Джеймс Эллрой - Секреты Лос-Анджелеса
К югу от бульвара Джефферсона все не так, как у нас. Это другой мир. Здесь исполняются самые темные желания и заветные фантазии многих добропорядочных граждан. И стать частью этого мира нетрудно – достаточно завить волосы, облачиться в алый кожаный пиджак и отправиться на поиски приключений. И каждый божий четверг Билл Макферсон так и делает. Марион Макферсон, многострадальная супруга нашего прокурора-шалунишки, воображает, что по четвергам ее супруг ходит в Олимпийский зал посмотреть, как мексиканские боксеры в весе пера вышибают друг другу мозги, – о, как она заблуждается! Нет, вечером в четверг Билли-бой предпочитает заниматься не войной, а самой что ни на есть любовью.
Пусть факты говорят сами за себя. Факт номер раз: Билл Макферсон – регулярный клиент «Салона Минни Роберте», известного веселого дома для цветных на юге Лос-Анджелеса. По слухам – только по слухам, господа, но ведь дыма без огня не бывает! – он обожает какао с молоком – иначе говоря, молочную ванну за тридцать пять долларов с двумя пышными мулатками. Факт номер два: Макферсона видели в заведении Томми Такера – наш герой был на седьмом небе от звуков музыки Чарли Паркера [23] (да-да, Птахи Паркера, известного любителя балдежа) и от фирменного десерта, которым славится веселый дом Такера. Его последняя пассия – Линетт Браун, 18-летняя дева цвета лунного затмения, дважды привлекалась за хранение марихуаны – согласилась дать интервью нашему корреспонденту.
– Билл черных любит, – сказала она. – Он говорит: «Кто раз попробовал черненькую, тот уже беленькую не полюбит». Он любит джаз и любит кочумать помаленьку… Что? Он женат? Как, он взаправду окружной прокурор?!
Взаправду, детка, взаправду. Пока еще прокурор – но долго ли это продлится? До выборов еще много недель, и в каждой неделе по четвергу – сумеет ли наш Билли – любитель шоколадок – удержать в узде свои темные желания?
И помните, дорогой читатель, что обо всем этом вы впервые услышали от нас – без протокола, конфиденциально, СТРОГО СЕКРЕТНО.
ВЫДЕРЖКА:
«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 1 марта
Полицейский, избивавший задержанных в Рождественскую ночь, выходит из тюрьмы
2 апреля Ричард Алекс Стенсленд покидает исправительное заведение Уэйсайд. Осужденный в прошлом году по четырем уголовным статьям (все обвинения связаны с его поведением в памятном скандале «Кровавого Рождества»), теперь выходит на свободу – бывший полицейский с подмоченным прошлым и туманным будущим.
Бывший напарник Стенсленда офицер Венделл Уайт согласился дать интервью нашему корреспонденту:
– Дику просто не повезло, – говорит он. – Я тоже был там в ту ночь и мог оказаться на его месте. Дик сделал из меня хорошего полицейского. Всем, что у меня есть, я обязан ему и не могу примириться с тем, что с ним случилось. Я по-прежнему считаю его своим другом – и, думаю, кроме меня, у него осталось в полиции немало друзей.
И по-видимому, не только в полиции. Стенсленд рассказал нашему корреспонденту, что после освобождения намерен работать на Эйбрахама Тайтелбаума, владельца «Кошерной кухни Эйба» – известного ресторана в Западном Лос-Анджелесе. Мы спросили Стенсленда, в обиде он на тех, благодаря кому оказался в тюрьме.
– Только на одного, – ответил он. – Но пусть спит спокойно, мстить ему я не собираюсь: я уважаю закон.
СТАТЬЯ:
«Лос-Анджелес Дейли Ньюс», 6 марта
Предвыборный скандал
Все ждали, что предвыборная борьба между нынешним окружным прокурором Уильямом Макферсоном и его молодым и честолюбивым заместителем Эллисом Лоу будет нелегкой. Победителю предстояло занять пост главного защитника правосудия в Южной Калифорнии на следующие четыре года. Оба кандидата представили избирателям свои программы по борьбе с преступностью и оптимальным расходованием государственного бюджета; оба, как и следовало ожидать, клянутся положить все силы на защиту закона и порядка. В полиции и среди юристов Лос-Анджелеса Макферсон пользуется репутацией чересчур либерального и мягкосердечного прокурора. В целом они отдают свои симпатии Лоу. Однако прежнего прокурора поддерживали федеральные власти. Кроме того, Макферсон более тонко вел свою предвыборную партию; пылкие заявления Лоу казались театральными и скорее отталкивали, чем привлекали к нему публику. До определенного момента кампания велась хоть и достаточно жестко, но джентльменскими методами; все изменила статья в февральском выпуске журнала «Строго секретно».
Большинство людей не слишком доверяют подобным изданиям, однако в период предвыборной кампании каждое слово об одном из кандидатов приобретает особый вес. В статье утверждалось, что окружной прокурор Макферсон, счастливо женатый уже двадцать шесть лет, предается распутству с юными негритянками. Прокурор не сделал никаких заявлений по поводу статьи, сопровожденной фотографиями, на одной из которых был заснят он сам в обществе девушки-негритянки в одном из ночных клубов Южного Лос-Анджелеса. Миссис Макферсон восприняла статью более чем серьезно – немедленно подала на развод. Однако Эллис Лоу не упоминал об этой статье в своей предвыборной кампании, и положение Макферсона оставалось довольно прочным. Но за три дня до выборов в службу шерифа поступила анонимная информация о том, что в одном из номеров мотеля «Сирень» на Сансет-стрип происходит незаконное любовное свидание. Во время рейда работники службы шерифа задержали прокурора Макферсона, а также его подругу – 14-летнюю негритянку проститутку Марвелл Уилкинс, имеющую два привода в Отдел по делам несовершеннолетних. Макферсон был задержан по обвинению в совращении несовершеннолетней.
Марвелл Уилкинс рассказала, что Макферсон посадил ее к себе в машину на Юго-Западной авеню, предложил двадцать долларов за час ее времени и привез в мотель «Сирень». Макферсон заявил о потере памяти: он сообщил, что выпил «несколько мартини» на деловом ужине в избирателями в «Тихом океане», затем сел в машину… и дальше ничего не помнит. Все остальное – уже история: вслед за службой шерифа мотель «Сирень» наводнили репортеры и фотокорреспонденты, имя Макферсона попало на первые страницы газет, и в следующий вторник Лоу почти без борьбы занял место окружного прокурора.
Однако эта история оставляет мутный осадок. Мы в «Дейли Ньюс» (несмотря на то, что во время избирательной кампании поддерживали Макферсона) не подвергаем сомнению право «Строго секретно» и подобных ему бульварных изданий публиковать любую грязь, какую им удастся откопать, однако считаем порочной практику, когда ход избирательной кампании определяют скандальные газетные публикации. Кроме того, сама история выглядит загадочной. Нам не удалось разыскать Марвелл Уилкинс: после освобождения из-под стражи она как сквозь землю провалилась. Не желая никого обвинять голословно, мы, тем не менее, просим вновь избранного окружного прокурора Эллиса Лоу провести тщательное расследование этого дела – хотя бы для того, чтобы его вступление на пост не было омрачено пересудами и подозрениями.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БОЙНЯ В «НОЧНОЙ СОВЕ»
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вся дежурка в его распоряжении.
Внизу кипит вечеринка – провожают товарища на пенсию. Его, разумеется, не пригласили. Надо же кому-то вычитать сводки, составить еженедельный рапорт и прикнопить его к доске объявлений – а у него это получается лучше всех. Газеты трубят об открытии Фантазиленда, и прочие копы не оставляют Эда в покое – от пискливых дразнилок в стиле Мучи-Мауса уже в ушах звенит. Внизу соловьем разливается Спейд Кули, рвет струны извращенец Перкинс. Время подходит к полуночи, но сна у Эда ни в одном глазу – он читает и печатает.
9/4/53: вор-трансвестит обчистил четыре магазина на Голливуд-бульвар. Двоих продавцов, застигших его на месте преступления, вырубил приемами дзюдо. 10/4/53 – двое белых мужчин закололи ножами билетера в «Граумане». Причина: попросил их не курить в зале. Пострадавший умер, подозреваемые не найдены. Лейтенант Реддин заявил, что слишком неопытен и с таким делом не справится, и взял самоотвод. 11/4/53 – целая пачка сводок происшествий: за последние две недели поступило несколько сообщений о молодых неграх, стрелявших в воздух из дробовиков в Гриффит-парке. Личности не установлены, ездят на пурпурном двухдверном «меркури» 48 – 50 года выпуска. 11/4/53 – 13/4/53: пять грабежей, в дневное время, в частных домах к северу от Бульвара, похищены драгоценности. Расследование пока еще никому не поручено. Эд сделал себе пометку: заняться этим делом, пока к нему еще никто не протянул руки. Сегодня четырнадцатое – у него еще есть шанс.
Эд закончил печатать, вздохнул с облегчением. В пустой дежурке он почти счастлив – когда рядом никого, не нужно бояться удара в спину. Столы, шкафы с папками, на стенах пустые бланки – образцы рапортов о задержании и допросных листов. Задержать – это даже не полдела, и даже заставить признаться – еще не главное. Признание тоже может оказаться ложью. Но если правильно поведешь допрос, если влезешь в шкуру противника, если сумеешь нежно его полюбить и страстно возненавидеть (и то и другое – в единственно верной пропорции, стоит чуть перегнуть палку – и все потеряно) – то, может быть, он расскажет тебе то, что ты хочешь услышать. Подробности. Мелкие детали, благодаря которым ты вдруг увидишь, как это было, и поймешь, на какие кнопки давить в разговоре со следующим подозреваемым. Этому научили его отец и Арт Де Спейн. Дома у отца хранились коробки со стенографиями допросов: похитители детей, насильники, убийцы… Человеческое отребье. И все они признавались в содеянном. Арт мог отлупить подозреваемого, но чаще больше угрожал физическим насилием, чем выполнял угрозы. Отец всего раз или два в жизни поднял руку на подозреваемого – и до сих пор говорил об этих случаях, как о своих поражениях. Отец и Арт читали Эду уклончивые ответы и заставляли угадывать вопросы, делились словечками, какие использует опытный сыщик, чтобы разговорить собеседника. Показывали, что у каждого человека есть несколько уровней секретности: одними тайнами он не особо дорожит и готов их выложить, стоит чуть на него нажать, – других стыдится, как позорных слабостей, и не признается в них даже самому себе. Но умелому детективу признается и в этом. Они пестовали в Эде охотничий инстинкт, учили видеть человека насквозь и безошибочно бить в перекрестье его слабостей. И в этом он преуспел – настолько, что порой отворачивался от зеркала, чтобы не видеть своего лица.
