Игорь Алимов - Арторикс
– Подземный ход… – глубокомысленно поднял палец Жак, внимательно осмотрев дверь.
– Ты думаешь?
– Очень похоже, – кивнул Леклер. – Смотри, Сэм: кругом дерево… – Он показательно ахнул кулаком в стенку. Стенка жалобно хрустнула. – А тут – бетон.
– Ну и черт с ним, – сказал я, проверяя на всякий случай щеколды. – На досуге разберемся.
Полностью очистив здание от врага, мы все найденные бумаги без разбора свалили в два мешка и бросили их рядом с «языком».
В одной из комнат первого этажа я обнаружил мощную радиостанцию, как ни странно – в рабочем состоянии, включил и стал настраиваться на шерифскую волну.
– Сэм! Тут Бакстон приехал! – заорал Жак со двора.
Я выглянул в окно и увидел во дворе Леклера, Бакстона и его любимого быка. Выглядел Бакстон неважно: он запыхался, был какой-то весь грязный. Бык глубокомысленно лизал кольцо, тряс башкой и издавал короткие низкие мычания.
– Сэм, там громят его коровник! Я сейчас съезжу, помогу соседу и – назад!
– Ладно! – махнул я рукой, возвращаясь к рации. Странно: что же, бык не мог сам разобраться с теми, кто покушается на коровник?!
За окном взревел мотор леклеровского грузовика, потом взревел бык, и какое-то смутное беспокойство ощутил я при этих звуках, но тут из динамика донеслось:
– Да, я внимательно слушаю. Да?
– Господин шериф! Это Дэдлиб.
– А, Сэмивэл, дружочек, это ты?
12
Я быстренько, буквально в нескольких словах пересказал шерифу историю падения компании «Арторикс», живописав свои подвиги, пропажу Лиззи, а также героические деяния Леклера. Шерифу все это не очень понравилось, и он мне так прямо и сказал. С его точки зрения, можно было и не горячиться: и дом не ломать, и людей всех подряд не стрелять. «Захватить их живьем, а потом посмотрим…» (конец цитаты). Но раз уж так произошло, ничего не попишешь: домик поломанный – спалить, все трофеи и бумаги – упаковать, держать при себе и никому не отдавать, самому же следовать на вокзал и там – ждать. «А мы уж не задержимся», – пообещал г. шериф. Да и пожалуйста, отвечал я, вот прямо сейчас и пойду на вокзал, а что до людей, то мы стреляли не всех, а через одного, да и кто там люди, а кто – нет, это еще вопрос; и вообще – деяния соответствуют поступившей от начальства, то есть от тебя, Аллен, информации, а информации, считай, вообще никакой не поступило, так что это хорошо, что в Арториксе вообще еще какие-то дома целые остались. И так далее.
Для постороннего уха наш с шерифом разговор был похож на беседу двух умалишенных: г. Дройт изволил периодически вставлять в беседу фразы и словосочетания на древневарварском наречии, перемежая их только ему и мне известными сокращениями. Что понял тот, кто наверняка нас подслушивал, я не решаюсь предположить, но шанс вывихнуть мозги у него определенно имелся, и в этом смысле сердце мое было абсолютно спокойно.
Выслушав все распоряжения начальства, я выстрелил в рацию и навеки вывел ее из строя, а потом покинул помещение, поджигая от зажигалки обои.
Внизу я отцепил от двери пятерых пленных в наручниках и вывел их за пределы забора. Хотелось удостовериться, что пожар выйдет на славу. Нет, ничего – горит и уже не потухнет.
Я повернулся к схваченным.
– Так. Кто из вас робот или что-то в этом роде, подними руку или какое другое место, – потребовал я.
Сбившиеся в кучу пленные молчали. Я извлек из кобуры «слона», взвел курок и внимательно посмотрел на них. Пленные посмотрели на меня.
– Следующий вопрос. Кто хочет сам мне все рассказать?
Среди пленных произошло движение, и вперед выступил один, худосочный, с глупым лицом.
– Э… – произнес он неожиданно тонким голосом. – Сэр, мне хотелось бы… буквально пару слов про роботов…
В это время его сосед ударил худосочного сцепленными в замок скованными руками по голове с такой силой, что голова несчастного чуть совсем не покинула шею. Худосочный рухнул наземь, увлекая за собой прикованных к нему, а агрессор кинулся ко мне, но я спокойно, с одного выстрела, отстрелил ему голову, и он умер. (Если так можно про него сказать. Скорее – перестал функционировать.)
– Есть еще среди вас роботы? – обратился я к трем оставшимся. Те стали отнекиваться.
– Кто хочет дать правдивые показания о преступной деятельности компании «Арторикс»?
Все выразили полное согласие. Тогда я повел пленных прочь от пожара, ибо в доме уже начинали рушиться стены. Отойдя метров на двадцать, я усадил пленных на песочек, спиной к очагу возгорания, сам уселся к ним лицом, револьвер положил на колени, достал штатный диктофон, включил и предложил:
– Ну, прошу вас. Начинайте по очереди. Сначала имя и фамилию, а потом – все, что вам известно. Можно излагать беспорядочно, кашляя и икая.
Но судьбе (или кто тут у них вместе с Вайпером сегодня выполняет роль судьбы) было неугодно, чтобы я узнал хоть что-нибудь уже прямо сейчас, ибо откуда-то из горящего здания раздалась очередь, взметнувшая песок в нескольких сантиметрах от моей задницы, и я мгновенно отпрыгнул за какой-то ящик, но очередь на излете качественно прошила всех троих пленников, и они, кривляясь и булькая, опрокинулись на спины. Я высунулся из-за ящика и пару раз выпалил в огонь, наобум, и ни в кого, конечно, не попал.
– Как это жаль… – пробормотал я, в досаде оглядывая трупы. Теперь оставался лишь «язык» в мешке, но его увез Леклер. – Как жаль…
Конечно, мне было очень любопытно, что это за тип лазает в эпицентре пожара да еще и стреляет оттуда так, что одной очередью снимает троих, но, поборов любопытство, я счел возможным ползком покинуть место боевой славы и отползал до тех пор, пока не оказался на безопасном расстоянии, под прикрытием ближайшего дома. Там я встал, возмущенно отряхнулся, перестегнул у сумки пару лямочек, превратив ее в рюкзак, закинул за спину, сунул «слона» на место и пошел в обход пожара, думая о том, перекинется пламя на соседние здания или нет. По всему выходило, что вряд ли.
На улицах было пустынно. Совсем недавно здесь сновал восхищенный, выпивший народ, а теперь повсюду царило запустение, лишь парили в душном воздухе клочки бумаги. Лавки позакрывались или были попросту брошены. Видно, наше нападение на компанию и мое последующее выступление имели достаточно сильный резонанс, и оставалось надеяться, что жители славного Тумпстауна сейчас пребывают во всеоружии на вокзале или, что еще лучше, взяв с присущей им прямотой на абордаж какой-нибудь поезд, уже едут домой, а не затеяли очищать Арторикс от «разной бандитской сволочи» и не ловят с гиканьем Вайпера и его сообщников. Нехорошо, когда боевые действия идут нескоординированно, это может повлечь за собой ненужное распыление сил и неоправданный расход боеприпасов. В конце концов я и сам, один, с легкостью могу спасти отечество, я просто создан для того, чтобы периодически его спасать. Это, если хотите, мое призвание. Некоторые могут сказать, что мне не дают покоя лавры Юллиуса Тальберга, действительного кавалера Ордена «Спаситель отечества» первой степени, но ведь вы же понимаете, что это не так.
(Кстати, о Юллиусе. О нем ходит много слухов и легенд, и иногда бывает трудно отделить ложь от истины. Рассказывают, например, что он приехал в Тумпстаун в составе багажа Аллена Дика Дройта. Брехня! Не знаю даже, как и прокомментировать такую чушь! Юллиус – тонкий стилист, непременный член «Пен-клуба», лауреат «Букера» за толстую книжку о возрождении эпистолярного жанра ввиду прихода в мир средств электронной коммуникации, он свободно пишет (но по причине природной молчаливости не говорит) на многих европейских и даже азиатских языках, включая сюда и русский (последнее особенно поучительно). Поговаривают также, будто он владеет узелковым письмом, но – чего лично не видел, того не видел. Юллиус стреляет буквально из всего, что способно стрелять, а о дивном по вкусовым качествам и чистоте очистки напитке «Бруно», рецептуру которого, Тальберг хранит в строгой тайне, ходят легенды даже при дворе князя Тамуры. Говорят, что г. шериф, впервые отведав «Бруно», долго молчал, а потом, когда собрался со словами, изрек: «Это ненаучно, но очень вкусно», – однако же от дополнительного стаканчика почему-то отказался. Юллиусу ли ездить в каком-то там багаже! Да, он человек застенчивый и неразговорчивый, зато – эмоциональный и способный к парадоксальным, даже к неожиданным поступкам, чаще всего приводящим именно к спасению отечества. Что есть, то есть. Приведу поучительный пример. Однажды Юллиус понадобился президенту О'Рэйли. Такое иногда бывает. Может, президенту русские письмо прислали – не знаю, что там у О’Рейли вышло. А Тальберг несколько засиделся с Люлю Шоколадкой в винном погребке и явился как был: во фраке, брюках в микроскопическую черно-белую клеточку и спортивной кепке с длинным козырьком, к тому же несколько навеселе, то есть вдребезги пьяный. У президента же, поскольку Юллиус опоздал (он очень долго не мог найти дверь), уже были господа, которые, угрожая оружием и нехорошими, грубыми словами, чего-то домогались от главы государства. Юллиус об этом не подозревал. Вписавшись, наконец, в дверь, он по сложной кривой миновал связанного секретаря, сбил три стула и в последнем усилии подошел к кабинету, где его затуманенному взору открылась картина насилия и шантажа. Другой сказал бы: «Ну ни фига себе!», а может, что и покрепче. Юллиус же промолчал, поскольку ничего из увиденного не понял, хотя все было вполне очевидно. Сильно кренясь на правый бок, он вступил в кабинет. Бандиты с изумлением взирали на него, а Тальберг, скромно вибрируя, стоял себе и ничего не предпринимал. Немая сцена. Те же и Тальберг. Потом он осторожными шажками вышел на середину кабинета, встал на четвереньки, несчастным голосом пронзительно икнул, и его трогательно стошнило. После этого Юллиус удовлетворенно лег на бочок, подобрал длинные ноги и вообще принял позу эмбриона и спокойно заснул. Эта полная глубокого внутреннего лиризма сцена вызвала у бандитов столь сильное сострадание, незаметно перешедшее в глубочайшее раскаяние, что они, прослезясь, освободили президента от пут, извинились перед ним и ушли прочь, унося Юллиуса на руках и покачивая его осторожно, как новорожденного котенка. О'Рэйли тоже всплакнул, учредил специально по этому случаю орден «Спаситель отечества» и наградил им Тальберга, когда тот наконец пришел к себе.)
