Весь Дэвид Болдаччи в одном томе (СИ) - Балдачи Дейвид

— Хотелось бы, чтобы книги сохраняли оригинальный вид.

— Ну, наша главная цель — их сохранность. Поэтому вы и можете сейчас наслаждаться этим изданием — мы его сохранили.

— Я однажды встречался с Хемингуэем.

— Да, я помню, вы говорили. — «Раз сто уже говорил!» — подумал Калеб.

— Он был тот еще мужик! Мы с ним здорово надрались в одном кафе, на Кубе.

— Точно. Я хорошо помню эту историю. Ну ладно, можете приниматься за свои исследования.

Дженклоу опустил на глаза очки для чтения, забрал свои листы с заметками и карандаш, после чего с головой ушел в мир приключений, созданный богатым воображением Эрнеста Хемингуэя.

Точно в одиннадцать в читальный зал отдела редких книг прибыл, опираясь на трость, Оливер Стоун, одетый в помятую твидовую тройку. Его седые волосы были тщательно причесаны, и он гордо демонстрировал всем весьма ухоженную бородку, а также большие темные очки, отчего казалось, что у него глаза навыкате. Вместе с шаркающей походкой и сгорбленной спиной все это делало его лет на двадцать старше. Калеб поднялся из-за своего стола в дальнем конце зала, едва узнавая своего друга.

Одна из сотрудниц, сидевшая ближе ко входу, направилась к Стоуну, но Калеб поспешил ее опередить.

— Я сам им займусь, Дороти. Я… я знаю этого джентльмена.

Стоун устроил настоящее шоу, предъявив белоснежную визитную карточку:

— Как я и обещал, герр Шоу, я явился сюда, чтобы посмотреть ваши книги. — Он говорил с сильным немецким акцентом, очень хорошо его имитируя.

Дороти, сидевшая за библиотечной стойкой, с любопытством смотрела на него. Калеб сказал:

— Это доктор Ауст. Мы встречались несколько лет назад на конферендии библиотечных работников в… во Франкфурте, да?

— Нет, в Майнце, — поправил его Стоун. — Я очень хорошо помню, потому что тогда был сезон белой спаржи, а я всегда езжу на конференции в Майнц, чтобы заодно полакомиться белой спаржей. — Он одарил Дороти сияющей улыбкой, она тоже улыбнулась ему и вернулась к своей работе.

В зал вошел еще один человек и остановился на пороге:

— Калеб, мне надо с тобой поговорить. Можно тебя на минутку?

Калеб чуть побледнел.

— О, привет, Кевин. Кстати, это… э-э… доктор Ауст из Германии. Доктор Ауст, познакомьтесь с Кевином Филипсом. Он исполняет обязанности заведующего отделом редких книг. После того как Джонатан…

— О да, герр де Хейвн! Весьма неожиданная смерть, — сказал Стоун. — Очень прискорбно. Очень прискорбно.

— Вы знали Джонатана? — спросил Филипс.

— Только заочно. По моему убеждению, его доклад о переводе Джеймса Логана «Нравственных двустиший» Катона метрическим стихом явился окончательным решением данной проблемы, как вам кажется?

— Должен признаться, я его не читал. — Филипс выглядел огорченным.

— Анализ первого перевода Логаном классической поэзии, опубликованный в Северной Америке, весьма заслуживает изучения, — доброжелательно заметил Стоун.

— Да, конечно, я непременно включу его в свой список, — ответил Филипс. — По иронии судьбы, библиотекарям часто не хватает времени для чтения.

— Тогда я не стану обременять вас лишними экземплярами моих книг, — с улыбкой заявил Стоун. — Тем более что они остались в Германии. — Он захохотал.

— Я пригласил доктора Ауста посетить хранилище, когда он окажется в нашем городе, — пояснил Калеб. — В некотором роде это было спонтанное решение.

— Что ж, отлично, — ответил Филипс. — Это большая честь для нас. — И добавил, понизив голос: — Калеб, тебе уже сообщили о заключении патологоанатома?

— Да, сообщили.

— Стало быть, у него просто случился инфаркт?

Калеб глянул на Стоуна, который незаметно для Филипса чуть кивнул.

— Да, полагаю, именно так оно и было.

Филипс покачал головой:

— Господи, он же был моложе меня! Ладно, давайте сделаем перерыв. — Он взглянул на Стоуна: — Герр Ауст, не желаете ли, чтобы я провел вас по хранилищу и прочел небольшую лекцию, центов на пятьдесят?

Стоун улыбнулся и тяжело налег на свою трость:

— Нет, герр Филипс. Я предпочел бы, чтобы вы использовали это время для ознакомления с докладом вашего друга о «Нравственных двустишиях».

Филипс рассмеялся.

— Отрадно видеть, что у выдающихся ученых сохраняется еще чувство юмора.

— Я прилагаю к этому все усилия, — поклонившись, отвечал Стоун.

После того как Филипс ушел, Калеб и Стоун направились в хранилище.

— Откуда ты узнал об исследованиях Джонатана? — спросил Калеб, когда они остались одни.

— Попросил Милтона разузнать. Он обнаружил этот доклад в Интернете и притащил мне распечатку. И я просмотрел его на случай, если появится кто-нибудь вроде Филипса, — чтоб подтвердить свой научный авторитет. — Калеб выглядел обескураженным. — В чем дело? — осведомился Стоун.

— Знаешь, это несколько выбивает из колеи, когда видишь, как легко можно выдать себя за настоящего ученого.

— Уверен, что главную роль здесь сыграло то, что ты подтвердил мой статус перед своим боссом.

Калеб слегка оживился.

— Да, думаю, это внесло свой вклад в успех нашего предприятия, — скромно заметил он.

— Ну ладно, а теперь расскажи мне подробно обо всех своих передвижениях в тот день.

Калеб рассказал, закончив повествование на верхнем этаже.

— Вот здесь лежало тело. — Он передернулся. — Господи, это было ужасно!

Стоун осмотрелся, потом указал на нечто, торчавшее из стены:

— Что это такое?

Калеб посмотрел туда.

— А-а, это наконечник распылителя системы пожаротушения.

— Вы разве используете здесь воду? Где столько книг?

— О нет. Это «Халон-1301».

— «Халон-1301»? — переспросил Стоун.

— Газ, вернее, он сжиженный, но когда выходит из распылителя, то превращается в газ. И гасит огонь, лишая его кислорода, но не повреждая при этом книги.

Стоун вдруг заволновался:

— Гасит, лишая кислорода! Господи! — Калеб удивленно воззрился на него. — Калеб, ты что, ничего не понимаешь?

Тут до Калеба внезапно дошло, что имел в виду Стоун.

— Да нет, Оливер, не может быть! Это не могло стать причиной смерти Джонатана!

— Почему не могло?

— Потому что у человека есть в распоряжении несколько минут, чтобы убраться из этой зоны, прежде чем подействует газ. Там, где работают люди и используется именно такой газ, перед его подачей раздается сигнал тревоги. Мы сейчас меняем эту систему, но вовсе не потому, что она опасна.

— А почему тогда?

— «Халон» значительно снижает содержание в воздухе озона. По сути дела, его еще можно использовать у нас в стране и даже повторно заряжать им новые изделия, но новое производство «халона» в США запрещено еще с середины девяностых. Хотя федеральное правительство до сих пор остается самым крупным его потребителем.

— Ты, кажется, неплохо знаешь эту проблему.

— Все наши сотрудники имели возможность подробно ознакомиться с этой системой, когда ее только установили. А я еще кое-что о ней почитал.

— Зачем?

— Затем, что я много времени провожу в хранилище и не желаю погибнуть страшной смертью от удушья! — выпалил в ответ Калеб. — Сам ведь знаешь, какой я трус!

Стоун осмотрел наконечник.

— А где хранится газ?

— Где-то в подвальном этаже здания. Сюда он поступает по трубопроводу.

— Так, говоришь, он хранится в жидком состоянии, а сюда поступает как газ?

— Да. При той скорости, с какой выходит из распылителя, он сразу превращается в газ.

— Должно быть, он очень холодный.

— Если встать напротив распылителя, можно даже обморозиться.

— Еще что?

— Ну, если оставаться в помещении достаточно долго, надо думать, можно задохнуться. Тут все просто: если недостаточно кислорода для огня, его недостаточно и для поддержания жизни.

— А может этот газ вызвать сердечный приступ?

— Не знаю. Но это не имеет значения. Система ни разу не включалась. Сигнал тревоги слышен по всему зданию. Джонатан просто не мог бы не услышать его, разве что он уже был мертв.