Ольга Лаврова - Мафия
— То есть? — поднимает брови стажер.
Входит Ивакин, небрежно бросает:
— Наше вам.
Без приглашения усаживается. На вид ему не больше двадцати, развязный, возбужденный, глаза колючие, делает массу ненужных непроизвольных движений.
— На вопросы не отвечаю! — заявляет он.
— Естественно, — и Пал Палыч притворяется, что испуган чем-то увиденным за его спиной.
Ивакин вскакивает, оборачивается, загораживаясь стулом… и обнаруживает, что позади пусто. Не сразу он оправляется от пережитой паники. Сообразив, что просто купили, злится.
Курков озадачен тем, насколько легко человек поддался воображаемому страху, что как раз характерно для наркоманов.
— Шалят нервишки, — замечает Пал Палыч.
— Это мое дело! Как хочу, так живу! — агрессивно выпаливает Ивакин и, пытаясь утолить двигательный зуд, качает за спинку стул, пристукивая на полу передними ножками; стук попадает в такт речи, и под его аккомпанемент он выкрикивает: — Седого посадили! Лучших сажаете! Лучших! Гады!
Он валится на стул, невнятно бормоча какое-то ругательство, отвернувшись от Знаменского.
— Разговаривал я с Седым, прохвост, как и все.
— Врете! Он был хороший мужик! Если кто на мели, даже в кредит давал!
Пал Палыч не верит:
— Да ну-у?
— Давал, я вам говорю! — снова вскакивает Ивакин.
— Значит, ваш Седой был исключением. А вообще-то все торговцы наркотиками — лютые волки, — Знаменский вынимает фотографии и по одной кладет на стол лицом к Ивакину, — что этот, что этот…
При виде третьей фотографии Ивакин повторяет:
— На вопросы не отвечаю!
— Я и не задаю. Идите обратно в восемьдесят пятую комнату.
Ивакин, не прощаясь, выходит.
— Гриша, — сообщает Знаменский в переговорник, — Ивакина возвращаю. Знаешь, на кого он среагировал? На этого рыбака, на дядю Мишу. Но дядя Миша оптовый торговец. Видно, взял Ивакина низовым сбытчиком.
Закончив разговор, Знаменский вспоминает о стажере. Тот отмалчивается.
— Вы бы допрашивали иначе, — ухмыляется Пал Палыч, похлопывая фотографией дяди Миши по столу.
— Я бы допрашивал, — нажимает голосом Курков.
— Наркоманы своих поставщиков редко выдают. И с ними невозможны психологические поединки. Они как студень, им все равно.
Курков перебирает стопочку фотографий на столе, интересуется:
— Арестованы?
— До этого далеко. А вот на дядю Мишу нацелились. Ему везут партию наркотиков, будем брать вместе с поставщиком.
Толстощекий мужчина средних лет ранним утром одиноко стоит с удочкой на набережной.
Приближается зябкая фигура, ненадолго задерживается — отдать деньги, сунуть за пазуху сверток — и торопится прочь.
Не успевает он отойти, как подкатывает «рафик» с надписью «Скорая психиатрическая помощь». Из нее выпрыгивает та троица, что орудовала в туалете дискотеки. Когда уже нет сомнений, что нацелились на него, мужчина пытается отбиваться удочкой.
— Э! — вскрикивает он. — Я нормальный! Это вы не в своем уме!.. Караул!
— Дядя Миша, не разводи гласность! — И молодчики в белых халатах волокут его в машину.
— Бандиты! — в отчаянии вопит дядя Миша. — Помогите же!
В сторонке стоит побитый Боря из дискотеки, философски наблюдает происходящее: н-да, такова жизнь.
Те же молодчики — уже на обычной «Волге» — подъезжают к небольшому двухэтажному, стоящему особняком дому с вывеской, на которой значится какое-то «КСИБЗ-6». Выходят, соблюдая синхронность движений, как в парном катании.
Обмениваются приветственными жестами с вахтером в форме военизированной охраны, поднимаются по ведущей на второй этаж лестнице с ковровой дорожкой, прихваченной медными прутьями.
Стучатся в дверь с цифрой «2».
Это кабинет Хомутовой, где, кроме положенного минимума обстановки, стоят в ряд три сейфа и холодильник. На стене — увеличенная фотография то ли мальчика, то ли юноши со странным одутловатым лицом.
— Сделано, Любовь Николавна, — докладывают ей по-свойски, но уважительно.
Хомутова раздергивает шторки, скрывающие черно-белую схему Москвы и области, на которой выделяются десятка два красных кружков.
— Котельническая, да? — переспрашивает она и жирно перечеркивает крест-накрест соответствующий кружок, с удовлетворением приговаривая: — Основной поставщик дискотек… И где он?
— По справедливости в Москву-реку на корм рыбам пошел.
— Чистый несчастный случай.
— Спасибо, мальчики, отдыхайте, — ласково улыбается она, вынимает для них три пачки купюр из сейфа, раздает. — Кто у нас следующий? — прикинув по схеме, опускает палец на кружок в районе ВДНХ. — Пусть будет вот этот, который обслуживает гостиницы.
Томин экзаменует своего стажера Всеволода Сажина.
— Как называется пойло из мака?
— Кокнар.
— Курьеры, которые возят наркотики?
— Мулы, верблюды.
— Цена килограмма гашиша?
— Тысяча рублей.
— Опия?
— Тридцать тысяч. Дорожает с увеличением расстояния от места сбора.
— Наркоман тебе предлагает укол. Как будешь выкручиваться?
— Варианты ответов: уже укололся. Деловое свидание, нельзя балдеть. Я за рулем. Уколюсь позже со своей бабой.
— Молодец. Еще неплохо: никогда не колюсь чужими иглами. Чистюля такой.
— Ага, СПИДом брезгую.
Звонит телефон, Томин снимает трубку.
— Да, Паша, приветствую… — берет ручку, что-то записывает под диктовку Знаменского. — Ясно… Да вот парня из Академии подкинули, натаскиваю… И тебе?.. Нет, мы, похоже, нашли язык…
Его прерывает городской телефон. Томин говорит:
— Минутку, — и прижимает трубку ко второму уху. — Томин… Что? Подробнее!.. — Чей-то короткий доклад вызывает у него ярость: — У, дьявол! — Он разъединяет городской телефон и сообщает Знаменскому: — Дядя Миша на встречу с курьером не пришел! Тот ищет другого покупателя!.. Не могли мы спугнуть, мы около него дышать боялись!.. Да, за курьером присматривают. Пока.
Томин делает крут по кабинету, жалуется Сажину:
— Видал?! Полтора месяца готовили задержание, и все кошке под хвост!
Неподалеку от станции автозаправки, рядом с уцелевшим массивом двухэтажных немецких коттеджей, что на Беговой улице, в машине Томин и Сажин. Перед ними вделан в панель небольшой телевизионный экран, на котором изображение человека, быстро идущего между коттеджами. Это Снегирев.
Ту же картинку наблюдает Знаменский, сидящий в дежурной части МУРа перед пультом, и слышит голос Томина:
— Сева, обрати внимание на походку. Идет стремительно, очень широким шагом. Паш, видишь? — обращается он к Пал Палычу по рации.
— Вижу-вижу, — подтверждает тот.
— Спешит на важную встречу, — предполагает стажер за рулем.
— Еще бы! — отзывается Томин. — Он всегда спешит, всегда при деле. Характерная походка потребителя героина.
Снегирев выходит на улицу, ловит такси и уезжает. Две машины угрозыска (без опознавательных знаков) трогаются следом…
…Такси тормозит возле телефонов-автоматов. Снегирев расплачивается с шофером, направляется к будке.
— Вася, показывай крупно! — кричит Томин.
Пока идет укрупнение на экране, Снегирев опускает монету, прижимает трубку плечом и набирает номер, левой рукой снимает какую-то бумажку, которая была прикреплена к потолку. Стремительно выходит и удаляется.
— Что там было? Что он взял? — требует Знаменский.
— А пес его знает, не удалось рассмотреть!
…Следуя за Снегиревым, машины приближаются к Казанскому вокзалу.
Снегирев входит в помещение с табличкой «Выдача багажа».
— Вася, ведете его? — спрашивает Томин. — И что он?.. Ага! Паш, это была багажная квитанция, он получил чемодан!
Все так же размашисто и целеустремленно шагая, появляется Снегирев с чемоданом.
— Посмотрим, кому отнесет, — слышим мы за кадром голос Знаменского.
— А ведь он у нас числился в простых наркоманах. Правда, с неизвестными источниками доходов, — голос Томина.
Снегирев между тем спешит к Ярославскому вокзалу, и вскоре уже понятно, куда именно.
— Паш, гляди, куда чешет! — восклицает голос Томина. — К автоматическим камерам хранения!
— Сдаст — и чистенький! — волнуется и Сажин.
— Будем брать, — решает Знаменский. — Есть основания познакомиться. Еду к вам.
И вот Снегирев на допросе у Знаменского в ближайшем отделении милиции. Рядом на стуле раскрыт чемодан. Под сдвинутыми вбок мужскими сорочками видны целлофановые пакеты, заклеенные пластырем и наполненные зеленоватым порошком.
— Ваша фамилия не Сысоев. Раньше вы судились как Снегирев.
— Так это когда было — в годы застоя, — изображает тот простачка.
— Вещи ваши?
— Я уже говорил, начальник. Случайный это чемодан!
