Жорж Сименон - Старая дама из Байе
— Госпожа Круазье интересовалась подобными начинаниями?
— Да, она жалела молодых девушек и знала, какие опасности их подстерегают…
— Она была чрезмерно добродетельна?
Сесиль замялась, подумала с минуту.
— Чрезмерно добродетельна, вы правы!
— Своего рода мания, а?
— Почти…
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Вы ведь будете вести расследование?
— Я должен кое-что выяснить и, если понадобится… Кстати, где я смогу вас найти?
— Похороны состоятся здесь, в Кане, через два дня, а до этого я почти все время буду находиться у гроба тети на улице Реколе.
— Несмотря на Филиппа?
— Мы с ним не разговариваем, и в другие комнаты я даже не заглядываю. Я плачу, молюсь… А ночевать ухожу в гостиницу «Сен-Жорж»…
Мегрэ докуривал свою трубку, а его любопытные маленькие глазки внимательно разглядывали большой серый дом, ворота с медным кольцом, парадный подъезд с бронзовыми фонарями.
Это было «беструбочное дело», как называл комиссар расследования, которые велись в домах, где ему, ради соблюдения приличий, приходилось расставаться со своей носогрейкой.
Поэтому, прежде чем войти, он решил еще немного покурить и стоял, наблюдая, как мимо проходят дамы в трауре и необычайно корректные господа, все сливки местного общества, явившиеся выразить свои соболезнования.
— Да, нелегко придется, — вздохнул Мегрэ, выколачивая трубку о каблук.
Вместе с другими он вошел в особняк и, пройдя мимо серебряного подноса, заваленного множеством визитных карточек с загнутыми углами, направился в конец выложенного белыми и голубыми плитками коридора, к высокой, задрапированной черным двери, за которой увидел катафалк, утопавший в цветах гроб, окруженный восковыми свечами, и вокруг — темные фигуры людей, некоторые молились, стоя на коленях.
Пахло хризантемами и растопленным воском. И это сразу же придавало всему происходящему — и перешептываниям, и тихому шелесту носовых платков, в которые осторожно сморкались, — ту особую торжественность и достоинство, какие люди обретают лишь перед лицом правосудия или смерти.
Сесиль Ледрю была здесь, она молилась в углу, преклонив колени на маленькую скамеечку. Сквозь тонкую черную вуаль видно было ее лицо с правильными чертами и губы, шевелившиеся в такт пальцам, перебиравшим нефритовые четки.
Человек с асимметричным лицом и красными веками, тоже весь в черном, взглянул на комиссара так, словно спрашивал, зачем он тут, и Мегрэ подошел к нему.
— Господин Филипп Делижар, если не ошибаюсь? Я комиссар Мегрэ. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
Мегрэ показалось, что Филипп Делижар, выходя из зала, затянутого крепом, метнул злобный взгляд на молодую девушку.
— Прошу вас, следуйте за мной, — сказал он. — Мой кабинет на втором этаже…
Они поднялись по мраморной лестнице с красивыми коваными перилами. Над лестничной площадкой висел настоящий обюссоновский гобелен. Они вошли в просторный кабинет, обставленный в стиле ампир. Три его окна выходили в парк; даже странно было видеть такой большой парк в самом центре города.
— Садитесь, пожалуйста. Как видно, эта девица продолжает свои происки, и именно ей я обязан вашим визитом?
— Вы говорите о мадемуазель Сесили Ледрю?
— Да, я говорю именно об этой интриганке, которая сейчас находится этажом ниже и которая некоторое время оказывала весьма пагубное влияние на мою тетю… Желаете сигару?
— Нет, благодарю… Вы сказали, некоторое время… Должен ли я понимать это так, что ее влияние было недолговечным?
Мегрэ не было особой нужды изучать Филиппа Де-лижара, такого элегантного, несмотря на траур — довольно распространенный тип влиятельного богатого буржуа, который можно встретить в любом провинциальном городе; живут эти люди на широкую ногу согласно духу времени и превыше всего стремятся соблюсти внешние приличия, придерживаясь определенной манеры одеваться и говорить, определенной манеры поведения, которые призваны отличить их от простых смертных.
— Вы понимаете, господин комиссар, что мне чрезвычайно неприятно, чрезвычайно тяжело принимать у себя полицейского в столь горестный момент. И все же я отвечу на ваши вопросы, потому что хочу, чтобы все это наконец прояснилось и Сесиль понесла заслуженное наказание…
— Что вы имеете ввиду?
— Насколько я могу судить по вашему предыдущему вопросу, вы поняли, что моя бедная тетя не до конца была обманута льстивыми манерами, хваленым бескорыстием и преданностью этой девицы. Ведь когда тетя приехала к нам на месяц, мы предложили, чтобы ей не пришлось менять своих привычек, вызвать сюда компаньонку: дом у нас достаточно просторный. Но моя бедная тетя отказалась, признавшись нам, что компаньонка ей порядком надоела и что она ищет способа избавиться от этой девицы. Она только опасалась, что, если порвет с ней слишком резко, Сесиль захочет отомстить ей…
Тут уж Мегрэ не выдержал!
Поддавшись атмосфере этого дома, он пробормотал с иронией, которую не понял его собеседник:
— До чего же лживы и злы люди!
— Так вот, я говорил вам, что рано или поздно тетя рассталась бы с этим злобным существом, которое тщетно пыталось нас поссорить…
— Она пыталась это сделать?..
— Да, да, наговорив тете, помимо всего прочего, что у меня есть любовница… Как мужчина мужчине, господин комиссар… В моем возрасте и при моем положении, согласитесь, вполне нормально иметь… Не афишируя, конечно! Как светский человек… Бедная тетя, одержимая добродетелью, разумеется, не могла этого понять… Вообще со старыми людьми бесполезно говорить о подобных вещах…
— Неужели Сесиль это сделала?
— А иначе как бы тетя узнала? Впрочем, трюк довольно неудачный, поскольку это обернулось как раз против той коварной особы, которая его измыслила. Когда тете стало известно, что эта целомудренная девица тайком в ее доме принимает молодого человека, мягко говоря, из не очень-то почтенной семьи…
— Как, у Сесили любовник?
Было ли возмущение Мегрэ искренним или просто хорошо разыгранным, однако он не преминул этим воспользоваться и вытащил из кармана трубку с таким невинным видом, словно и забыл, что находится в роскошном кабинете, где на письменном столе его дожидаются сигары.
— Уже два года! Два года как они стали любовниками и встречаются почти каждую ночь. Его зовут Жак Мерсье. Он вместе с приятелем держит транспортную контору, но главное — его родители обанкротились несколько лет назад…
— Неслыханно! И вы все это рассказали вашей тете?
— Конечно… Как же иначе? Разве это не было моим прямым долгом?
— Да, да, разумеется…
— Вот почему тетя и решила выгнать Сесиль… Ее останавливала, как я уже говорил, только боязнь мести… Поэтому я и предложил тете переехать к нам. Я отвел бы ей весь третий этаж и…
— А когда все это обсуждалось?
— Когда?.. Да еще позавчера…
— И она приняла решение?
— Не окончательное… Но в принципе она согласилась…
— Полагаю, вы все-таки не собираетесь обвинять Сесиль в убийстве вашей тети?
Филипп резко вскинул голову, и Мегрэ увидел его сразу изменившееся лицо.
— Но позвольте… Тетя вовсе не была убита! Очевидно, эта особа не только извращена, но и совсем потеряла рассудок, если рассказывает подобную ерунду… Тетя умерла от сердечного приступа, врач из мэрии установил это совершенно точно… Я просто не понимаю, как…
— Короче, вы не обвиняете Сесиль в убийстве вашей тети?
— Я бы ее обвинил, если бы не был уверен, что тетя умерла своей смертью, а в этом я уверен. Но если эта девица не прекратит распускать на мой счет подобные сплетни, я буду вынужден привлечь ее к суду за клевету.
— Еще один вопрос, господин Делижар… Кажется, ваша тетя умерла около пяти часов?
— Да, в самом начале шестого… Я говорю со слов жены, меня самого при этом не было…
— Прекрасно… Но около четырех Жозефины Круазье дома не было?
— Каждый день в четыре часа тетя ходила на прием к зубному врачу, ей делали протезы, а это требует немало времени…
— Могли бы вы сказать, в котором часу госпожа Круазье вернулась?
— Да, мне говорили… около пяти. Почти сразу у нее начался сердечный приступ, и она скончалась, даже не успев отдать последние распоряжения…
— Когда начался приступ, она находилась в своей комнате?
— Да… На третьем этаже… Комната в стиле Людовика Четырнадцатого…
— Ваша жена была наверху?
— Жена поднялась немного позднее, когда тетя открыла дверь и позвала на помощь…
— А нельзя ли узнать, где тогда были вы сами?
— Я полагаю, комиссар, это не допрос, ибо допроса я не потерпел бы!
— О, разумеется, нет! Дело, собственно, в том, чтобы ответить дерзкой девице, которая…
— Я был в клубе. Обычно я выхожу из дому в половине пятого или без четверти пять и отправляюсь туда пешком, чтобы немного размяться… Я прогуливаюсь по улицам… Потом в пять играю в бридж в клубе, а в половине восьмого машина отвозит меня домой обедать…
