Фридрих Незнанский - Оборотень
Утешало одно — кейс он не смог взять с собой. Расколотил, раскидал бумаги. И только.
Артур толково и коротко распоряжался, по всем правилам начиная охоту за беглецом.
— Отставить, — прекратил его усилия отцепленный от машины Турецкий.
Он мог бы добавить: ловить в лесу человека, сделавшего то, что он сделал две минуты назад у него на глазах, было практически бесполезно. А если омоновцы, на свое несчастье, умудрятся все же засечь его и обложить, не оставив выхода, — хорошим это не кончится. Ибо припертый к стенке Снегирев встанет уже насмерть. А об этом Турецкому не хотелось даже и думать.
Артур возражать начальству не стал. Он послал кого-то на шоссе, и скоро у обочины, вытягивая из болотины злополучную «Волгу», деловито запыхтел остановленный ребятами могучий «КамАЗ» с симпатичной лошадкой, нарисованной на боку.
7 ИЮНЯ
Ползая на четвереньках по кочкам, между которыми проступала торфяная вода (давно пора было бы высохнуть и сгореть на чертовой жаре, как положено порядочному болоту!), Турецкий про себя клял всех на свете — Олега Золотарева, который дал провести себя на мякине, проводницу, бандитов из Кандалакши, жлобов Игоря и Мишу… а всех пуще — чумового сукиного сына с седым ежиком и ехидной ухмылкой, так легко превращавшейся в зверский оскал.
— Гад!.. — сипел сквозь зубы Турецкий, имея в виду неизвестно кого, а скорее всего — всех разом. Один глаз у старшего следователя прокуратуры страны порывался слипнуться и закрыться навеки. Больше всего Сашу бесило даже не то, что Снегирев прицепил его наручниками к дверце машины, даже не то, что он так издевательски нагло ушел… А то, что, не взяв кейс с документами, он разбросал бумаги, драгоценные клочки, без которых не упечь за решетку тех, по ком, несомненно, плакали серьезные статьи из Уголовного кодекса. Локтем, скотина. Руки-то у него…
Снегирев, по которому плакали статьи еще более серьезные, действовал, точно потревоженная стихия. Грязевой, черт его побери, поток Как он там называется? Сель. Который лучше не трогать вообще. И уж тем более действиями доблестного ОМОНа…
Турецкий мало о чем мог сейчас думать, кроме хренова киллера и хреновых документов, но все же проследил краем глаза за тем, как Игоря Черных и его кореша Мишу тащили к шоссе. Оба корчились и беспомощно обвисали в заботливых руках сослуживцев. Слышались жалобные стоны, время от времени мускулистых здоровяков начинало корежить, на траву капала зеленая желчь. Им явно попало больше всех, причем намного. Арестант попался злопамятный.
— Кейс-то… твою мать!.. — в очередной раз проворчал Турецкий. — Не возьму, так затопчу…
Черных и Завгородний его сейчас не интересовали. Живы — и ладно. Дойдет и до них, но пока главное — документы.
С документами получилось, как во время того пожара в библиотеке: тысяча книг сгорели в огне, еще три тысячи потонули в воде, вылитой пожарными на огонь… Улетели бумаги недалеко, но кое-что успело намокнуть, еще кое-что порвалось под сапогами, а может быть, и оказалось безвозвратно втоптано в мох… Турецкий заставил недовольных омоновцев ползать вместе с ним на карачках, перебирая каждую травинку. Куча мокрой мятой бумаги вываливалась из уцелевшей половинки кейса. Кто-то сбегал в пикап и принес пластиковый мешок. Мрачно запихнув в него компромат и продолжая костерить на чем свет всех и вся, и Снегирева в особенности, важняк направился к машине, которая ждала его на шоссе.
Скоро деревня Эммаус осталась далеко позади, но чудное название это Турецкий запомнил на всю жизнь.
6.30Иногда Алексей Снегирев проявлял невероятную, ни в какие ворота не пролезавшую наглость. И на ней, что самое интересное, выезжал.
Вот так и теперь. Нормальному человеку полагалось бы приобрести стойкую аллергию ко всем и всяческим дорогам и постараться как можно дольше не подходить близко ни к одной. Киллер вышел обратно на шоссе примерно через полчаса после побега. К этому времени на руках у него, скрывая повязки, угнездились темные нитяные перчатки, а в лесу, под торфяной кочкой, остались для будущих археологов два шприц-тюбика. По счастью, на черных джинсах кровь была почти не видна, так что особо и отчищать не пришлось.
Киллер выбрался на шоссе, по которому его только что везли под конвоем, возле указателя «Т/б Спутник 0,1» и принялся голосовать.
Шестая по счету машина осветила его фарами и остановилась. Он рысцой подбежал, заглянул внутрь и весьма удивился.
Как всем известно, в нынешние благословенные времена водители предпочитают голосующих на обочине просто не замечать. И правильно делают. А если едут в одиночку, то даже и днем. И даже в городе. Не говоря уже про глухой ночной час на загородном шоссе.
Водитель рыжих потрепанных «Жигулей» был в машине один. Против света его трудно было разглядеть, но вот протянулась рука, щелкнула, раскрываясь, дверца, Алексей заглянул внутрь и по инерции спросил молодую девушку, сидевшую за рулем:
— До города довезете?..
— Залезай! — кивнула она.
Он решил загодя утрясти все вопросы и потянулся к поясной сумочке:
— Сколько?..
— Да ну тебя! — обиделась девушка. — Ему говорят залезай, а он ушами хлопает. Так ты, блин, едешь или здесь остаешься?..
Киллер стащил с плеч лямки рюкзака. Шевелить руками было по-прежнему больно, но, благодаря промедолу, по крайней мере терпимо. Девушка выбралась из машины и открыла багажник:
— Укладывай.
В багажнике валялся перемазанный землей огородный инвентарь. Девушка расстелила старый клетчатый плащ, чтобы не испачкать красивый красный рюкзак. Киллер слегка потряс ее тем, что приподнял импровизированную подстилку и устроил рюкзак прямо на лопатах и сложных приспособлениях для прополки, именуемых в народе «моргаловыкалывателями». А плащ набросил сверху, подвернув уголки.
— Ну ты даешь! — только и сказала она.
Когда они забрались в машину и раздолбанные «Жигули» покатили вперед, Алексей не удержался и все-таки спросил ее:
— И не страшно вам незнакомого мужчину среди ночи в машину сажать?..
Она только хмыкнула:
— У меня коричневый пояс по тэквондо. Когда был еще зеленый, подошли ко мне двое. С ножичком. И что? Обоих за одно место в отделение оттащила.
— Здорово! — с уважением сказал Алексей. — Это вы там кирпичи ногой разбиваете?
— И ногой, и рукой. — Девушка отвернулась от дороги, протягивая действительно крепкую твердую ладошку в велосипедной перчатке: — Меня Варей зовут.
Алексей обождал, пока после рукопожатия в глазах улягутся искры, и представился Славиком. Это вполне соответствовало паспорту, который он загодя переложил в сумочку из рюкзака.
Была и другая вещь, которую он оттуда извлек. Портативный проигрыватель для лазерных компакт-дисков, казавшийся еще миниатюрней в его пальцах, ставших толстыми и неуклюжими. Варя с любопытством косилась, как он заправлял внутрь блестящую радужную пластинку, прилаживал крохотные наушники и нажимал пуск.
— Что слушаем-то? — поинтересовалась она.
— «Сплошь в синяках»…
— Класс! — обрадовалась Варя. — Дай одним ухом послушать!
Ему было не жалко. Так они и ехали дальше: у каждого по наушничку в ухе. У нее в правом, у него в левом. Электроорган выдавал торжественные аккорды. На колеса наматывалось шоссе, и Алексей даже заподозрил, что, возможно, рановато похоронил предстоявшую вечером встречу. Это было хорошо. Уговор дороже денег. А впрочем, не говори «гоп»…
По раскаленным пескам и по тонкому льду,
Битый и мятый, уставший чего-нибудь ждать,
Словно по минному полю, по жизни иду,
Нету тропинки, и неба почти не видать.
Где я прошел, те дорожки давно заросли
Мертвой полынью, забвения горькой травой.
Белые крылья мелькают в далекой дали.
Черные крылья — над самой моей головой.
Кто я такой — у кого бы ответа спросить?
Кто я такой и откуда? Зачем я живу?
Где же то зеркало, что без прикрас отразить сможет судьбу, вещий сон показав наяву?
С каждой зимою все больше жестоких потерь,
Только растет и растет неоплаченный счет.
Белые крылья все дальше относит метель.
Черные крылья почти задевают плечо.
Жизнь не пустышка, пока тебя кто-нибудь ждет.
Если ты нужен кому-то — не бойся беды.
Знай: увенчает зарю лебединый полет,
Вспыхнет окно огоньком путеводной звезды.
Как я хочу, чтобы сбылся обещанный сон!
Ляжет прямая дорога, светла и чиста.
Белые крылья скрывает седой горизонт.
Черные крылья все ниже, все ниже свистят…
Когда обозначились признаки скорого появления гаишного пункта, Алексей попросил Варю остановиться:
