Жорж Сименон - Мегрэ, Лоньон и гангстеры
— Через четверть часа после его ухода, а может быть, даже и четверти часа не прошло, короче, около часа дня я услышала на лестнице чьи-то шаги и подумала, что это, наверно, к жиличке с шестого этажа… Эта дама, между нами говоря, вызывает…
— Да, так, значит, шаги на лестнице…
— Шаги затихли на нашей площадке… Я как раз только прилегла — доктор велел мне отдыхать после каждой еды. Раздался стук в дверь, но я не двинулась с места. Лоньон мне советовал не открывать, если люди, постучав, не называют себя. Когда работаешь в полиции, нельзя не иметь врагов, не правда ли? Вы понимаете, как я была удивлена, когда услышала, что дверь сама открылась, а потом раздались шаги сперва в прихожей, потом в столовой. Их было двое, двое мужчин. Они заглянули в спальню и увидели меня. Я крикнула, чтобы они немедленно убирались вон, грозила позвать полицию и даже протянула руку к телефону на ночном столике.
— Ну?
— Тогда один из них, тот, что поменьше ростом, пригрозил мне револьвером и сказал что-то, видимо, по-английски.
— Что это были за люди?
— Не знаю, как вам сказать. Они были очень хорошо одеты. Оба курили сигареты. Шляп они не сняли. Казалось, они были удивлены, не обнаружив того, что искали. «Если вам нужен мой муж…» — начала я, но они меня не стали слушать. Тот, что повыше, обошел квартиру, а маленький тем временем не спускал с меня глаз. Они заглянули даже под кровать и порылись в стенном шкафу.
— А в ящиках они не рылись?
— Эти два — нет. Они пробыли здесь не больше пяти минут, ни о чем меня не спросили и преспокойно ушли, словно их визит был чем-то вполне естественным. Конечно, я тут же бросилась к окну и увидела, как они стоят на тротуаре возле большой черной машины и что-то обсуждают. Длинный сел в машину, а второй пошел пешком до угла улицы Колэнкур. Мне показалось, что он вошел в бар. Я тут же позвонила мужу в комиссариат.
— Он оказался на месте?
— Да, он только что туда пришел. Я рассказала ему, что произошло.
— Он был удивлен?
— Кто его знает. По телефону он всегда разговаривает каким-то странным тоном.
— Он попросил вас описать этих людей?
— Да, и я это сделала.
— Опишите их и мне.
— Очень смуглые, похожие на итальянцев, но я убеждена, что говорили они не по-итальянски. Мне кажется, что главным был длинный — красивый мужчина, ничего не скажешь, только, пожалуй, слишком полный, лет сорока. У него был такой вид, словно он только что вышел из парикмахерской.
— А маленький?
— Тот выглядел куда вульгарней! Нос у него перебит, уши как у боксера, золотой зуб. На нем была серая шляпа и серый плащ, а на его товарище новенькое, с иголочки пальто, знаете, такое, из верблюжьей шерсти…
— Ваш муж прибежал домой?
— Нет.
— Он прислал полицейских?
— Нет. Он только попросил меня не волноваться, если ему придется несколько дней отсутствовать. Когда я его спросила, что же я буду есть, он мне ответил, что едой он меня обеспечит.
— И он это сделал?
— Да. Вчера утром пришел посыльный и принес продукты. И сегодня тоже.
— Вчера вы не имели никаких сведений о Лоньоне?
— Он звонил мне дважды по телефону.
— А сегодня?
— Один раз, часов в девять утра.
— Вы не знаете, откуда он вам звонил?
— Нет. Он никогда не говорит, где он находится. Не знаю, как себя ведут другие полицейские инспекторы со своими женами, но он…
— Простите, вернемся к сегодняшнему визиту.
— Я снова услышала на лестнице шаги.
— В котором часу?
— Вскоре после того как пробило десять. Я не поглядела на будильник. Быть может, в половине одиннадцатого.
— Это были те же люди?
— Вероятно, но вошел сюда тип, которого я прежде не видела. Он не постучал, а сам открыл дверь, словно у него был ключ. Наверно, он пользовался отмычкой. Я как раз возилась на кухне, чистила овощи и вдруг увидела его — он стоял в дверях. «Не двигайтесь с места, — сказал он. — А главное, не кричите. Я вам ничего не сделаю».
— Он говорил с акцентом?
— Да. По-французски он говорил не очень хорошо, с ошибками. Я почти уверена, что это американец: высокий, рыжеватый блондин, косая сажень в плечах и жует резинку… Типичный американец… Он с любопытством глядел по сторонам, словно впервые попал в парижскую квартиру. Он сразу же заметил в гостиной на стене, в рамочке из черного дерева с позолотой, диплом, который Лоньон получил за двадцать пять лет безупречной службы в полиции. В дипломе были обозначены фамилия мужа и его звание. «Шпик, черт побери! — воскликнул он и, обернувшись ко мне, спросил: «Где ваш муж?» Я ответила, что понятия не имею, но это, как мне показалось, его нисколько не обеспокоило, он тут же стал выдвигать все ящики и просматривать лежавшие там документы, счета и письма. Затем он покидал все это как попало обратно, часть бумаг упала на пол. Он нашел и нашу фотографию, снятую пятнадцать лет назад, взглянул на меня, покачал головой и сунул ее себе в карман.
— Короче, он, видимо, не предполагал, что ваш муж работает в полиции?
— Не могу сказать, что это его особенно поразило, но убеждена, что он этого не знал, когда явился сюда.
— Он спросил вас, в каком комиссариате служит ваш муж?
— Он спросил, где бы он мог его найти. Я ответила, что в точности не знаю, что муж никогда не говорит со мной о своей работе.
— О чем он еще спрашивал?
— Ни о чем. Он продолжал разглядывать все, что ему попадалось под руку.
— В ящике лежали и деловые бумаги?
— Да. Кое-что он сунул себе в карман вместе с фотоснимком. На верхней полке буфета стояла бутылка кальвадоса[1], и он налил себе большую рюмку.
— Это все?
— Он даже заглянул под кровать и в оба стенных шкафа. Потом он вернулся в столовую, выпил еще рюмку кальвадоса, с насмешливой улыбкой поклонился мне к ушел.
— Вы не обратили внимания, он был в перчатках?
— Да, в перчатках из свиной кожи.
— А те двое в тот раз?
— Кажется, они тоже были в перчатках. Во всяком случае, тип, который грозил мне пистолетом.
— Вы и сегодня подошли к окну после его ухода?
— Да, я видела, как он вышел из дому и направился к перекрестку; на углу улицы Колэнкур его поджидал один из тех двух типов, тот, что поменьше ростом. Я немедленно позвонила в комиссариат на улице Ла Рошфуко и попросила Лоньона. Мне сказали, что утром его не было и что они его не ждут, а когда я стала настаивать, мне объяснили, что он не появился и прошлой ночью, хотя это было его дежурство.
— Вы им сообщили, что у вас происходит?
— Нет. Я тут же подумала о вас, господин комиссар. Видите ли, я ведь знаю Лоньона как облупленного. Он готов в лепешку расшибиться, лишь бы все сделать как можно лучше. До сих пор никто еще не оценил его по достоинству, но он мне часто говорил о вас. Я знаю, вы не похожи на других, вы ему не завидуете, вы… Я боюсь, мосье Мегрэ. Должно быть, Лоньон замахнулся на людей, с которыми ему не справиться, и бог знает, где он сейчас находится…
Их прервал телефонный звонок. Госпожа Лоньон вздрогнула:
— Вы разрешите?
Мегрэ услышал, как она вдруг заговорила обиженным тоном:
— Как! Это ты? Где ты? Я звонила в участок, и мне сказали, что со вчерашнего дня ты туда не заглядывал. К нам приехал комиссар Мегрэ.
Мегрэ подошел к ней и протянул руку к трубке.
— Разрешите?.. Алло! Лоньон, это вы?
Лоньон не мог вымолвить ни слова, должно быть, он застыл, стиснув зубы и глядя в одну точку.
— Скажите, Лоньон, где вы сейчас находитесь?
— В комиссариате.
— А я — в вашей квартире, в обществе вашей жены. Мне необходимо с вами поговорить. Я сейчас заеду на улицу Ла Рошфуко. Ждите меня… Что вы говорите?
Он с трудом расслышал, как инспектор пробормотал:
— Я бы предпочел встретиться с вами в другом месте… Я вам потом объясню, господин комиссар…
— Тогда через полчаса я буду ждать вас у себя, на Набережной Орфевр.
Он повесил трубку и взял шляпу.
— Как вы думаете, беды не случится? — спросила госпожа Лоньон.
И так как Мегрэ глядел на нее, явно не понимая вопроса, она добавила:
— Он такой отчаянный и такой усердный, что иногда…
Лоньон промок до нитки. Брюки и ботинки его были в таком виде, что казалось, он шатался всю ночь по улицам. К тому же его замучил страшнейший насморк, и он ни на минуту не выпускал из рук носового платка. Слегка наклонив голову, как человек, ожидающий выговора, он застыл посреди комнаты, не подходя к Мегрэ.
— Садитесь, Лоньон. Я только что от вас.
— Что вам рассказала жена?
— Полагаю, все, что знала.
Наступила довольно долгая пауза, которой Лоньон воспользовался, чтобы высморкаться, но поднять глаза и посмотреть Мегрэ прямо в лицо он так и не решился. Комиссар знал, как обидчив Лоньон, и поэтому медлил, соображая, с чего лучше начать разговор.
