Ольга Лаврова - Без ножа и кастета
— Спасибо, очень хорошо, — Томилин на выбор открывает несколько папок в разных местах.
— Все виды поступлений и списаний денег по нашим ДЭЗам, — поясняет управляющий, раздвигая шторы на окнах. — Если не секрет, что вы ищете? Я в прошлом работал инспектором КРУ и готов помочь.
— Какие там секреты! — лукавит Томилин. — Для начала самое общее знакомство. Позже наверняка возникнут к вам вопросы.
— Я попросил бы освободить для нас сейф, — говорит Знаменский, раздеваясь у вешалки.
— Распоряжусь.
— И еще — не обижайтесь, — но, уходя, мы будем опечатывать комнату.
— Зачем обиды… — бормочет ошарашенный управляющий. — Пожалуйста, раз вы считаете… — Он снимает с кольца ключ от кабинета и протягивает его Пал Палычу.
Мусницкий идет по улице с дочерью и внуком, которого любовно несет на руках.
Их догоняет Алтынов.
— Добрый день, Максим Семеныч!
— Привет, Алтынов. Знакомься, дочь, Татьяна. А это — наследник. Тоже Максим!
Алтынов наскоро жмет руку Татьяны:
— Очень приятно.
Он чувствует, что главное внимание следует уделить наследнику.
— Как на вас похож!
— Еще бы! — самодовольно ухмыляется Мусницкий. — Кровь! Иди, я догоню.
Благовоспитанно приподняв шляпу, Алтынов удаляется.
— Новый главный инженер, — говорит Мусницкий. — Между прочим, холостой.
— Спровадил от меня мужа, а теперь сватаешь за кого попало! — зло роняет Татьяна.
— Дура! Разве это муж был?
— А может, я его любила?
— Чего там любить — портки в заплатах. Дура набитая, вся в мамашу!
Расцеловав внука, Мусницкий сажает его в коляску, которую везет Татьяна, и направляется вслед за Алтыновым.
В помещение ДЭЗа они входят вместе.
— Я к вам, Максим Семеныч, пока другие не успели набежать.
— Чего у тебя? — осведомляется Мусницкий, открывая директорскую дверь со своей фамилией на табличке.
— Ответы на жалобы. Куда только не пишут!
— Расхрабрились, — ворчит Мусницкий. — И время такое, что начхать нельзя. — Он просматривает поданные Алтыновым бумаги, подмахивает одну за другой.
— Вот здесь мне не нравится. Человек в высокую организацию обратился, а ты соглашаешься, что у окон на стенах лед. Надо заполитурить, чтоб глаза не резало.
— Если вместо льда так… — Алтынов со вкусом подбирает формулировку. — «В зимнее время периодически наблюдается повышение выпадения конденсата на оконных проемах».
— Уже годится. Повтори, внесу.
— «…Повышение выпадения конденсата на оконных проемах».
Мусницкий зачеркивает строку, вписывает замену, еще что-то исправляет.
— Перебелишь, — отдает он листок Алтынову. — Все с кляузами?
— Еще одна. Щепетильная. Что незаконно разрешили постройку шести блоков для автомобилей. В том числе для вашего, Максим Семенович.
— И что тут щепетильного? — изумляется Мусницкий. — Пиши: «Нарушителям предложено в кратчайший срок представить сметную документацию… для рассмотрения в установленном порядке». — Мусницкий смеется: — Значит, первоначально — тебе, ты — мне, а я — в стол. Сегодня, Алтынов, острые вопросы надо решать смелее!.. Не разузнал насчет плана по сносу?
— Договорился. Их машинистка просто сделает для нас лишний экземпляр. Это вариант самый дешевый — коробка конфет.
— А ты не дешевись, прибавь еще какую морковку. Машинистка и на будущее сгодится. Да! Вот еще что. Ходил я в новый дом, второй и третий корпуса. Недоделки, халтуры вагон, полное безобразие. — И эти столь распространенные и справедливые сетования заканчивает неожиданно: — Узнай, кто еще в приемной комиссии, потолкуй, чтобы принять, как есть. Усек?
— Я, Максим Семеныч, все секу с ходу!
На станции обслуживания Изабелла придирчиво осматривает восстановленную фару.
— Ну, все в порядке, — подходит Алик, засовывая в карман бумажник. — Подкинул ребятам за срочность.
Вдвоем они садятся в машину, и Изабелла выводит ее с территории станции.
— Куда вас отвезти? — спрашивает она, приостановясь на улице.
— Белла, а мы не посидим где-нибудь? Тихо-скромно. По-дружески?
— Я должна вернуться на работу. Еще кучу иностранных проспектов переводить.
— Вам нравится этот трест «Разнореклама»? И ваша работа?
— Средне.
— Да, вы заслуживаете лучшей участи!..
Продолжение разговора мы слышим у следующего светофора:
— И что же, мы вот так расстанемся и не увидимся больше?
— А зачем, собственно? — хитро косится Изабелла.
— Вам непонятно?
— М-м…
— Вы меня толкаете знаете на что? Еще раз раскокать фару у вашей машины!
— О! Дорогое удовольствие!
— Так не вводите меня в пустые расходы!
Знаменский и Томилин работают в банке с документами. Закончив складывать какие-то цифры, Пал Палыч нарушает молчание:
— Наивные мы с вами люди, Николай Александрович! Кажется, все превзошли, все знаем… А вот сколько товарищ Мусницкий имеет, к примеру, на вывоз мусора? Не скажете? Дышите глубже — пятнадцать тысяч рублей!
— О-го-го!..
— А под скромной графой «Содержание дворов и тротуаров» — угадайте, сколько?
— Н-ну… столько же?
— Тридцать девять тысяч!
— Фантастика! Да. И что же подразумевается в этой графе?!
— Всякие работы, которые, судя по состоянию дворов, не производятся. Дальше. Текущий ремонт, прошу прощения, — сто пятьдесят пять тысяч! А капитальный…
— Если на текущий столько, то… полмиллиона?
— Миллиончик без двухсот рублей!
— Куда же это все ухает?!
— Сам давно так не удивлялся! Увидишь облупленный фасад, думаешь: где же на все денег набраться? А деньги — вот они! Хватило бы всем жить в уюте и комфорте!
— А по району в целом сколько?
— Только на благоустройство и ремонты выделяется двенадцать миллионов в год!
Томилин вскакивает.
— Такие средства!.. Ведь это просто грабеж — только без ножа и кастета! Вы посмотрите только сводку по ремонту! — Он протягивает Пал Палычу свои выкладки.
— Ремонт перед сносом? Тридцать процентов средств?!
— Совершенно верно. Мусницкий благоустраивал дома, которые вскоре шли на слом. Поди потом проверь, что там делали, что нет!
— Недурно. — Пал Палыч снова обращается к сводке Томилина. — А это что за цифра?
— Внизу? То, что истрачено на заселяемые новостройки.
— Когда же их ДЭЗы приводили в порядок? Всегда жильцы сами управляются!
— По-моему, тоже. Но строители говорили: ДЭЗы очень заинтересованы получать дома с недоделками.
— Повод для списания денег? Так…
Некоторое время они смотрят друг на друга: в экую трясину попали!
Напольные часы бьют семь. Знаменский спохватывается, что засиделись. Оба начинают собираться, одеваться. Несколько папок укладывают в сейф, опечатывают его.
Опечатывают снаружи и дверь комнаты. Простившись с секретаршей, натягивающей пальто, выходят на улицу.
Пал Палыч спрашивает:
— У нас есть данные, где сейчас официально ведется капитальный ремонт?:
— В основном да.
— Надо будет на днях прогуляться, поглядеть живьем.
Дорого обставленная квартира Сони. Изабелла привела Алика знакомиться, и чувствуется, что ей очень важно мнение матери. Все трое чинно пьют чай.
— Начальство планирует загнать меня на Цейлон, — рассказывает о себе гость. — Немножко скучновато, но условия прекрасные.
— Представляешь, мама, круглый год лето! — вставляет Изабелла.
Но Соню занимают вещи более практические. Она рассматривает Алика, и тому становится слегка не по себе — столь откровенно она взвешивает «за» и «против».
— Расскажите, как это вышло, что вы развелись с женой?
— Виноват я. В прошлую поездку надо было взять ее с собой. Но — Ближний Восток, перестрелки, взрывы… словом, побоялся. А она молоденькая, хорошенькая, детей не было… все естественно.
— Проводили раздел имущества?
— Даже в квартиру не вошел, хоть куплена на мои деньги. Сел в машину и уехал — весь раздел.
— Значит, вы бездомный?
— После Цейлона решу квартирный вопрос.
Звонит телефон, Изабелла снимает трубку.
— Мама, Мусницкий.
— Слушаю, Максим Семеныч… Собрание? Пожалуйста, проведу… Когда мне удобней? Давай согласуем попозже, сейчас я занята… Да-да, звони, не стесняйся.
Она кладет трубку и снова разглядывает Алика. Решив что-то, говорит дочери:
— Иза, посмотри, что там по телевизору.
— Восемь часов, — смеется Изабелла. — «Спокойной ночи, малыши!»
— Вот и прекрасно. Ступай.
Оставшись наедине с Аликом, Соня приступает к объяснению:
— Три года за границей… То есть вам срочно нужна жена…
— Рад, что вы меня поняли. И Белла, вероятно, догадывается о серьезности моих намерений.
