно, – она пожала плечами. – Иногда он рассказывал мне о людях, которых я совсем не знаю.
– Например?
– Ну, например, в среду он пришел грустный и сказал, что умер очень хороший и достойный человек. Попросил меня налить ему водки и помянул. Знаете, мне показалось, он чуть не плакал. Конечно, я понимаю, что о покойниках плохо не говорят, но, если он решил выпить за упокой его души не на поминках, не на людях, а один, как бы для себя, это значит, что…
Она снова запнулась и замолчала. Игорь не прерывал молчания, боясь спугнуть девушку, он понимал, что сейчас слышит самую важную информацию за весь вечер.
– Господи, как я плохо формулирую, – с досадой вздохнула она. – Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Кажется, да, – осторожно ответил Лесников. – Вы хотите сказать, что есть такая вещь, как моральный долг, и что многие из нас горазды отдавать его прилюдно и во всеуслышанье, но лишь немногие способны помнить и отдавать его в одиночку, наедине с самим собой. Кроме того, Дмитрий, вероятно, был способен на сильную привязанность и преданную дружбу, что также дано не многим. Верно?
– Да-да, верно, – торопливо и нервно заговорила девушка. – Но если, как вы говорите, Дима пропал, то я не понимаю, как его способность на сильную привязанность поможет вам его найти. Я сказала вам лишнее, вы меня подловили, это нечестно. Уходите, пожалуйста. Я больше не буду отвечать на ваши вопросы. Уходите.
– Хорошо, Лена, я сейчас уйду, но, может быть, вы скажете мне, кто был тот человек, который умер и которого хотел помянуть Дмитрий?
Лена встала с дивана и выпрямилась во весь свой небольшой рост. Глаза ее гневно сверкали, губы побелели.
– Вы поступаете подло, слышите, подло! Вы заставляете меня пересказывать вам слова, которые предназначались только для меня. Вы заставляете меня предавать Диму. Да, вы меня перехитрили, и в какой-то момент я разоткровенничалась с вами, но я раскаиваюсь в этом, а вы вцепились мне в горло и требуете…
Она задохнулась от ярости и готова была расплакаться.
– Уходите!
Уже стоя в дверях, Игорь Лесников вдруг обернулся к ней.
– Лена, я не хочу, чтобы вы считали меня негодяем, поэтому предупреждаю вас сразу: раз вы не хотите говорить со мной, я попрошу вашего брата задать вам те же самые вопросы. Ему вы не сможете не ответить. Так вот, чтобы вы не думали, что я пытаюсь вас перехитрить и подсылаю к вам Сергея, чтобы выпытать какие-то секреты, я говорю вам о своем намерении заранее.
– Зачем? – холодно спросила она, уже вполне овладев собой. – Играете в благородство?
– Играете вы, а не я, и не в благородство, а на скрипке. А я пытаюсь спасти вашего друга Платонова. И если вам нравится мне мешать, то я лично от этого удовольствия не получаю. Всего хорошего.
Глава 6
1
Телефонный звонок в кабинете следователя окружной прокуратуры Казанцева раздался в тот самый момент, когда Валерий Петрович не без удовольствия занимался любовью с молоденькой практиканткой университетского юрфака. У Казанцева не было особо срочных дел, требовавших его самоотверженного выхода на работу в субботний день, но и отдельного кабинета, не говоря уже об отдельной квартире, у него тоже не было, поэтому для закрепления дружеских отношений с практиканткой пришлось пожертвовать одним из двух выходных.
Был Валерий Петрович высок ростом и обладал столь мощным басом, что, когда он добросовестно пытался говорить тихо, присутствующим начинало казаться, что в комнате стоит ровный низкий гул.
Звенящий телефонный аппарат оказался у самого уха лежащей на столе девушки. Она недовольно приподняла голову и вопросительно посмотрела на Казанцева. Валерий Петрович снял трубку, не отнимая при этом руки от гладкого бедра будущего светила следственной работы.
– Валерий Петрович? – послышался в трубке незнакомый женский голос.
– Да, я вас слушаю.
– Дима Платонов просил напомнить вам о Кате из Омска.
Казанцев от неожиданности убрал руку с того уютного места, где она так удобно и уверенно лежала.
– Я помню Катю из Омска, – ровным голосом ответил он. – Что с Димой?
– Он в порядке, не беспокойтесь. У него к вам просьба. Выясните, пожалуйста, кто на Петровке занимается расследованием убийства Юрия Тарасова из Совинцентра и Вячеслава Агаева из Уральска-18. Их имена, фамилии, домашние и служебные телефоны, краткие характеристики. Когда и куда мне перезвонить?
– С семи до восьми вечера позвоните мне домой. Номер телефона есть?
– Триста девяносто четыре – десять – пятьдесят девять?
– Верно. Скажите Диме, я все сделаю.
Он не успел закончить последнюю фразу, когда в ухо ударили громкие и частые гудки отбоя.
Казанцев мельком взглянул на часы. Выгонять девочку прямо сейчас – грубо и не по-джентльменски, надо быстренько закончить так приятно начатое дело и проводить ее до выхода. На выполнение Димкиной просьбы может уйти много времени, но не выполнить ее нельзя. Еще в те времена, когда они вместе учились в школе милиции, Валера Казанцев попал в тяжелую и некрасивую историю со студенткой педагогического института. История была настолько некрасивая, что Валере понадобилось немало мужества, чтобы рассказать о ней только одному человеку – Диме Платонову. Девушку звали Катей, и с тех пор слова «Катя из Омска» стали обозначать ситуацию, в которой от них требуется полное доверие друг к другу, немедленная помощь и строгая конфиденциальность. За два десятка лет эти магические слова произносились чаще следователем Казанцевым, чем оперативником Платоновым.
– Спасибо тебе, малыш, – вежливо сказал Валерий Петрович. – Хочешь, вечером куда-нибудь сходим?
– Мне уходить? – обиженно спросила практикантка. Судя по последним пятнадцати минутам, расследование уголовных дел осталось в ее жизни единственным, в чем еще следовало бы попрактиковаться. Все остальное она умела делать превосходно и ни в какой дополнительной практике не нуждалась.
