Андрей Ильин - Криминальный отдел
Скажи наблюдателям, чтобы смотрели в оба. Что башки посвинчиваю, если что.
— А начальство?
— Черт с ним, с начальством. Они здесь зрители. Они в отличие от нас с тобой ни за что не отвечают. Как-нибудь отбрешемся… За лишние часы подготовки с нас не спросят. А вот за провал операции…
— Семь часов, — вздохнул Григорьев.
— Что семь часов?
— Лежим семь часов. А меня Лидка ждет.
— Какая Лидка?
— Ты не знаешь.
— Меня тоже ждет. Мама. Всю жизнь ждет. Со школы. Я обещал в шестнадцать вернуться. Если не вернусь, будет волноваться. Очень.
— В шестнадцать не вернешься. Здесь еще часа на четыре. С такими темпами.
— Мне бы лучше в шестнадцать. И вообще надоело…
— И что ты предлагаешь? Уйти?
— Нет. Уйти нельзя. Уйти — дезертирство. Может, простимулировать?
— Как так?
— Как рожениц стимулируют. Когда у них это дело ни туда ни сюда. Вот им и способствуют. Для пользы дела.
— Да ты что! Это работа спецназа.
— А ты кто?
— Я другой спецназ. Я армейский спецназ. Причем в отставке.
— А что, армейский хуже?
— Да ты что такое говоришь? Хуже… Лучше! На голову лучше! На три головы… Нас знаешь как гоняли! По семьсот километров пешедралом по территории условного противника. В полной выкладке. И там — голыми руками. А этих на машинах с мигалками развозят. Чтоб кто-нибудь случайно не задавил.
Сравнил! Резиновую дубинку с пальцем!
— Ну так в чем дело? Что, не справишься с парой гражданских террористов?
— Справиться дело нехитрое. Только… Только приказа на то не было.
— Обратного тоже не было. При постановке боевой задачи нам было сказано «всеми доступными способами поддерживать силы атакующих подразделений…». Так, может… Тем более время уже к четырем…
— А если?..
— Никаких «если». Победителей не судят. Заодно рапорт того дуболома закроем. Путем перевыполнения поставленной оперативной задачи.
— Но если все-таки…?
— Семь бед — один ответ. Ты же слышал — мы все равно уволены. Так хоть пошумим напоследок. Чтобы запомнили.
— Разве что уволены…
— Уволены, уволены… Таким, как мы, рядовым бойцам начальство нарушения субординации пуще измены Родине не прощает. Если только те рядовые не победители. Так что терять нам нечего… Ну что?
— А как же мы? Как подберемся? Там же подходы со всех сторон открыты. Не они, так свои заметят. И, не разобравшись, уконтрапупят.
— Не со всех открытые. Со стороны тупика кусты почти до самой надолбы тянутся.
— А сама надолба? Она же как зеркало. И высотой полтора метра. Пока ее перелезешь, тебя семь раз срисуют.
— Это точно, что как зеркало. Только есть у меня по этому поводу одно соображеньице. Чтобы не заметили…
* * *— Але. Пожарная?
— Говорите.
— Тут дело такое. Тупик за контейнерной площадкой знаете?
— Какой тупик? Говорите по существу. Что конкретно, как давно и насколько интенсивно горит.
— А-а… Вагон горит. В составе. Который в тупике стоит. Сильно горит.
— Люди в вагоне есть?
— Люди? Не знаю. Когда я выпрыгивал, были. Ремонтники. Двадцать человек.
— Высылаем машину.
— Не… Тут одной машины мало будет. Там еще бензоцистерна стоит. Пять штук.
— Сколько?
— Пять! Или семь. Отсюда не разобрать. Там все в дыму.
— Хорошо. Сигнал принят. Машины выезжают.
* * *Подполковник принимал очередные доклады подразделений.
— Группа захвата на исходных.
— Оцепление?
Командир оцепления оглядел свое хозяйство — запрещающие знаки на подходах, импровизированный шлагбаум, расправленные поперек дороги шипованные полосы, сдерживающий напор телевизионщиков и любопытствующих гражданских личный состав со щитами и дубинками — и, переключившись на передачу, доложил:
— Подходы блокированы по всем направлениям. Можно работать.
— Добро. Как снайперы?
Снайперы засели на верхушках деревьев, распластались по крышам близко расположенных сараев и железнодорожных хозяйственных построек. Сошки винтовок с оптическим прицелом были широко раздвинуты и впечатаны в неподвижные поверхности. Глаза вдавлены в окуляры прицелов. Указательные пальцы положены на курки. Снайперы были неподвижны, как сфинксы.
— Снайперы готовы, — доложил командир подразделения.
— Добро, снайперы. Наблюдатели?
Наблюдатели сидели возле мощных биноклей. Не отрывая глаз от объекта. Они готовы были зафиксировать любое шевеление противника. Даже дуновение занавески от случайного чиха. Только шевеления не было.
— На месте.
— Как там?
— Объект без изменений.
— А заложники? Где могут быть заложники?
— Точно сказать не можем. Предположительно в четвертом вагоне. Если по косвенным признакам.
— Что значит косвенным?
— Блики там на стеклах странные. Ну и вообще. Четвертый самый удобный…
— Вы бы не предполагали. А давали информацию. Мне ваши предположения что покойнику анальгин. Смотрите. Во все глаза смотрите!
— Есть смотреть…
Подразделения были готовы к атаке. Давно готовы. Не было только ясно, кого атаковать…
* * *Со стороны города, воя сиренами, приближались пожарные машины. Колонна пожарных машин. Сигнал о возгорании в четвертом железнодорожном тупике был принят третьим номером.
Машины подскочили к шлагбауму и остановились.
— Вы куда? — крикнул стоящий подле шлагбаума гаишник.
— В тупик.
— Зачем в тупик?
— Ликвидировать загорание.
Гаишник поднял к губам радиостанцию. Сбоку к нему подбежал следователь Грибов.
— Открывайте шлагбаум. Скорее открывайте.
— А вы кто? — напрягся гаишник.
— Капитан Грибов. Заместитель командира по оперативной части, — сунул следователь под нос гаишнику свое развернутое удостоверение. И чтобы сбить его с толку окончательно, заорал на высунувшихся из окон пожарников: — Вы что так долго? Все сроки вышли! Вы что, в самом деле! Давайте быстрее! Быстрее!
— А пожарники зачем? — еще раз, на всякий случай, спросил гаишник.
— За тем. За тем самым, — многозначительно сказал Грибов. — Выливать сволочей будем. Брандспойтами. Согласно оперативным планам разработанной операции. Своих-то брандспойтов у нас нет.
— А-а! — все понял гаишник и распорядился поднять шлагбаум.
Грибов вскочил на подножку первой машины.
— Гони! — что есть мочи заорал он.
— А оцепление зачем? — спросил растерявшийся командир пожарного расчета.
— Оцепление — чтобы гражданское население не проникло в охранную зону. Чтобы не мешало работе пожарных расчетов.
— Ты смотри, успели! — вслух удивился командир пожарников. — Могут, когда хотят.
— Слушать меня! Давай к самым вагонам, — скомандовал следователь водителю. — Давай разгоняй свой тарантас.
Машина, наращивая ход, устремилась к составу.
— Но там вроде огня не видно, — удивился кто-то из пожарных.
— Какой огонь? Какой на хрен огонь? — возмутился Грибов. — Какого вам еще огня надо? Тут без огня — не продохнуть!
— Но здесь же пожар?
— Кто вам сказал? Какой пожар? С пожаром мы бы сами как-нибудь справились. Заложники там. И террористы. С боевым оружием. Так что лучше лишний раз не высовывайтесь. Чтобы вас не шмальнули.
— Как шмальнули?!
— Так. Пулей меж глаз!
— Как так шмальнули?! Мы же на пожар ехали…
— А это и есть пожар. Только социальный. Короче, мне вам тут объяснять некогда. Раз вы откомандированы. Разгоняйте машины и ставьте бортом к вагонам. Потом раскатывайте свои кишки и по моему сигналу бейте водой стекла. Пробьет струя стекла-то?
— Стекла-то? Конечно, пробьет. Только мы под пули не полезем.
— Да не полезете, не полезете. Я полезу. Ваше дело под прикрытием машины шланги размотать. И воду под напором дать. Ясно?
— Ясно. Чего не ясно. Если вы сами, мы не против… В каком вагоне возгорание? В смысле к какому вагону подъезжать?
— Вы двигайтесь, а я скажу. И сирены включите. Погромче. Сирены, они способствуют.
Несколько пожарных машин, ревя сиренами, выскочили к составу. Грибов внимательно отсматривал окна. Не могла такая масштабная выездка не привлечь внимания террористов.
Первый вагон, второй, третий…
Есть! Есть шевеление. В четвертом вагоне.
Грибов высоко поднял правую руку и растопырил четыре пальца. А потом еще четыре раза подряд поднял и опустил руку. Для верности.
Четвертый вагон.
Выждал короткую паузу и еще три раза выбросил вверх руку.
Третье купе.
Третье купе в четвертом вагоне.
* * *Четвертый вагон. Третье купе — увидел заранее условленный сигнал Григорьев.
Итого надо успеть пробежать три вагона. Под шумок. Пока все взоры обращены в сторону ревущих сиренами пожарных автомобилей.
