Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам
— Нет. А может, это Виноградов?
— А, может, Арнаутов?
— Смело!
— Зато реально.
— Он же прямой, как лом, — Иваныч руками изобразил нечто длинное, тонкое и прямое. — Комиссар Каттани хренов…
— Чем не маскировка? Он мне методично переходит дорогу. Это уже не похоже на глупость.
— М-да… Тогда, получается, попытка прямо перед задержанием замочить Чибиса — его работа? У него сын в СОБРе…
— Который был на обоих задержаниях.
— И бежал Чибис тогда в последнюю минуту. Да-а-а…
— Все привыкли, что Арнаутов — смелый, честный, бедный правдоруб. Железный дровосек, который немного категоричен, но всегда вне подозрений.
— Это уж точно! — Иваныч отодвинул опустевшую тарелку, посидел молча, что-то припоминая, вздохнул: — Трудно будет что-то доказать. Что думаешь делать?
— Не знаю, пойду сейчас к Громову, попробую как-то обезопасить себя, пока инициатива в их руках.
— Чем помочь?
— В худшем случае — передачами в «Кресты».
Иваныч посмотрел Роману в глаза:
— Боюсь, это еще не самый худший вариант.
12
В кабинете «четверки» Егоров разговаривал с осведомителем.
Это был здоровенный, типично бандитской наружности парень в спортивном костюме, прозванный Гошей. На воле он выбил бы все зубы тому, кто предположил бы, что он станет работать с ментами. Но, подсев за разбой, он быстро сменил убеждения и теперь сотрудничал с Егоровым не за страх, а за совесть.
— Галянов в Колпино игровые автоматы бомбил. Вчера вспоминал об этом, когда косячка дунул. Пашинин заточку из супинатора точит. Да и смурной какой-то последние дни.
— Это, Гоша, все хорошо и замечательно, но ты мне про Чибиса что-нибудь расскажи.
— Что про Чибиса? В хату зашел по-хозяйски, шконку занял правильно. И не скажешь, что бывший мент. Бояться его все… Кстати, чего его не в ментовскую хату определили, а к нам?
— Он сам отказался.
— Так разве можно?
— Можно. Написал заявление — и вперед. Он ведь уже давно из ментовки уволился. Боится, наверное, что бывшие коллеги могут за его подвиги спрос учинить… С сегодняшнего дня Чибис — твой главный объект. Только ты поосторожнее, он все-таки опер, хоть и сгнивший. Нюх имеет.
— Да ладно, Виктор Петрович, меня тоже не пальцем делали.
Егоров достал из ящика стола несколько упаковок таблеток:
— На тебе эфедринчику на коллектив. Скажешь, адвокат подгон сделал.
— Ха, благодарствую! Все будет ёлочкой, начальник!
Начальник Следственного изолятора № 4 полковник внутренней службы Поярков сидел в своем кабинете и разговаривал по сотовому телефону, то и дело перенося его от одного уха к другому и вертясь в кожаном кресле так, как будто это было не кресло, а раскаленная сковорода. Лицо Ивана Игоревича покрывали красные пятна; воротник форменной рубашки душил: отглаженный китель с рядами наградных колодок давил на грудь. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в кабинет, то он бы ни за что не поверил, что от этого человека может зависеть судьба двух тысяч зэков.
— Да нет, Реваз! Ну, накладочка вышла, — оправдывался Поярков, свободной рукой оттягивая жесткий ворот рубашки. — Я обещаю, завтра все решим. Ну, обещаю. Мы ведь друзья!
Закончив разговор, Иван Игоревич залпом выпил стакан холодной воды и нажал кнопку селектора.
— Голиков слушает, — донеслось из динамика.
— Срочно зайди.
Голиков явился через минуту:
— Иван Игоревич, вызывали?
Не предлагая присесть, Поярков спросил тем голосом, который привыкли слышать сотрудники и заключенные:
— Ты что, охренел? Почему Далидзе не на больничке? Он должен был уехать еще утром!
— Так его Егоров снял с этапа. Вы на совещании были, а с ним разве поспоришь?
— Опять, блин, Егоров?!
На селекторе загорелась лампочка, раздался голос дежурного:
— Иван Игоревич, вас начальник Управления собственной безопасности. Соединить?
Поярков посмотрел на селектор, посмотрел на Голикова. Махнул Голикову на ряд стульев вдоль правой стены и пробормотав: «Час от часу не легче», распорядился:
— Давай.
В динамике щелкнуло, и послышался голос Виноградова:
— Иван Игоревич?
— Слушаю, Олег Евгеньевич.
— Мы тут разрабатываем группу сотрудников бандитской направленности. У них там связью проходит твой опер. Сегодня он, например, предупредил, что потерпевшие подали заявления. Ну и вообще, информирует их постоянно. Егоров такой…
— Есть такой! — бодро подхватил Иван Игоревич. — Скользкий тип.
— Ты подбери материал, если на него что-то есть, а я с вашей безопасностью свяжусь.
— Решили! Олег Евгеньевич, я давно сам от него хочу избавиться.
— Ну и отлично. Заезжай в гости.
— Обязательно. К нам уж не приглашаю, — Поярков захихикал и, все продолжая хихикать, отвернулся от селектора и посмотрел на Голикова: — Все слыхал? Давай, решай вопрос. Задействуй этих, из сто пятой. Хватит им так просто жировать, пусть отрабатывают. Давай!
— Понял.
Разговор с Громовым тоже происходил за едой, только теперь это была не уличная забегаловка, а вполне цивильного вида кафе на третьем этаже главка. Кроме них, посетителей в кафе не было. Обеденное время давно прошло, кассир считала выручку, уборщица, взгромоздив стулья ножками вверх на столы, терла пол мокрой тряпкой.
Громов взял полный обед, Шилов опять ограничился чашкой кофе.
— Вечно тебя угораздит куда-нибудь влезть, — говорил Громов, в основном глядя в тарелку и лишь изредка поднимая глаза на Шилова.
— Да куда я влез! Принял оперативную информацию, реализовал ее, посадил троих опасных бандитов… Сами же говорили: раскрывай резонансные убийства. Может, через начальника главка можно подействовать? Надо же этого Арнаутова как-то в стойло поставить, пока он совсем не сдурел…
— Ты не понимаешь, не видишь общей картины. Ты работаешь по одной группе, а у Арнаутова другая масштабная задача. И ее выполнение курирует Министерство.
— Очистить город от криминальных авторитетов. Кто против-то? Ну, помог нам Моцарт — так зачем его давить? Зарыл бы он этих ребят в землю, жил бы спокойно. Так с нами вообще никто общаться не будет!
— Опять ты за свое! Ну кого это там, — Громов указал вилкой в потолок, — интересует?
— Они — там, но вы-то — здесь. Сделайте так, чтобы к нам два месяца вообще никто не совался. Мы такую банду поднимем, пять крутых заказух минимум.
— Поднял уже! — Громов мысленно выругался. — Ладно… Я попробую организовать завтра производственное совещание у начальника главка. А пока сдай пистолет в оружейку.
Шилов прищурился:
— Может, мне еще и рапорт на увольнение написать?
— Что ты джигитуешь? Сдай свой табельный «ПМ», понял?
— Понял.
Не допив кофе, Шилов встал, пошел к выходу.
— Ты сегодня хоть ел? — спросил Громов, провожая его взглядом.
— Аппетита нет. Как-то противно все.
Когда Шилов вышел, Громов пробормотал:
— Можно подумать, я кайф ловлю.
Голиков общался с двумя реальными пацанами из сто пятой хаты.
Один из них был стрижен наголо, второй носил стильную прическу с бачками и щеголял многочисленными татуировками, в которых воровские мотивы сочетались с готической темой.
Они сидели в одном из полуподвальных следственных кабинетов «четверки», и перед каждым из реальных пацанов лежало по чистому листу бумаги и авторучке.
— Чо писать?
Голиков почесал затылок:
— Напишите, что Егоров предлагал пронести за деньги в камеру мобильник. Что торгует водкой и сигаретами.
— Ха! Может, написать, что он педераст и предлагал чего-как? — предложил первый пацан.
Второй рассмеялся:
— Щас за это не уволят, а повысят!
— Хватит ржать, пишите быстро, — строго поторопил Голиков, но пацаны, лениво взявшись за авторучки, не спешили пачкать бумагу.
Переглянувшись, они предложили:
— Слушай, начальник, в двести третью один жирный коммерс заехал за кидалово. Перекинь его к нам. Мы его выдоим, чего-как, в долгу не останемся.
— Тихо ты, дурак! — Голиков многозначительно показал на сводчатые стены из щербатого кирпича, предупреждая, что их могут прослушивать, и, навалившись на стол, прошептал: — Только не так, как в прошлый раз. Мне не нужны проблемы с санчастью.
* * *Перед окончанием рабочего дня Арнаутов приехал в прокуратуру и зашел к Кожуриной:
— Привет.
Кожурина, одетая в синюю форму, сидела за столом и заполняла какие-то документы, быстро, почти не задумываясь, водя ручкой по графам.
— Глазам своим не верю. Решил подбросить меня до дома?
— Ты против?
— Я счастлива. Ты подожди, я сейчас заканчиваю уже. Чайник еще горячий.
Арнаутов начал заваривать растворимый кофе. Размешивая ложечкой воду, спросил:
