Пер Валё - Полиция, полиция, картофельное пюре!
— Да, но… И те и другие идут неверно. Кроме того, я и не думал тогда смотреть на часы.
Баклунда, казалось, ошеломил такой ответ. Отложив блокнот и ручку, он принялся протирать очки. Потом глубоко вздохнул и снова взял блокнот.
— Значит, несмотря на то, что у вас двое часов, вы не знаете, сколько было времени?
— Приблизительно знаю.
— Нам приблизительные ответы ни к чему.
— Да и идут-то эти часы по-разному. Мои спешат, а настенные отстают.
Баклунд сверил часы со своим хронометром.
— Странно, — сказал он и что-то записал.
«Что бы такое он мог записать?» — удивленно подумал Монссон.
— Итак, вы стояли здесь, когда преступник проходил мимо? Вы можете описать его внешность?
— Но ведь я на него и не смотрел.
— Вы не видели преступника? — поразился Баклунд.
— Видел, когда он уже перешагивал подоконник и уходил.
— И как же он выглядел?
— Не знаю. Я стоял далеко от окна, да еще колонна его загораживала.
— Вы хотели сказать, что не можете описать его внешность?
— Не могу.
— Ну, а как он был одет?
— Кажется, в коричневую куртку.
— Кажется?
— Да, я ведь видел-то его только секунду.
— А что еще на нем было, кроме куртки? Брюки, например?
— Брюки были.
— Вы уверены?
— Да, потому что иначе это было бы немножко… Ну странно, что ли. То есть, если бы он был без штанов.
Баклунд писал как одержимый. Монссон повернул во рту зубочистку и тихо сказал:
— Слышь, Баклунд!
Тот сердито обернулся:
— Я веду важный допрос…
Узнав Монссона, он сразу скис.
— А, это ты?..
— Что тут произошло?
— В ресторане застрелили человека, и знаешь кого? Виктора Пальмгрена, — с ударением сказал Баклунд.
— Ах, его… — произнес Монссон. И подумал: «Хорошенькое дело, черт бы его побрал…» А вслух сказал: — Значит, это случилось более часа назад и стрелявший вылез в окно и исчез?
— Да, может быть, и так.
Баклунд, как всегда, сомневался во всем.
— Почему у гостиницы торчат шесть полицейских автомашин?
— Я разрешил оцепить это место.
— Что оцепить? Квартал?
— Место преступления.
— Убери отсюда всех полицейских в форме, — сухо сказал Монссон. — Для гостиницы мало хорошего в том, что в вестибюле и у входа полным-полно констеблей. Кроме того, они наверняка нужны где-нибудь в другом месте. А потом постарайся собрать приметы преступника. Ведь есть свидетели, которые видели больше, чем этот твой официант.
— Мы должны допросить всех, — сказал Баклунд.
— Допросим в свое время. Не держи здесь тех, кто не может сказать ничего важного, только запиши их фамилии и адреса. Баклунд подозрительно посмотрел на него и спросил:
— А ты что собираешься делать?
— Звонить по телефону.
— Куда это?
— В газеты, например. Надо же выяснить, что тут случилось?
— Шутишь все, — неодобрительно сказал Баклунд.
— Вот именно. — Монссон с отсутствующим видом смотрел в зал.
Там уже суетились журналисты и фотографы. Некоторые из них наверняка примчались сюда задолго до того, как явилась полиция, а кое-кто, вполне вероятно, сидел в баре или кафе как раз в момент выстрела.
— Но система требует… — начал Баклунд.
В этот момент в ресторан влетел Бенни Скакке. В свои тридцать лет он был помощником инспектора. Прежде он работал в Стокгольме в комиссии по особо опасным преступлениям, но ушел оттуда после какой-то сомнительной операции, которая чуть не кончилась бедой для одного из его начальников. Надежный и добросовестный, немножко наивный, Бенни нравился Монссону.
— Можешь взять себе в помощь Скакке, — сказал он.
— Стокгольмец, — с сомнением произнес Баклунд.
— Вот именно. И не забудь насчет примет. Это сейчас самое важное.
Монссон сунул изжеванную зубочистку в пепельницу и вышел в вестибюль к телефону.
Он быстро позвонил по пяти номерам, потом тяжело вздохнул и направился в бар.
— Бог мой, кого я вижу! — обрадовался бармен.
— Привет, — сказал Монссон, усаживаясь у стойки.
— Что будем сегодня пить? Или как всегда?
— Нет, только сок. Мне нужно подумать.
«Начало такое, что хуже некуда», — думал Монссон. Во-первых, Пальмгрен — фигура очень известная и значительная. Почему — сказать, конечно, трудно. Несомненно только одно: у него куча денег, он по меньшей мере миллионер. То, что в него стреляли в одном из лучших ресторанов, тоже не улучшает дело. Этот случай наверняка привлечет особое внимание. Сразу же после выстрела служащие гостиницы перенесли Пальмгрена в холл, соорудив ему временное ложе. Одновременно позвонили в полицию и в «скорую помощь». «Скорая» пришла очень быстро, забрала раненого и отвезла в больницу. Полиция же сначала не явилась. А патруль с рацией находился у вокзала, то есть в каких-то двухстах метрах от места преступления! Как это могло случиться? Правда, теперь уже известно как, но такие срывы не прибавят лавров полиции. Сообщение из гостиницы неправильно поняли: решили, что дело не спешное. Поэтому оба патрульных на вокзале устремили все свои помыслы на то, чтобы сцапать безобидного алкоголика. Только потом, когда позвонили еще раз, целое полчище полицейских во главе с Баклундом сломя голову понеслось в гостиницу. Расследование начали вести тоже совершенно безобразно. Сам же Монссон в это время сидел и пережевывал вместе с женой «Унесенных ветром» целых сорок минут. К тому же он выпил, и ему пришлось вызывать такси. Первый полицейский явился на место преступления только через полчаса после выстрела. Что касается Пальмгрена, неясно, в каком он состоянии. В больнице его обследовали и отправили к нейрохирургу, в Лунд. От Мальмё это километров двадцать, и машина еще в пути. В этой машине и один из главных свидетелей — жена Пальмгрена. За столом она, вероятно, сидела напротив мужа и могла близко видеть лицо стрелявшего.
Теперь прошел уже почти час. Потеряно время, а ведь каждая секунда дорога.
Монссон снова покачал головой и взглянул на часы. Половина десятого.
В бар вошел Баклунд в сопровождении Скакке.
— Сидишь? — удивился Баклунд, близоруко взглянув на Монссона.
— Как с приметами? — спросил тот. — Это надо быстро сделать.
Баклунд покопался в своем блокноте, потом положил его на стойку, снял очки и принялся их протирать.
— Вот, — быстро сказал Скакке, — что мы пока собрали. Среднего роста, худощавый, волосы темно-каштановые, зачесаны назад. Коричневая куртка, рубашка пастельных тонов, желтая или зеленая, темный галстук, темно-серые брюки, черные или коричневые ботинки. Возраст — примерно сорок.
— Хорошо, — сказал Монссон. — Разослать приметы. Перекрыть основные дороги, проверить поезда, самолеты и пароходы. Тотчас же. Я хочу, чтобы он остался в городе.
Скакке ушел.
Баклунд надел очки, посмотрел на Монссона и повторил свой бессмысленный вопрос:
— Сидишь? — Потом взглянул на стакан и добавил еще более удивленно: — И пьешь?
Монссон не ответил.
Баклунд переключил внимание на часы, висевшие на стене бара, сверил время по своим и произнес:
— Эти часы тоже идут неверно.
— Конечно, — улыбнулся бармен. — Они спешат. Это наш маленький сервис: услуга клиентам, которые торопятся на поезд ила пароход.
— Ах, ах, ах! — вздохнул Баклунд. — Мы никогда в этом не разберемся. Как можно установить точное время, если нельзя верить часам?
— Да, трудное дело, — сказал Монссон, думая о своем.
Вернулся Скакке.
— Ну вот, теперь порядок, — сообщил он.
— Наверное, слишком поздно, — сказал Монссон
— С чего это вы взяли?
Баклунд вытащил свой блокнот:
— Относительно этого официанта…
Монссон поднял руку:
— Обожди, этим мы займемся позднее… Бенни, позвони в Лунд, в полицию, и попроси их послать человека в нейрохирургическую клинику. Пусть он возьмет магнитофон и запишет все, что говорит Пальмгрен. Если только он в сознании. И конечно, нужно допросить фру Пальмгрен.
— Что касается этого самого официанта, — заговорил бармен, — то могу вам сказать, что он не заметил бы ничего, если бы даже в ресторан влетел вампир.
Баклунд раздраженно молчал. Монссон тоже ничего не говорил. Поскольку формально Баклунд был начальником Скакке, то осторожничал и обращался к нему на «вы».
— Кого вы считаете самым важным свидетелем?
— Парня, которого зовут Эдвардссон, — ответил Скакке. — Он сидел недалеко, три столика от места преступления. Только…
— Что «только»?
— Он пьяный.
— Водка — это проклятие, — произнес Баклунд.
— Ладно, обождем, пока он проспится, — сказал Монссон. — Кто может подкинуть меня в полицию?
— Я, — ответил Скакке.
— А я остаюсь здесь, — упрямо сказал Баклунд. — Формально это мой случай.
— Конечно, — ответил Монссон. — Ну пока.
— Ты думаешь, он смылся? — уже в машине задал вопрос Скакке.
— Во всяком случае, такая возможность у него есть. Нам придется обзвонить массу людей и не стесняться, что кого-то разбудим. Трудная будет ночь.
