Елена Топильская - Ловушка для блондинов
— Значит, это не любовь, а дружба.
— Ой, как смешно! Ты пойми, для меня же не потрахаться главное, а человеческие отношения.
— Но…
— Но у меня и дома человеческие отношения! Вот что мне покоя не дает! Какого хрена я от добра добра ищу?
— О-о! Леша, я бы тебе сказала, но ты обидишься.
— Да? — Лешка задумался. — Ну ладно, говори. Переживу.
— Ты, как всякая особь мужского пола, не в силах противостоять соблазнам. Слабенький ты у нас. Как говорил Анатолий Федорович Кони, у каждого из нас есть свои собаки, надо только держать их на привязи.
Но Горчаков этим не удовлетворился. Конечно, он ожидал, что я грамотно, с привлечением авторитетов вроде Юнга и Фрейда, объясню ему, что в сложившейся ситуации нет его вины, а так предопределено полигамной природой мужчин. Видимо, что-то в этом роде он и сам думал, но если бы он услышал это еще и от меня, то освободился бы от всяких угрызений совести. Хотя тот факт, что это толстокожее животное рефлексирует, уже о многом говорит.
Размышляя о тяжелой судьбе старого друга, я и не заметила, как дошла до РУВД. Вспомнив, что еще не обедала, я купила несколько пирожков и спустя пять минут была с ликованием встречена немногочисленным личным составом отдела по раскрытию умышленных убийств. Пакет с пирожками бережно изъяли из моих ослабевших рук, усадили меня в продранное кресло для VIP-персон и понеслись ставить чайник.
— Ну что, Маша, по душу Коростелева пришла? — Это хором сказали сразу два опера с набитыми ртами, ожесточенно жуя пирожки.
— Но душа-то еще тут? — испугалась я. — Он жив еще?
— Да жив, жив, успокойся. — Начальник отдела подвинул ко мне последний пирожок. — Правда, в реанимации. С чего начнешь, с больницы или с осмотра парадной?
— Прямо и не знаю, — засомневалась я.
С одной стороны, надо торопиться в больницу, особенно если потерпевший в реанимации, то есть одной ногой на том свете. А с другой стороны, чем больше медлишь с осмотром места происшествия, тем больше информации теряешь.
— Рекомендую начать с осмотра. — Костик Мигулько, начальник отдела, старательно отводил глаза от пирожка, и я сжалилась над ним.
— Ладно, ешь мою пайку. А почему с осмотра?
— Этот парадняк охранять вечно не будут. А с потерпевшим все равно не о чем разговаривать.
— Он в коме, что ли?
— Да нет, просто он вообще ничего не помнит. Ни как ударили, ни даже как его зовут.
— А вы ж сказали, Коростелев?
— Так мы личность установили. Хорошо, жена там рядом оказалась, шла из магазина, увидела сборище любопытных, подошла, а там муженек с пробитой башкой.
— Подожди, так он не в своей парадной лежал?
— Нет, не в своей. За три дома.
— Да, повезло, что жена пошла в магазин. А так бы его год устанавливали. Да еще и захоронили бы за госсчет, в братской могилке…
— Костик, а ты на место выезжал? — Я умоляюще посмотрела на Мигулько.
Мы с ним договаривались, что если я не смогу оперативно прибыть на очередной осмотр, то хоть он съездит на место и максимум возможного отметит и зафиксирует.
— Да выезжал. Правда, уже после того, как “скорая” его увезла. Но могу тебя заверить, ничего интересного ты там не найдешь. Даже крови практически нету, только лужица натекла, похоже, там, где голова лежала.
— А как ты думаешь, он из той же серии? Или просто местные отморозки по голове дали с целью ограбления?
— Да кто их разберет? И потом, Маша, что ты на серии зациклилась? Посмотри на сто одиннадцатые[1] за прошлый год: восемнадцать случаев нераскрытых тяжких, и все в парадных, и все по голове, а в девяти случаях вообще ничего не пропало.
— А как же брюки расстегнутые?
— А может, их врачи расстегнули.
— Костя! Я врачей допрашивала, они сами удивлялись, что кто-то брюки расстегнул. А…
— А это совпадение! — бодро вступил в разговор оперуполномоченный Кужеров, отхлебнув чая.
— Маш, — Костик умильно заглянул мне в глаза, — не хотелось бы серии… А? Ну ты же знаешь, налетят, набегут, на контроль поставят, на заслушивания дергать будут два раза в неделю… Оно тебе надо? — Костя говорил, как пел, я даже заслушалась. — А так разбой и разбой. Ну есть сходство, так давай мы будем иметь это в виду — я одному оперу все ОПД[2] скину, вот хоть Сереге Кужерову…
Кужеров при словах шефа поперхнулся пирожком, но героически смолчал. Была, конечно, в словах политически грамотного Мигулько сермяжная правда. Оно мне было не надо; никто мне не помешает расследовать, а операм — раскрывать, даже если мы не заявим громко, что у нас загадочная серия. Тем более что потерпевшие — не депутаты и даже не бизнесмены; один рабочий, один программист, один безработный. И сегодняшний Коростелев, похоже, простой смертный, раз никто из милицейско-прокурорского начальства еще не поинтересовался его состоянием здоровья.
Я заботливо постучала по спине Кужерова, который все еще давился пирожком, и кивнула Косте Мигулько:
— Нет вопросов. Все между нами, только Кужерова желаю получить сразу. Дай машину, метнемся с ним на место, а потом в больницу. Все равно экспертов нет, так что на месте долго не задержимся, только глянем.
Опер Кужеров кинул на начальника затравленный взгляд, но Мигулько, сидя напротив, умудрился не встречаться с ним глазами.
В принципе, кандидатура Кужерова, которого все дружно называли Фужеровым в силу пристрастия к дешевому спиртному, меня устраивала. Он, конечно, не гений сыска и недостатки имеет. А у кого их нет? В перерывах между запоями он вполне трудоспособен и, более того, проявляет усердие. Если работает со следователями мужского пола, то умудряется уговорить выпить даже трезвенников и язвенников. А со мной вынужден вести трезвый и правильный образ жизни, но обычно увлекается исполнением служебных обязанностей и забывает про свою пагубную страсть.
Дождавшись машины, я увела заскучавшего Кужерова, и через десять минут мы с ним уже входили в темную парадную, огороженную специальной ленточкой, которую Мигулько купил на собственные деньги и очень этим гордился.
Под лестницей на ящике дремал постовой. Кужеров подошел к нему и потрепал за плечо. В глазах пробудившегося постового заблестела надежда на скорое избавление от бессмысленной с его точки зрения работы — охраны пустой парадной, где никаких ценностей не имеется. Кужеров что-то сказал постовому, тот вскочил и стал шарить по карманам. “Неужели в магазин пошлет?” — испугалась я, краем глаза наблюдая за их общением, но постовой всего лишь вытащил пачку сигарет и протянул Кужерову. Заметив мой косой взгляд, он хмуро доложил:
— Я здесь не курил!
Я кивнула и стала обходить площадку перед входом с улицы. Вот на полу лужица подсохшей крови, слегка размазанная, она, конечно, натекла из раны головы. Судя по расположению этой лужицы, вошел потерпевший сюда через ту же дверь, что и мы, а вот куда направлялся — наверх по лестнице или к выходу во двор, используя этот путь, как проходную?
— Сережа, — окликнула я Кужерова, — а куда он шел, установили? У него есть знакомые или дела в этой парадной?
— Не-а, — откликнулся Кужеров, — он же не помнит ни фига.
— Иди сюда, — позвала я его. — Изобрази, как ты входишь в парадную. Я хочу понять, куда он шел и откуда его ударили — спереди или сзади.
— На себе показывать нехорошо, — засомневался мнительный Кужеров. — Молодой, иди сюда, — перевел он стрелки на постового. — Вот на нем и показывай. Тренируйся на кошках.
— Войдите, пожалуйста, в парадную с улицы, — вежливо попросила я молоденького постового. — А ты встань сюда. — Кужеров тяжело вздохнул, но подчинился.
— Нет, его в парадной не ждали, — сделала я вывод после третьей попытки постового войти в парадную, где за дверью в углу притаился Кужеров, больше стоять ему было негде.
В этом случае потерпевший задевал бы его дверью, и они неминуемо оказывались бы лицом к лицу. Если бы потерпевшего что-то насторожило, он бы уже не повернулся к незнакомому человеку спиной в этом тесном парадняке. Значит, вошли за ним? Или это был знакомый, которому он доверял? Все равно, тогда тоже не повернулся бы. Заговорил бы, стал общаться… А больше в этой парадной притаиться негде. Так, а если вошли за ним?
Постепенно постовой увлекся, входил и выходил все более и более артистично. Кужеров же долго крепился, удерживая на лице гримасу пресыщенности, но, в конце концов, тоже с головой погрузился в действо. После серии экспериментов, отрепетировав еще и возможный проход потерпевшего со двора на улицу, мы втроем сошлись во мнении, что преступник вошел в парадную следом за потерпевшим с улицы и сразу ударил его по голове.
Кроме того, я убедилась, что на этом месте происшествия надо составлять подробный масштабный план, и не вредно бы то же самое сделать во всех остальных парадных, где были обнаружены мужчины с черепно-мозговыми травмами. Визуальное обследование пола показало, что, кроме соскоба крови, взять отсюда следствию нечего — ни окурка, ни волоска, ни щепок, ни тряпок. Интересно, а что имелось в других случаях? Я, конечно, добросовестно съездила во все парадные, да только два дела я получила спустя несколько дней после происшествия, из милицейского следствия, когда потерпевшие отдали Богу душу и подследственность из милицейской превратилась в прокурорскую, а третий эпизод вообще пришел материалом по телефонограмме из больницы, и ни о каком осмотре не было и речи.
