Эд Макбейн - Способ убийства
— Я не шучу, черт вас побери! — крикнула женщина.
Увидев, как крепко сжимает она револьвер — так, что побелели костяшки, — и как напряжен ее палец на курке, Клинг сдался первым. Не отрывая от нее глаз, он отстегнул портупею и положил ее на стол вместе с кобурой, в которой находился «Смит и Вессон». Мейер достал из кармана кобуру и положил ее рядом, Хейз тоже отстегнул кобуру и положил ее на стол.
— Который из этих ящиков закрывается? — спросила женщина.
— Верхний, — ответил Хейз.
— Где ключ?
— В ящике.
Она открыла ящик, нашла ключ и положила оружие в ящик.
Потом закрыла ящик, вынула ключ и положила его в карман плаща. Все это время большая черная сумка стояла у нее на коленях.
— Ну вот, вы отобрали у нас оружие. Что дальше? Чего вы хотите, мадам? — спросил Мейер.
— Я хочу убить Стива Кареллу.
— Почему?
— Не важно почему. Кто еще, кроме вас, находится сейчас в этом здании?
Мейер ответил не сразу. Женщина сидела так, что могла видеть и кабинет лейтенанта, и коридор за дежурной комнатой.
— Ну, отвечай! — приказала она.
— Только лейтенант Бернс, — ответил Мейер. Но он сказал неправду: в техническом отделе, по ту сторону барьера, прилежно трудился над бумагами Мисколо. Следует отвлечь ее, чтобы она повернулась к коридору спиной. И тогда, если Мисколо решит зайти в дежурную комнату, как он это делает постоянно, может быть, она поймет ситуацию и…
— Позови сюда лейтенанта, — сказала она.
Мейер привстал.
— Когда пойдешь к нему, помни, что я тебе сейчас скажу.
Ты под прицелом. Одно подозрительное движение — и я стреляю. А теперь иди. Постучи в дверь и попроси лейтенанта выйти.
Мейер пересек дежурную комнату, где царило напряженное молчание. Дверь в кабинет лейтенанта была закрыта. Он постучал по матовому стеклу двери.
— Войдите, — отозвался Бернс из кабинета.
— Пит, это я, Мейер.
— Дверь не заперта, — сказал Бернс.
— Пит, лучше выйди сюда.
— Какого черта?
— Лучше выйди. Пит.
За дверью послышались шаги. Дверь приоткрылась.
Лейтенант Питер Бернс, крепкий, как металлический болт, просунул в щель короткую мускулистую шею и плечи.
— В чем дело, Мейер? Я занят.
— Вас хочет видеть одна женщина.
— Женщина? Где… — Он посмотрел мимо Мейера, туда, где сидела женщина, и узнал ее с первого взгляда. — Привет, Вирджиния, — сказал лейтенант, а потом увидел револьвер. Бернс нахмурился, брови его нависли над проницательными голубыми глазами, резко очерченное лицо потемнело. Сгорбившись, как человек, несущий на плечах тяжелую ношу, он пересек дежурную комнату, направляясь прямо туда, где сидела Вирджиния. Казалось, он вот-вот схватит ее и вышвырнет в коридор. — На что это похоже, Вирджиния? — спросил Бернс тоном рассерженного отца, обращающегося к своей пятнадцатилетней дочери, вернувшейся слишком поздно с танцев.
— А на что это похоже, лейтенант?
— Похоже на то, что ты спятила, вот на что. На кой черт тебе пушка? Что ты делаешь с этим…
— Я убью Кареллу.
— Ради бога! — безнадежным тоном сказал Бернс. — Ты думаешь, что этим ты поможешь своему мужу?
— Фрэнку больше ничего не поможет.
— Что это значит?
— Франк вчера умер. В тюремной больнице, в Кестлвью.
— Но ты не можешь обвинять в этом Кареллу.
— Карелла отправил его в тюрьму.
— Твой муж был преступником.
— Карелла отправил его в тюрьму.
— Карелла только арестовал его. Ты не можешь…
— И убедил судейских в том, что он виновен, и давал показания на суде, и сделал все, что в его силах, чтобы засадить Фрэнка за решетку.
— Вирджиния, он…
— Фрэнк был болен! Карелла знал это! Он знал это и все же упрятал его!
— Вирджиния, ради бога, наша работа заключается в том…
— Карелла убил его! Это так же точно, как если бы он его застрелил! А теперь я убью Кареллу. Как только он войдет сюда, я убью его.
— А потом? Как ты думаешь выйти отсюда, Вирджиния? Тебе это не удастся.
Вирджиния слабо улыбнулась:
— Я выйду, не беспокойтесь.
— Ты уверена? Один выстрел в этой комнате, и все полицейские за десять миль кругом бросятся сюда.
— Меня это не волнует, лейтенант.
— Не волнует, да? Не говори глупостей, Вирджиния. Хочешь сесть на электрический стул? Этого ты хочешь?
— Мне все равно. Я не хочу жить без Фрэнка.
Бернс долго молчал и, наконец, сказал:
— Я тебе не верю, Вирджиния.
— Чему вы не верите? Что я убью Кареллу? Что я убью каждого, кто попытается помешать мне?
— Я не верю, что ты так глупа, чтобы стрелять в меня, Вирджиния. Я ухожу, Вирджиния, я возвращаюсь к себе.
— Нет, вы не уйдете!
— Уйду. Я возвращаюсь в свой кабинет, и вот почему. В этой комнате вместе со мной четверо мужчин. Ты можешь застрелить меня или кого-нибудь еще… но тебе пришлось бы действовать очень быстро и метко целиться, чтобы убить нас всех.
— Никто из вас от меня не уйдет, лейтенант. — Слабая улыбка снова появилась на губах Вирджинии.
— Хорошо, давай поспорим. Хватайте ее, парни, как только она выстрелит, — сказал Бернс и, помолчав, продолжил: — Я иду к себе в кабинет, Вирджиния, и буду сидеть там пять минут. Когда я выйду, лучше, чтобы тебя здесь уже не было, и мы забудем об этом случае. Если ты не уйдешь, я найду способ отобрать у тебя эту штуку, изобью как следует и отправлю в камеру предварительного заключения. Теперь понятно?
— Понятно.
— Пять минут, — отрубил Бернс, повернулся на каблуках, направился к своему кабинету, но вдруг услышал спокойный уверенный голос Вирджинии:
— Мне не понадобится стрелять в вас, лейтенант.
Бернс не остановился.
— Мне вообще не понадобится стрелять.
Бернс сделал еще шаг.
— У меня в сумке бутыль с нитроглицерином.
Ее слова прозвучали, как разрыв гранаты. Бернс медленно повернулся к женщине и опустил глаза на черную сумку Вирджинии. Она наклонила ствол револьвера так, что он оказался внутри раскрытой сумки.
— Я тебе не верю, Вирджиния! — сказал Бернс, снова повернулся и взялся за ручку двери.
— Не открывайте дверь, лейтенант, — крикнула Вирджиния, — или я выстрелю в эту бутыль, и мы все взлетим на воздух!
«Она врет, — подумал Бернс, — откуда ей взять нитроглицерин? Господи, с ума сойти! У Мейера жена и трое детей».
Он медленно опустил руку и устало повернулся к Вирджинии Додж.
— Так-то лучше, — заметила она, — а теперь будем ждать Кареллу.
Стив Карелла нервничал.
Сидя рядом со своей женой Тедди, он чувствовал, что от волнения у него пульсируют вены на руках и сжимаются пальцы. Он был чисто выбрит, выступающие скулы и раскосые глаза придавали ему сходство с азиатом. Он сидел, крепко сжав губы. Доктор мягко улыбнулся.
— Ну что же, мистер Карелла, — сказал доктор Рендольф, — ваша жена ожидает ребенка.
Волнение мгновенно улеглось. Словно прорвалась плотина, и бурные воды схлынули, оставив лишь мутный осадок неуверенности. Но неуверенность была еще хуже. Он надеялся, что его чувства остались незамеченными. Он не хотел показывать свое беспокойство Тедди.
— Мистер Карелла, — сказал доктор, — я вижу, вас, в отличие от вашей супруги, охватили предродовые страхи. Успокойтесь. Волноваться не о чем.
Карелла кивнул, но без особой уверенности. Он живо ощущал присутствие Тедди, его Тедди, его Теодоры, девушки, которую он любил, женщины, на которой он женился. На мгновение он обернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, обрамленное волосами, черными, как полночь, увидеть карие глаза, сияющие гордостью, слегка раскрытые молчаливые алые губы.
«Я не должен расстраивать ее», — подумал Карелла.
И все же он не мог освободиться от сомнений.
— Хочу успокоить вас относительно некоторых вещей, мистер Карелла, — сказал доктор Рендольф.
— Вообще-то я…
— Может быть, вы беспокоитесь относительно ребенка. Возможно, вы полагаете, что если ваша жена глухонемая от рождения, то и ребенку угрожает та же опасность. Могу понять ваши опасения.
— Я…
— Но они совершенно необоснованны, — улыбнулся Рендольф. — Медицине очень многое неизвестно, но мы точно знаем, что глухота, часто врожденная, не передается по наследству. У глухих родителей обычно рождаются совершенно нормальные дети. Самый известный из таких случаев, как мне кажется, — Лон Чаней, знаменитый актер двадцатых годов. При постоянном наблюдении и хорошем уходе беременность у вашей жены пройдет совершенно нормально, и она родит нормального ребенка. У нее здоровое тело и, если вы позволите мне такую дерзость, очень красивое.
Тедди Карелла, глядя на губы доктора, покраснела. Она уже давно привыкла к тому, что ее считают красивой, как садовод находит естественным красоту редкой розы. Но для нее все еще было неожиданным, если кто-нибудь говорил о ее внешности слишком пылко. Она прожила достаточно с этим лицом и телом, и ей было совершенно безразлично, нравится ли она чужим. Ей хотелось нравиться только одному человеку — Стиву Карелле. И теперь, восторженно предвкушая материнство и видя, что Стив принял это известие как должное, она была счастлива.
