Сью Графтон - Улика
— А сегодня никак не получится? Насколько я знаю, ему очень нужно, чтобы кто-нибудь туда выехал. Джуэл должна была этим заняться, но она взяла двухнедельный отпуск, и поэтому Мак сказал, что, может быть, ты сделаешь это вместо нее.
— Что там произошло?
— Сгорел большой склад в Колгейте. Может, ты слышала об этом в новостях.
Я отрицательно покачала головой.
— Я была в Лос-Анджелесе.
— Газетные вырезки здесь есть. Мне кажется, им нужно, чтобы туда кто-нибудь выехал как можно скорее.
Такое давление меня разозлило, однако я открыла папку и взглянула на уведомление о потере собственности, лежавшее сверху.
— «Вуд и Варен»? — спросила я.
— Ты знаешь эту компанию?
— Я знаю Вудов. Я училась в школе вместе с их младшей девочкой. Мы были в одной группе, когда проводили всякие собрания до уроков.
Заметно было, что она почувствовала облегчение, словно я только что решила для нее эту проблему.
— Отлично. Я скажу Маку, что ты, скорее всего, сможешь поехать туда сегодня же вечером.
— Дарси, сбавь обороты. Мне нужно отвезти одного человека в аэропорт,— сказала я.— Доверься мне. Я назначу встречу с ними, как только смогу.
— Ладно. Я оставлю им записку, чтобы они знали, что ты занимаешься этим делом,— ответила она.— Я должна вернуться к телефону. Дай мне знать, когда заключение будет готово, я приду и заберу его.
— Замечательно,— сказала я. Она, верно, решила, что достаточно нажала на меня, и, извинившись, поспешно удалилась.
Как только она ушла, я, чтобы покончить с этим, позвонила в «Вуд и Варен» и условилась о встрече с президентом компании Лансом Вудом в девять утра следующего дня, накануне Рождества.
Затем, так как было уже без четверти четыре, я засунула папку в свою сумочку, заперла комнату и направилась через черный ход к стоянке, где был припаркован мой фольксваген. Я опоздала домой на десять минут.
Во время нашего небольшого предрождественского торжества Генри подарил мне новый роман Лена Дайтона, а я ему ярко-голубой мохеровый шарф, который я сама вышила тамбуром — один из моих малоизвестных талантов. Мы сидели у него на кухне, съели уже пол-протвиня его домашних булочек с корицей и пили шампанское из высоких хрустальных бокалов, которые я подарила ему в прошлом году.
Он взял свой билет на самолет, чтобы еще раз проверить время вылета. Его щеки порозовели от предвкушения поездки.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты поехала со мной,— сказал он. Шарф был обмотан у него вокруг шеи, и цвет его выгодно оттенял глаза Генри. Его мягкие седые волосы были зачесаны набок, худое лицо загорело под калифорнийским солнцем.
— Мне бы тоже этого хотелось, но я только что взяла кое-какую работу, чтобы заплатить за квартиру,— объяснила я.— Вы будете много снимать и покажете мне фотографии, когда вернетесь.
— А что у нас с Рождеством? Я надеюсь, ты не будешь в этот день одна.
— Генри, да перестаньте беспокоиться обо мне. У меня куча друзей.
Вполне возможно, что я проведу этот день в одиночестве, но ему незачем волноваться по этому поводу. Он поднял указательный палец.
— Стой. Я чуть было не забыл. У меня для тебя еще один маленький подарок.— Он направился к столику рядом с раковиной и взял оттуда небольшой горшочек с комочком зелени. Он поставил его передо мной, со смехом наблюдая за выражением моего лица.
— Это воздушный папоротник,— сказал он.— Он питается воздухом. Его даже не надо поливать.
Я уставилась на веточки с кружевными листьями ярко-зеленого цвета. Они выглядели так, будто могли бы зацвести и в открытом космосе.
— И подкармливать не надо?
Он покачал головой.
— Просто дай ему спокойно расти.
— Мне не нужно беспокоиться о диффузии солнечного света и тому подобных вещах? — осведомилась я, вставляя умные слова из жизни растений, как будто я знала, что они означают. Я славлюсь своим невежеством в том, что касается растений, и в течение многих лет я сопротивляюсь как могу всем возможностям навязать мне что-нибудь зеленое.
— Ничего не нужно. Он будет тебе вместо приятеля. Поставь его на стол у себя. Он тебя немножко взбодрит.
Я исследовала папоротник со всех сторон, держа горшочек в руках. Кажется, я испытывала волнующую вспышку жажды обладания. «Должно быть, я в худшей форме, чем сама думаю»,— пришло мне в голову.
Генри выудил из кармана связку ключей и протянул их мне.
— На случай, если тебе что-нибудь понадобится у меня дома,— сказал он.
— Отлично. Я занесу вам вашу почту и бумаги. Может быть, нужно еще что-нибудь сделать, пока вас не будет? Я могу постричь газон.
— Не нужно. Я оставил тебе номер телефона, по которому меня можно будет найти, если нагрянет Большой. Кроме этого мне ничего не приходит в голову.— Большим мы называем землетрясение, которое мы ожидаем со дня на день, с тех пор как случилось последнее в этих краях в 1925 году.
Он посмотрел на часы.
— Наверное, нам уже пора ехать. В это время года в аэропорту толпы народа.
Его рейс только в семь вечера, а это значит, что у нас было полтора часа времени, чтобы совершить двадцатиминутную поездку до аэропорта, но не было смысла спорить с ним. Такой милый человек. Если уж он должен ждать, то он подождет там, радостно болтая с другими пассажирами.
Я надела куртку, а Генри тем временем совершил обход своих владений, выключил отопление и убедился, что окна и двери надежно закрыты. Он взял свое пальто и чемодан, и мы отправились в путь.
Я вернулась домой в четверть седьмого, все еще ощущая комок в горле. Ненавижу прощаться со знакомыми и не люблю, когда уезжают, а я остаюсь. Уже стемнело. Я вошла к себе в квартиру. Раньше здесь был гараж на одну машину. Каждая сторона длиной ровно в пятнадцать футов. Справа углубление, которое служило мне кухней. У меня своя маленькая ванная и место для стирки. Пространство разумно спланировано и поделено, чтобы создавалась иллюзия присутствия гостиной, столовой и спальни, когда я раскладываю свой диванчик. У меня больше чем достаточно места для хранения тех немногих вещей, которые являются моей собственностью.
Обычно процесс обозревания моего маленького королевства наполняет меня чувством удовлетворения, однако я все еще боролась с шепотком подступающей депрессии и квартирка показалась мне унылым местом, противопоказанным больным, страдающим клаустрофобией. Я включила свет. Поставила воздушный папоротник на стол. С тайной надеждой проверила автоответчик, но никаких сообщений мне не поступало. Тишина пробудила во мне беспокойство. Я включила радио Бинг Кросби — пел о белом Рождестве, совсем таком же, как те, что он пережил. Честно говоря никогда не видела белого Рождества, однако суть я уловила. Я выключила радио.
Сидя на кухонной табуретке, я проконтролировала свои желания. Мне хотелось есть. Когда живешь один, можешь есть всегда, когда захочешь. Я сделала себе на ужин сэндвич с острым сыром, оливками и белым хлебом. Для меня это всегда источник приятных ощущений, то что этот сыр остается таким же вкусным, каким он был, когда я впервые попробовала его в возрасте трех с половиной лет. Я решительно отбросила это воспоминание, так как оно связано с моими родителями, которые погибли, когда мне было пять. Я разрезала сэндвич на четыре узких полоски, как я это всегда делаю, налила себе стаканчик белого вина и устроилась на диване с книжкой, которую Генри подарил мне на Рождество. Я взглянула на часы.
Было семь часов вечера. Эти две недели должны быть долгими-долгими.
ГЛАВА 2
На следующее утро, двадцать четвертого декабря, я пробежала трусцой три мили, приняла душ, съела тарелку овсяных хлопьев, упаковала холщовую сумку со всем необходимым и в восемь сорок пять выехала по направлению к Колгейту. Мне предстояло проделать путь длиной в десять миль очень быстро. За завтраком я просмотрела содержимое папки и была крайне удивлена, что дело вызвало такую спешку. Сообщения из газет указывали, что склад бы ограблен, но не было никаких деталей, которые позволяли бы говорить о поджоге или о том, что следствию чинились препятствия, и никаких других улик, которые ставили бы причину возгорания под сомнение. Заключение пожарного департамента было приложено к делу, и я перечитала его дважды. Все было очень тривиально. Причиной пожара стала неисправность в электрической цепи, из-за которой произошло замыкание в автоматической противопожарной системе. Так как в двухэтажном складе находилась в основном бумажная продукция, то пожар, начавшийся в два часа ночи, распространился очень быстро. Судя по свидетельству пожарного инспектора, обследовавшего место происшествия, не было никаких признаков «ловушек», бензина или других легко воспламеняющихся веществ, никаких препятствий, установленных преднамеренно, дабы помешать работе пожарных. Не было похоже, что двери или окна были открыты с целью создания благоприятных для распространения пожара сквозняков, также отсутствовали иные свидетельства поджога. Я прочла в свое время десятки заключений вроде этого. Что же было такого особенного в этом случае? Мне это было непонятно. Быть может, я пропустила какую-то важную информацию, но пока что, насколько я понимала, это был рядовой случай. Мне оставалось только догадываться, что кто-то в «Вуд и Варен» требовал от «Калифорния Фиделити» скорейшего решения, и это как-то объясняло бы панику Энди. Он вообще по своей природе склонен впадать в отчаяние, всегда рвется заслужить одобрение начальства, обеспокоен цензурой, и, как я слышала, у него какие-то проблемы в семье. Возможно, он и был источником некоторой истеричности, которая сопровождала ведение этого дела. Может быть, Мак тоже поднажал на него.