Ольга Завелевич - Яблоки для Белоснежки
Добравшись наконец до своего кабинета, Шапиро включил компьютер и просмотрел ночную сводку. Пока все было спокойно. Поножовщина в паре ночных клубов, мордобой в «массажном кабинете» – все эти происшествия относились к графе «повлекшие легкие телесные повреждения» и к компетенции старшего инспектора не относились. Он занимался убийствами и другими серьезными преступлениями. Вот и сейчас у него было убийство и изнасилование. Сходив за кофе, он уселся за стол и с головой ушел в знакомый ему за многие годы мир допросов, экспертиз и следственных экспериментов.
После обеда размеренное течение рабочего дня было прервано. Старшего инспектора срочно вызвали на место преступления.
Многоэтажный шикарный дом в престижном районе мало подходил под определение «место преступления». Огромный холл, консьержка на посту, ухоженный двор – все кричало о благополучии, больших деньгах, отсутствии проблем. Но Дан по опыту знал, что самые изощренные преступления совершаются именно под прикрытием внешнего лоска, показного преуспевания. В неблагополучных районах все проще и примитивнее: не так посмотрел, не то сказал – хватаются за нож. В результате один в тюрьме, другой – в больнице или, того хуже, в морге. Долги, ревность, злость, месть – все на виду, все про всех известно. Другое дело – обособленный, закрытый для окружающих мир больших денег.
Выбросив из головы не относящиеся к делу мысли, старший инспектор поднялся на лифте на четвертый этаж и вошел в квартиру. Там работали полицейские и эксперты: фотографировали, описывали, снимали отпечатки. Шапиро поздоровался с коллегами и начал осматриваться. Огромный холл, часть которого, отгороженная барной стойкой, служила кухней. Шкафы, покрытые пластиком, мирно соседствовали со столом «под старину» – огромным, с золотыми узорами по темному дереву. Стулья на гнутых ножках, обитые, естественно, «гобеленом», стояли вокруг как солдаты, на совершенно одинаковом расстоянии друг от друга. Кощунственной казалась даже мысль слегка подвинуть их, а уж о том, чтобы сесть, не могло быть и речи. Такой же неприступный буфет занимал весь простенок. Внутри стоял сервиз – темно-синий, настолько густо намазанный золотом, что даже инспектор, никогда не причислявший себя к людям с тонким художественным вкусом, мысленно содрогнулся.
Следующий кусок холла являл собой гостиную с диванами и креслом, обитыми все тем же «гобеленом», непременным столиком на кривых ножках, ковром и картинами на стенах.
«И кому только первому пришла в голову мысль, что кастрюли, сковородки и холодильник, даже в стиле модерн, блестящие и сверкающие, могут служить украшением салона? – почему-то вдруг раздраженно подумал Дан, видевший во всех известных ему домах одну и ту же планировку, отличавшуюся только размерами и стоимостью. – А эти барные табуретки, на которых сидишь как попугай на жердочке в собственном доме!» Инспектор спохватился, что снова лезут в голову посторонние мысли, и заставил себя вернуться к работе.
Остальные помещения были под стать салону: чувствовались деньги, стремление быть «не хуже других», схватить модные веяния и. полное отсутствие индивидуальности. «Похоже, преуспевающая дама, родом из маленького провинциального городка, добившаяся всего, чего хотела, – прикинул инспектор. – Такие, обычно, умеют наживать себе врагов, идя к цели по головам окружающих».
Подошел полицейский, начал докладывать. Погибшая – Дорит Шульман, 36 лет, незамужняя, начальник отдела очень крупной компании, детей нет, родителям, живущим на юге страны, уже сообщили. В квартире проживает два года. Есть постоянный друг. Консьержка знает его только в лицо, он приезжал к Дорит довольно часто. Был этот мужчина и вчера вечером. Словесный портрет его составляют, опрашивают соседей. Труп обнаружила уборщица, которая приходит два раза в неделю.
– Что скажешь? – обратился Шапиро к эксперту.
– Ну, что можно пока сказать? Смерть наступила сегодня утром, примерно между семью и девятью часами. Похоже на отравление ядом.
– Ох, – простонал Дан, – только яда мне не хватало!
Сбывались его самые мрачные прогнозы относительно преступлений в среде благополучной, с виду, публики. Нож, передозировка наркотиков, даже огнестрел все привычно, знакомо, расследование идет по проторенной дороге. Но отравление! Это уж слишком романтично, по-книжному. Живому воображению инспектора представилась фигура в средневековом балахоне, одной рукой прикрывающая лицо веером, а другой – капающая яд в бокал несчастной жертве. Усилием воли отогнав глупое видение, следователь обратился к полицейскому.
– Что с замком?
– Замок на двери не взломан. Отпечатки пальцев сняли, будем проверять по картотеке. Но вряд ли убийца проходил по нашему ведомству: следов борьбы нет, на ограбление не похоже: украшения, небольшая сумма наличных денег – ничего не тронуто. Вероятно, жертва была знакома с убийцей.
– Да уж, не похоже, что она водила знакомство с уголовниками. Впрочем, чего только в жизни не бывает. Проверяйте.
Внимание Дана привлек пузырек, извлеченный полицейским из аптечки. Он был пуст, и это удивило инспектора. Судя по идеальному порядку в квартире и отсутствию любой лишней бумажки или вещицы, хозяйка отличалась аккуратностью и крайним педантизмом. Других пустых упаковок в доме не было.
– Да-да, – заметив его интерес, произнес полицейский, – это тоже они забирают, – он кивнул на экспертов, заканчивающих работу.
Упаковав начатую бутылку вина со стола, пузырек, еще кое-какие вещи, сняв отпечатки пальцев где только было возможно, специалисты уехали. Тело увезли в морг. Полицейские, закончив опрос соседей, тоже отбыли. Делать в квартире было больше нечего, и Шапиро отправился в управление. На улице уже совсем стемнело. Он снова пробирался по набережной, заполненной толпой веселых, беззаботных людей, которые, казалось, прямо из моря, не одевшись толком, переместились в кафе и рестораны, занимавшие все пространство вокруг. Темное море с одной стороны улицы и море огней с другой – это была феерическая картина. Дану, который видел это практически каждый день, и то не надоедало великолепное зрелище. Что же говорить о людях, приехавших издалека, для которых все было экзотично: страна посреди пустыни, небоскребы и узкие улочки старого города, пестрая смесь лиц, одежды, языков, песчаные пляжи, удивительное море, нега и бешенная энергия «города без перерыва» как часто называют Тель-Авив.
Глава 2
Молодой человек, стоящий около лифта в огромном холле высотного здания, принадлежавшего крупной компании, казалось, сошел с со страниц модного журнала или выпрыгнул прямо из рекламного ролика. Рост под два метра, фигура пловца, правильные черты лица, темные волосы в сочетании с голубыми глазами заставляли представительниц противоположного пола сначала застывать от восхищения, а потом срочно искать себе дело в радиусе пяти метров от него. Вот и сейчас, пока оживший рекламный ролик стоял в нерешительности, видимо, размышляя, куда же ему надо двигаться дальше, двум черноволосым красоткам срочно понадобились чипсы из автомата, расположенного в непосредственной близости к лифтам, а третья, спустившись по лестнице, резко сменила траекторию движения, решив прокатиться на лифте. Ее маневр был более удачным и молодой человек даже обратился к ней, но увы! – только с вопросом, как ему попасть в отдел кадров. Проводив красавчика и безрезультатно потоптавшись у двери, она вспомнила о работе и ретировалась.
Никто из девушек и предположить не мог, что этот парень, перед которым без звука распахнулись бы двери киностудий и телевидения, был инспектором полиции, занимался тяжкими преступлениями, и его непосредственный начальник, старший инспектор Дан Шапиро, был о нем весьма высокого мнения, считал очень перспективным работником и прощал некоторую расхлябанность и неуемное зубоскальство.
Родившись в Москве, в семье врачей, Александр Левин, или, как его звали на местный манер, Алекс, прибыл на историческую родину в возрасте тринадцати лет, мало понимая, зачем его оторвали от приятелей, школы и пустили в самостоятельное плавание на новом месте, практически без языка – он лишь начал учить иврит в Москве. В Израиле у них не было ни родных, ни знакомых. Из аэропорта семью Левиных забрали малознакомые люди – в Москве отец Саши несколько раз встречался с хозяином дома. Покантовавшись у них пару недель, семья перебралась на съемную квартиру. К несчастью, не ориентируясь в местных реалиях, родители сняли квартиру в дешевом, непрестижном районе, где и школа, и окружение были соответствующим.
Квартира, расположенная на четвертом этаже, под самой крышей, напоминала собой склеп, но только очень маленький. Все, что могло в ней развалиться, уже развалилось задолго до вселения бывших москвичей. От жалюзи на окнах остались одни остовы, краны вываливались после первой же попытки пустить воду, по плиточному полу, с непонятной для приезжих целью, видимо, прошлись отбойным молотком. Дополняли картину стены в потеках и кухонная плита с раковиной в коридоре, – кухня, как гордо объяснил маклер онемевшим от изумления родителям, приписав их молчание восхищению и переполнявшей радости. Но выхода не было: жить далее в доме малознакомых людей было просто неприлично, искать вариант получше – некогда.
