Александра Маринина - Тот, кто знает
– По очереди – это как?
– Очень просто. Составляете график и соблюдаете его. Как во всех коммунальных квартирах.
– Это что же получается, я, к примеру, буду у тебя питаться, кухней пользоваться не стану, а все равно мыть придется?
– Придется, дружочек, – кивнула Наташа. – И плиту оттирать, и пол мыть, и раковину, и стены.
– Ну ни фига себе! – протянул юноша. – Это с какого же перепугу?
– А с такого, что ты там живешь. Это закон коммуналки. Тебе же свободы хочется? Вот и плати за нее своим трудом. Не хочешь заниматься уборкой? Переезжай сюда и плати своей свободой. Выбор за тобой.
– У-у-у, как все непросто… Ладно, прорвемся. Свобода – она завсегда дороже, верно, мать?
– Не знаю, – не кривя душой ответила Наташа. – У меня ее никогда не было.
Саша в изумлении воззрился на нее:
– Ты что, серьезно?
– Вполне. Я никогда не жила так, чтобы ни за что и ни за кого не отвечать, кроме себя самой. Только, может быть, когда совсем маленькой была, но тогда приходилось слушаться родителей, какая уж тут свобода. А потом началось: Иринка, Бэлла Львовна, вы с Алешей, ваш папа, мои родители, Люся с Катей. Так и тянулось.
– И что, неужели никогда не хотелось на волю, в пампасы?
– Представь себе, нет. На волю хочет тот, кто ее попробовал и ему понравилось. А я всегда жила в большой семье, о которой нужно было заботиться, и мне казалось и до сих пор кажется, что это естественное состояние. Я привыкла так жить. Налить тебе еще чаю?
– Не, спасибо, я помчался, мне завтра вставать ни свет ни заря. Напомни Алешке, что мы в воскресенье идем с отцом на футбол.
– Он помнит, у него на компьютере записка приклеена.
– Ну все, целую, пока.
Саша на ходу чмокнул Наташу в щеку, и через секунду она услышала его быстрые шаги, удаляющиеся вверх по лестнице.
Наташа очень надеялась, что ее сын сможет легко перестроиться с жизни одной семьей на жизнь в коммунальной квартире с соседями. Сашка, хоть и прожил все свои девятнадцать лет в квартире на четвертом этаже, никогда не знал, что такое «уборка мест общего пользования по графику» и как делить лежащие в холодильнике продукты на «наши» и «чужие». Наташа содержала всех, кто там жил, вела общий бюджет, еда готовилась на всех и не существовало никаких графиков. Какие же могут быть графики и дележка в одной семье? Племянница Катя тоже с коммунальным бытом незнакома, но Люся как-никак прожила с соседями без малого сорок лет, уж она-то не забудет ни про очередность уборки, ни про раздельные продукты. Можно надеяться, что под ее жестким руководством жизнь как-то наладится.
Однако надежды Наташины не оправдались. Буквально через три дня после отказа от услуг домработницы позвонила разгневанная Люся и дрожащим от злости голосом сообщила, что Саша съел ее колбасу. Он пришел накануне поздно, когда все уже спали, а утром Катя хотела сделать себе на завтрак бутерброд к чаю и обнаружила, что колбасы, которую она только вчера купила, и след простыл.
– Будь любезна, объясни своему сыну, что он теперь должен сам покупать себе продукты. Моя дочь не обязана ходить для него в магазин, – потребовала сестра.
– Хорошо, я поговорю с ним, – кротко пообещала Наташа. – Извини, что так вышло. Он еще не привык.
– Так пусть привыкает! – взвизгнула Люся.
Вечером Наташа провела еще один цикл разъяснительной работы на тему своих и чужих продуктов и посоветовала сыну разделить стоящие на кухне холодильники.
– Пусть один будет твой, другой – Люсин, тогда ты не будешь путаться, просто запомнишь, что к ее холодильнику даже притрагиваться нельзя.
– Да ну, мать, фигня какая-то получается, – негодовал Саша. – Она же моя тетка, а Катька – сестра двоюродная, что им, колбасы жалко для меня?
– Дело не в том, что им жалко, – терпеливо объясняла Наташа, – дело в принципе. Либо вы живете одной семьей, либо превращаетесь в соседей по коммуналке, третьего не дано. Одной семьей вы жить не можете, Люся и Катя не хотят ни готовить для тебя, ни убирать за тобой. А ты, в свою очередь, не хочешь ни перед кем отчитываться. Значит, вы должны сосуществовать как соседи. Как чужие, понимаешь?
– Да понимаю я, – обреченно вздыхал Саша. – Но все равно мне так не нравится.
– Ничего не поделаешь, ты сам выбрал свободу, – усмехнулась Наташа. – Терпи.
Следующий всплеск возмущения последовал еще через неделю, на этот раз от Саши, примчавшегося на второй этаж прямо с утра в воскресенье и поднявшего с постели еще не проснувшихся Наташу и Андрея.
– Мать, ну это вообще, ну это я не знаю как называется! – говорил он, бурно жестикулируя. – Тетя Люся график составила, сегодня моя очередь квартиру убирать. А Катька вчера гостей назвала, человек десять, не меньше. Представляешь, сколько они грязи с улицы натащили? Прихожую всю затоптали, вчера дождь был, короче, сама понимаешь. Катька каких-то полуфабрикатов из кулинарии притащила, ее подружки на кухне все это жарили-парили, все вокруг жиром заляпали, и пол, и стены, про плиту я уж не говорю. И самое главное – они же все в наш туалет ходили. Так что мне теперь, прикажешь после них толчок отмывать? Я за чужими задницами сортир мыть не нанимался.
– Между прочим, когда к вам с Алешей приходили друзья, они тоже пользовались туалетом, – сдержанно ответила Наташа. – И я точно так же мыла его за ними. Почему-то тебя это не коробило. Я не спорю, если бы Катя была тактичной девочкой, она бы сама сегодня все убрала после того, как принимала гостей, но требовать ты от нее этого не можешь. Твоя очередь убирать – вот и убирай. Я ничем не могу тебе помочь. Ты там живешь и обязан соблюдать правила.
– Да она специально их позвала именно вчера, потому что знала, что сегодня моя очередь! – кипятился Саша. – Она назло это сделала. Могла бы их в следующую субботу пригласить, сама бы и убирала потом.
– А ты попробуй с ней договориться, – посоветовала Наташа. – Предложи изменить правила сосуществования. Например, если к кому-то из вас приходят гости, тот и должен делать уборку после них. Не нужно бегать ко мне жаловаться, нужно учиться договариваться и решать проблемы самостоятельно. Ты же такой взрослый, на третьем курсе учишься, работаешь, с девушками спишь, за свободу цепляешься, а с сестрой договориться не можешь.
– Ты сама мне говорила, что она не сестра, а соседка, – буркнул Саша.
– Никакой разницы. В данном случае она – человек, с которым тебе придется договариваться. Вот и учись переговорному процессу, в будущем очень пригодится. Пойдем, позавтракаешь с нами, а потом будешь убирать свою обитель свободы.
Наташа говорила с сыном спокойно и даже, как могло бы показаться, равнодушно, но на самом деле сердце ее разрывалось на части от жалости к девятнадцатилетнему парню, брошенному ею на растерзание двум закоренелым эгоисткам, привыкшим считать, что они – самые лучшие и самые необыкновенные на свете, а все окружающие – примитивные плебеи, которые должны им поклоняться и их обслуживать, поскольку больше ни на что все равно не годятся. Даже Наташе, битой жизнью и умудренной житейским опытом, было трудно сохранять разумное спокойствие при совместном существовании с ними, а мальчишке-то каково! Но ничего, она слишком долго держала сыновей в тепличных условиях, пусть взрослеют. Если бы Алешка сегодня заявил, что хочет жить один и возвращается в старую квартиру, она бы не моргнув глазом отпустила его на четвертый этаж. Хочешь свободы и бесконтрольности – плати. Бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловке. А ошибки следует исправлять если не вовремя, то по крайней мере чем раньше – тем лучше.
К концу осени обстановка в квартире на четвертом этаже накалилась до такой степени, что из холодной войны превратилась в «Бурю в пустыне». Люся регулярно жаловалась Наташе на то, что ее сын недобросовестно убирает квартиру, оставляет в ванной на видном месте грязные носки и трусы и не гасит свет в местах общего пользования, платить за который им приходится, между прочим, поровну. Сын же, в свою очередь, заскакивая к матери поесть, обрушивал град упреков на сестру за то, что та по вечерам висит на телефоне и оставляет трубку в своей комнате, из-за чего Саша не может сделать нужных звонков ни поздно вечером, когда возвращается, ни рано утром, потому что Катька или уже спит, или еще спит. Кроме того, она упорно продолжает приводить к себе гостей точнехонько накануне его очереди убирать квартиру. И еще у нее есть вредная привычка заниматься на кухне, потому что Катька – жуткая обжора, ей постоянно надо или пить чай, или что-нибудь жевать, а поскольку все время ходить из комнаты в кухню ей лень, она устраивается поближе к холодильнику, раскладывает на всех столах свои книжки и конспекты и торчит на кухне, не давая Саше возможности приготовить поесть. А тетя Люся без конца делает ему замечания и учит жизни. И что самое мерзкое – постоянно говорит ему гадости про мать. То есть про Наташу. И нет у него никаких сил все это выносить.
