Андрей Иванов - Черный король
– Интересное умозаключение, – сказал наконец Соловец. – Это дело надо перекурить.
В буфете тира курить воспрещалось, поэтому оперативники вышли на улицу. Они заняли одну из пустующих скамеек в сквере.
– Молодец, Андрей, – похвалил коллегу Дукалис. – Мне бы такое в голову не пришло.
– Ты, главное, обо всем этом пока Мухомору не говори, – посоветовал Ларину Волков. – Слишком уж все кучеряво…
– Но других же версий у нас нет, – возразила Настя.
– Да, других версий нет, – согласился Соловец. – Значит, будем разрабатывать эту.
– Гриншпун много чего порассказал про нумизматические дела, – сказал Ларин. – И вот что мне пришло в голову…
Попыхивая сигаретой, капитан изложил коллегам возникший у него план.
20
Милицейский «уазик», в котором сидели Соловец, Ларин, Дукалис, Волков и шофер Витя, подкатил к служебному входу в Эрмитаж. Оперативники заранее созвонились с начальником охраны музея майором милиции Юрием Трофимовым, он встретил коллег в вестибюле. Поздоровавшись с майором, оперативники вслед за ним направились по коридорам и лестницам на четвертый этаж.
Идя по музею, Ларин то и дело оглядывался по сторонам. Он даже не помнил, когда последний раз был здесь. Характерные запахи и звуки напомнили милиционеру школьные годы, когда его вместе с другими одноклассниками водили в музей на экскурсии. Ностальгия по детству проникла в милицейскую душу. Остальные члены оперативной бригады были менее сентиментальны. Они шли быстрым шагом по коридорам Эрмитажа, лишь изредка бросая взгляды на висящие по стенам полотна и стоящие на постаментах скульптуры.
Наконец милиционеры оказались перед входом в отдел нумизматики.
– Пришли, – сказал Трофимов.
Он отворил дверь, и компания оказалась в одном из служебных помещений музея.
– Здравствуйте, Аркадий Андреич, – обратился начальник службы охраны к мужчине, находящемуся в кабинете.
– Добрый день.
Перед оперативниками стоял человек лет сорока пяти с зачесанными назад седоватыми волосами, очками на носу и рыхлой фигурой, облаченной в мешковатый костюм.
– Познакомьтесь, пожалуйста, – сказал Трофимов. – Вот оперативная бригада Двенадцатого отделения милиции.
– Савельев Аркадий Андреич, – произнес работник музея.
Офицеры по очереди представились, пожав музейщику руку.
– Чем обязан визитом ваших коллег? – обратился Савельев к Трофимову.
– Они сами все объяснят, – сказал начальник охраны.
Савельев жестом предложил милиционерам сесть.
– Прошу вас, – сказал он.
Оперативники и охранник расположились вокруг большого, заваленного книгами и бумагами стола с массивными ножками.
– Скажите, Аркадий Андреич, – обратился к нему Соловец, – как часто предлагают музею купить редкие монеты?
– Вас интересуют юридические или физические лица?
– Физические.
– Последнее время количество предложений от граждан возросло, – сказал нумизмат.
– Чем вы это объясняете? – спросил Ларин.
– Приходит много пенсионеров. Времена сейчас трудные, на пенсию не прожить, вот и несут сюда все, что считают ценным. Но, сами понимаете, ценные экземпляры встречаются редко.
– И все-таки попадаются? – поинтересовался Волков.
– Конечно! Однако я себя иногда чувствую, как петух, который, разгребая навозную кучу, пытается найти жемчужное зерно.
– Аркадий Андреич, – обратился к музейщику Ларин, – а не предлагали Эрмитажу в последнее время купить динарий Александра Македонского?
Савельев с удивлением посмотрел на оперативника.
– Вы знаете, – сказал он, – это как раз то самое жемчужное зерно, про которое я вам говорил! Действительно мне его предлагали!
У оперативников загорелись глаза.
– Кто это был? – спросил Ларин.
– Мужчина лет под тридцати.
– Как он представился?
– Борис Алексеич. Фамилию не называл.
– Он показал вам монету?
– Да.
– Как вы считаете, она подлинная?
– Без специальной экспертизы дать ответ трудно. Я так и сказал этому Борису Алексеичу.
– Вы предложили провести экспертизу?
– Нет, так как финансовые условия, выдвинутые владельцем монеты, для нас однозначно неприемлемы.
– Что вы имеете в виду? – спросил Соловец.
– Посетитель попросил за монету сто тысяч долларов. Я сказал, что мы можем заплатить максимум тридцать. Его это не устроило, и он ушел.
Ларин положил перед Савельевым фотографию Устинова.
– Это он?
Музейный работник внимательно рассмотрел снимок.
– Да. Только с другой прической.
– А когда к вам приходил этот Борис Алексеич? – спросил Соловец.
Савельев посмотрел на часы:
– Только что, минут пятнадцать назад.
Милиционеры вскочили со стульев.
– Где он сейчас? – рявкнул Дукалис.
– Вышел незадолго до того, как вы вошли.
Соловец метнул взгляд на Трофимова.
– Проводите нас на главный вход! – выпалил он.
Не прощаясь, оперативники и начальник охраны выбежали из кабинета нумизмата и, перепрыгивая через ступени, помчались в выходу, надеясь настичь человека, приносившего на продажу монету.
Когда милиционеры стремительно миновали четвертый и третий этажи Эрмитажа, Борис Устинов не спеша вышел из главного входа в музей и направился к пешеходному переходу через Дворцовую набережную. Еще до встречи с Савельевым Устинов заметил ресторан «Корюшка», расположенный прямо в воде Невы, напротив главного входа, через проезжую часть. Владелец редкой монеты терпеливо ждал зеленого сигнала светофора. Поток машин несся мимо него по залитой солнцем набережной.
Между тем оперативники добежали до первого этажа и, миновав вестибюль, оказались возле выхода. Выскочив на улицу, они огляделись по сторонам.
Долгожданный зеленый свет наконец вспыхнул, и поток пешеходов устремился от Эрмитажа на противоположную сторону набережной. Людей было слишком много, чтобы милиционеры могли разглядеть среди них человека, в кармане которого покоился динарий Александра Македонского.
Отдышавшись, оперативники закурили.
– Слышь, Георгич, – сказал Дукалис Соловцу, – вон напротив ресторан плавучий. Может, зайдем, по кружке пива пропустим…
– Не заработали сегодня на пиво, – ответил майор. – Поехали в «контору».
Он зашагал в сторону оставленного у служебного входа «уазика». Коллеги двинулись за ним.
А Борис Устинов расположился на палубе ресторана «Корюшка» и стал изучать поданное официантом меню.
21
Пушкинская улица находится в центре города. Параллельно ей расположен шумящий машинами и громыхающий трамваями Литовский проспект, перпендикулярно – омываемый людскими волнами Невский. Рядом суетится Московский вокзал. Однако, несмотря на беспокойное соседство, Пушкинская – тишайшая улица Санкт-Петербурга. В центре ее расположен узкий сквер с памятником Пушкину, который молчаливо смотрит на расположившихся по скамейкам горожан. Окрестные дворы спокойны и безопасны.
В одном из таких дворов, где резвятся дети и сидят у дверей пенсионеры, находился дом, в котором проживал Виктор Боровский. Светло-желтое свежеоштукатуренное здание не отличалось от сотен домов, разбросанных по дворам центрального района.
«Уазик» оперативников подъехал к дому Боровского в двенадцать часов. Только что часы на башне Московского вокзала показали полдень, а пушка Петропавловской крепости выстрелила в воздух, напугав зарубежных туристов.
Войдя в здание, милиционеры поднялись на третий этаж. Ларин позвонил в дверь с глазком. Через пару минут оперативники услышали из-за двери голос хозяина:
– Кто там?
Ларин показал в глазок раскрытое удостоверение:
– Уголовный розыск.
Дверь открылась. На пороге стоял пожилой невысокий человек с сухой фигурой и крашеными волосами. Лицо его было изборождено глубокими морщинами, а нос с горбинкой нависал над узкими губами. Он окинул острым взглядом стоявших перед ним оперативников.
– Здравствуйте, – сказал Ларин, – нам нужен Виктор Боровский.
– Здравствуйте, это я, – ответил хозяин квартиры, – прошу вас.
Хозяин пропустил гостей в широкий коридор.
– Я звонил вам вчера вечером, – сказал Ларин.
– Капитан Ларин, если не ошибаюсь?
– Да. Андрей Васильевич.
– Виктор Михалыч, – представился Боровский.
Соловец, Дукалис и Волков назвали свои имена и отчества.
– Проходите. – Хозяин жестом пригласил оперативников в просторную гостиную, где сверкал дорогой паркет, висела массивная люстра, а стены украшали картины. – Садитесь.
