Лоуренс Гоуф - Аквариум с золотыми рыбками
Флора Мак-Кормик наконец отыскала ключи и направилась к картотечному шкафу, стоявшему слева от окна. Затем отперла его и выдвинула верхний ящик.
— Вы всегда их запираете? — спросил Уиллоус.
— Да, всегда.
— И ключи всегда хранятся в вашем столе?
— Совершенно верно.
— И стол вы всегда запираете?
— Когда как. — Флора Мак-Кормик провела рукой по толстой пачке картонных папок. — Но какое это имеет значение?
— Для меня — большое.
Клер, пристроившись на краешке стола, рассеянно разглядывала фотографии в рамках, висевших над телефоном. Перехватив ее взгляд, Флора улыбнулась.
— С сигарой — это Гарри. Он был первым и самым лучшим. Парень в очках — это Ральф. Бездельник. Умер от рака поджелудочной железы. Одиннадцать лет назад. Нет, уже двенадцать. За две недели до своего дня рождения. Ему бы исполнилось сорок четыре. Представляете, умер в расцвете лет… — Флора взглянула на Уиллоуса, очевидно пытаясь определить его возраст. — А тот, В свитере с высоким воротником, — это Билл. Моя третья и последняя ошибка. Вы только посмотрите, какие зубы… Доводилось ли вам видеть улыбку более обворожительную? — Флора выдвинула следующий ящик. — Вся беда в том, что мне Билл почти никогда не улыбался.
Она нашла нужную папку и передала ее Уиллоусу. На корешке ее бисерным четким почерком было выведено имя Элис Палм. Уиллоус раскрыл папку. Клер, соскочив со стола, заглянула через его плечо.
Ничего нового Уиллоус не узнал, в смысле информации. Папка оказалась совершенно бесполезной. Дата рождения Элис Палм, рост, вес, цвет волос и глаза… Ее хобби была электротехника, а также некоторые виды спорта. Графа, отведенная для вероисповедания, оставалась незаполненной, хотя Уиллоус знал, что она принадлежала к англиканской церкви. Дата на листке свидетельствовала о том, что записи были сделаны пять лет назад. Но фотография, наклеенная в левом верхнем углу, была, по мнению Уиллоуса, не менее чем десятилетней давности.
Флора подала следующую папку. На ней было выведено имя Энди Паттерсона. Фотография же имела какой-то зеленоватый оттенок. Уиллоус и раньше сталкивался с подобным явлением — это происходило при использовании просроченной пленки. Он просмотрел данные Паттерсона, в том числе его хобби, а также симпатии и антипатии. Казалось, между ним и Элис Палм не было ничего общего. Она обожала классику и рок, он предпочитал Уилли Нельсона и джаз.
— А что за люди здесь собираются? — спросил Уиллоус.
— Что вы имеете в виду?
— Люди, которые приходят сюда поразвлечься, — что они собой представляют? Я имею в виду возраст, образование и тому подобное.
Флора пожала плечами.
— Большинство из наших завсегдатаев старше, чем были Элис Палм и Энди Паттерсон. Но с другой стороны, есть помоложе. — Она задвинула картотечный ящик. — Здесь собираются самые разные люди.
— А много ли среди них гомосексуалистов?
Флора кивнула.
— Я так и думала, что вы об этом спросите.
— Энди Паттерсон был знаком с Элис Палм?
— Не думаю.
— Элис знала Фасию Палинкас?
— Я уже говорила инспектору Бредли, что Фасия Палинкас не состояла в клубе. И это заведение — вовсе не место встречи гомосексуалистов. Паттерсон — единственный из них за время существования клуба.
— Единственный, о ком вы знали?
— Да, — решительно подтвердила Флора Мак-Кормик.
— А что Паттерсон здесь делал?
— Он был-то всего несколько раз. Думаю, он просто приглядывался.
— То есть?
— Сомневаюсь, чтобы в сексуальном плане он чувствовал себя комфортно. Я думаю, он приглядывался к женщинам. Наверное, хотел попробовать себя в качестве гетеросексуала.
— Любопытная теория.
— Вы можете предложить другую?
— А что Элис Палм? — вмешалась Клер. — Что она здесь делала?
Флора грустно улыбнулась.
— Как и большинство моих постоянных посетительниц, она была очень мила и очень застенчива. И я даже сомневаюсь, общалась ли она с кем-нибудь вне клуба.
— Как часто она здесь бывала?
— У нас ужин и танцы по пятницам и по субботам. Она почти всегда приходила по пятницам.
— А по субботам?
— Никогда.
— Она всегда приходила одна?
— Да, — сказала Флора Мак-Кормик.
— А уходила как? — спросил Уиллоус. — Они приглашала кого-нибудь к себе домой?
— Регулярно.
— А точнее? Как часто?
— Не помню. Два-три раза в месяц.
— Вы хотите сказать, что эта застенчивая леди приводила к себе домой мужчин два-три раза в месяц?
— Я точно не знаю, куда они отправлялись.
— Она состояла членом клуба почти пять лет, — сказал Уиллоус. — Клуб посещает множество мужчин. Сколько имен вы мне можете назвать?
— Ни одного.
Не болтайте глупости, — сказал Уиллоус. — Я обвиню вас в сокрытии информации, устрою вам задержание.
— Но это правда. За все время, что я ее знала, она никогда не уходила с постоянными нашими членами.
— Минуточку, — вмешалась Клер. — А какие еще бывают члены?
— Бывают непостоянные, на одно посещение. — Флора Мак-Кормик улыбнулась, взглянув на Уиллоуса. — Предположим, вы хотите вступить в клуб, но предпочли бы осмотреться, прежде чем вносить плату за постоянное членство. В этом случае вам нужно лишь заполнить регистрационную карточку и заплатить мне пятнадцать долларов. В эту сумму входит ужин и танцы. Напитки отдельно.
— И как много таких посетителей? — спросила Клер.
— Достаточно. Несколько тысяч за год.
— Как же так случилось, — спросил Уиллоус, — что вы запомнили Паттерсона? Ведь он приходил всего несколько раз.
— Я уже сказала вам. Потому что он был гомосексуалистом.
— Иначе вы бы его не запомнили, так?
— Возможно.
— А может, вы забыли Фасию Палинкас, потому что она приходила всего раз или два?
— Ее имени нет в списках.
— Это всего лишь означает, что она не являлась постоянным членом клуба. Может быть, она была непостоянным — одним из тех, кто приходит время от времени. Вы храните регистрационные карточки таких посетителей?
— Я обязана это делать. Из-за налоговой инспекции. Я их храню начиная с 1961 года, когда мы с Гарри начали дело.
— И где же они?
— В картонных коробках. В чулане. Хотите посмотреть?
— Надеюсь, не понадобится, — сказал Уиллоус.
Он повернулся к Клер:
— Покажите ей, пожалуйста, фотографию.
— Какую фотографию? — спросила Флора. В голосе ее звучало неподдельное изумление, словно она полагала, что все фотографии на свете уже наклеены на стены ее кабинета.
Клер открыла сумочку и вытянула сделанную в морге фотографию Фасии Палинкас. Глаза покойницы были закрыты, но в целом эта цветная фотография достовернее передавала облик Фасии, чем та старая выцветшая карточка, что появилась в газетах.
Флора со вздохом достала из кармана очки. Она долго рассматривала лицо покойницы. Затем она сняла очки и вернула фотографию Клер.
— Я никогда ее не видела, — заявила она.
— О Боже, — в отчаянии произнес Уиллоус. Он указал на стоявшие вдоль стен шкафы. — Сколько же у вас тут папок?
— Около шести тысяч.
— О Боже, — повторил он. — Что ж, отоприте остальные шкафы.
— Вы все еще думаете… Вы надеетесь отыскать здесь ее регистрационную карточку?
— Надеюсь.
— В таком случае вы проведете здесь всю ночь, — усмехнулась Флора.
— Вы будете оставаться с нами, пока мы не закончим, — отчеканил Уиллоус.
Они принялись за дело в одиннадцать утра. В три часа дня Уиллоус послал за сандвичами с Цыплятами и кофе. Он расчистил на столе Флоры Мак-Кормик небольшое пространство, и они с Клер уселись рядом.
Цыплята оказались отвратительными, и Клер к ним почти не притронулась. Выпив чашку кофе, она вернулась к работе. С очередной фотографии ей улыбался пожилой мужчина с оттопыренными ушами и неровно подстриженными усами. Захлопнув папку, Клер отложила ее в сторону и потянулась за следующей, где и обнаружила фотографию вдовы Палинкас. Правда, волосы у нее здесь были гораздо длиннее, они падали ниже плеч, за рамку снимка. Фасия улыбалась. Вспышка камеры оставила золотистые искорки в ее темных глазах. На тоненькой цепочке висел золотой крестик. Клер отошла от шкафа и протянула папку Уиллоусу. Тот взглянул и вернул ей.
— Она зарегистрирована под именем Шарон Хопкинс, — сказала Клер. Она задумалась. — Кажется, так зовут кого-то из жильцов в их доме?
Уиллоус кивнул.
— Женщину из соседней квартиры.
— Не понимаю, почему она не записалась под собственным именем.
— Я тоже, — ответил Уиллоус. Он подошел к столу, выбросил остатки еды в мусорную корзину и разложил на столе три досье.
Элис Палм. Фасия Палинкас. Энди Паттерсон.
— Все трое — белые, — сказал он. — Всем им было по пятьдесят, и у всех фамилия начиналась на букву «П». Теперь надо выяснить, что у них еще было общего.
