Эд Макбейн - Смерть по ходу пьесы
Во всяком случае, никакого ножа, который они могли бы обнаружить.
Кроме того, поиск ножа не был их первейшей задачей.
Они пришли сюда, чтобы засечь время, за которое можно дойти от театра до заведения О'Лири на Стеме.
Они тут же отбросили вероятность того, что человек, пырнувший Мишель Кассиди, после свершения сего подлого деяния убежал — в этом городе бегущий человек немедленно привлек бы к себе внимание. Потом Клинг нажал на своих крутых многофункциональных часах кнопку секундомера, и двое детективов бодро зашагали по переулку. У театрального рекламного стенда — на черном фоне ярко-алая надпись «Любовная история» — они свернули налево и быстро просмотрели афиши, сообщающие, что шестнадцатого апреля состоится премьера пьесы. Потом Клинг снова запустил секундомер, и двое полицейских лихо понеслись дальше, словно двое мальчишек. Конечно, они давно уже не были мальчишками, но кому какое дело? На углу Детавонер-авеню их остановил красный свет. Светофор некоторое время пощелкал, после чего вспыхнула надпись «ИДИТЕ». Они пересекли авеню, которая вот уж Бог весть сколько лет — все жители города и счет им потеряли — находилась в состоянии реконструкции. Дотом детективы прошли по Секстон-авеню — часы тем временем тикали себе — и наконец-то добрались до Стеммлер-авеню, известной во всем городе просто как Стем. Здесь они торопливо свернули за угол и пошли по Северной Одиннадцатой. Когда они вошли в дверь заведения О'Лири, Клинг посмотрел на часы. Было двадцать семь минут первого. Весь их путь занял пять минут и сорок две секунды.
Ресторанчик был забит посетителями — уже наступило обеденное время, — и все были слишком заняты, чтобы обращать внимание на двух колов, которые зачем-то носились под дождем. Но Карелла упомянул магическое имя — Мишель Кассиди, — а поскольку этот город да и вся эта страна свихнулась на знаменитостях, у всех тут же нашлось время, чтобы поговорить об очаровательной малышке, которую пырнули ножом, когда она выходила из театра — об этом вчера сообщили по телевизору в вечернем выпуске новостей, а сегодня эта новость заняла первые полосы двух городских газет.
— Как же, Мишель Кассиди, — сказал метрдотель. — Она часто сюда заходит. Видите ли, они репетируют тут неподалеку.
«Да, в четырех кварталах отсюда, — подумал Клинг. — Или в пяти минутах сорока двух секундах ходьбы».
— Знаете, она играла в «Энни». В гастролирующей труппе.
— Да, нам об этом говорили, — сказал Карелла.
Обычно в таких забегаловках шумно, как в аду, и заведение О'Лири не было исключением. Ресторанчик был заполнен хриплоголосыми бизнесменами, которые восседали за столами, покрытыми белоснежными скатертями, сверкали стаканами, курили, выпуская клубы дыма, и разражались оглушительными взрывами хохота, от которых дрожали стекла. Карелла подумал: почему так получается, что подобные забегаловки словно пробуждают в человеке худшую сторону его натуры? Например, никто из этих бизнесменов не стал бы вести себя подобным образом в кафе-кондитерской.
— Насколько нам известно, вчера вечером она тоже намеревалась быть здесь, — крикнул Карелла, пытаясь перекрыть шум.
— Что, правда? — спросил старший официант.
Метрдотель был таким же масштабным, как и царящий здесь шум: внушительный мужчина с бакенбардами, с животом, начинающимся сразу от груди, одетый в темный костюм. Его темно-фиолетовый галстук был приколот к рубашке скромной алмазной булавкой. Карелла подумал, что метрдотель выглядит словно британский адвокат из романов Диккенса. Да он и говорил точно так же.
— Да, вместе с Джонни Мильтоном, — сказал Клинг.
— А, с ее агентом! Да, он был здесь. Я не знал, что она собиралась к нему присоединиться.
— Во сколько он здесь был? — спросил Карелла.
— Позвольте, я загляну в книгу.
Метрдотель величественно, словно галеон под фиолетовыми парусами, подошел к небольшому возвышению, перелистнул страницы, словно дирижер, собирающийся подать знак оркестру, и, что-то бормоча себе под нос, стал просматривать записи о предварительных заказах.
— Джонни Мильтон, Джонни Мильтон, Джонни Мильтон...
В конце концов он ткнул в книгу полным указательным пальцем и победно провозгласил:
— Вот! Заказ на семь часов.
— А был ли он здесь в семь? — спросил Карелла.
— Знаете, я точно не скажу, — ответил метрдотель.
— А вы не могли бы попытаться вспомнить, сэр?
— Возможно, он на несколько минут и опоздал, не знаю.
— А на сколько? — спросил Клинг.
Мишель вышла из театра в начале восьмого. Примерно в две-три минуты восьмого. Добавить к этому пять минут сорок две секунды, за которые можно быстрым шагом дойти сюда от театра...
— Был ли мистер Мильтон здесь в пять минут восьмого? — попытался уточнить Клинг.
— Не знаю.
— А в семь минут?
— В восемь?
— В десять? — наперебой заговорили детективы, пытаясь установить точное время.
— Я в самом деле не знаю.
— А может ли это знать кто-нибудь другой?
— Кто-нибудь из ваших официантов?
— Вы не помните, где вы посадили мистера Мильтона?
— Ну конечно, помню. Вот здесь, рядом с баром.
— А этот официант сейчас здесь?
— Тот, который вчера вечером обслуживал этот столик?
— Джентльмены, но в самом деле...
— В семь часов?
— Или в четверть восьмого?
— Примерно в это время?
— Да, он сейчас здесь. Но вы же сами видите, какой у нас наплыв. Я не могу отрывать его...
— Мы подождем, пока наплыв закончится, — сказал Карелла.
Официанта звали Грегори Стилз. Он был молодым, двадцатидвухлетним честолюбивым актером — невеликая диковинка для этого города. Он запомнил, что обслуживал Джонни Мильтона, поскольку знал, что Мильтон — импресарио. Стилз как раз подыскивал себе нового импресарио, поскольку тот, с которым он работал раньше, переехал в Лос-Анджелес. У Стилза были прямые черные волосы, темно-карие глаза и смуглая кожа. Ему с трудом удавалось найти работу, поскольку все считали его латиноамериканцем, а в этом городе — да и во всей этой стране, если уж начистоту, — было не слишком много ролей для латиноамериканцев. Разве что актер-латиноамериканец умел петь и танцевать — тогда он мог надеяться найти место в труппе «Вест-сайдской истории».
В фильме «Прогулка гордеца» — о латиноамериканской мафии в Лос-Анджелесе — главную роль сыграл Робби Бенсон — замечательный актер, но англичанин, а не латиноамериканец. Латиноамериканская община подняла по этому поводу жуткий вой, несмотря на то что благодаря этому фильму появился такой спрос на актеров-латиносов, какого не было с тех самых пор, как мексиканская армия взяла штурмом Аламо и убила Джона Уэйна. К несчастью, в то время, когда шли съемки этого фильма, Стилз жил на Атлантическом побережье и, таким образом, упустил возможность сделать карьеру. Стилза страшно раздражала эта чертова внешность латиноса, особенно если учесть, что предки его были англичанами.
Он сообщил все это детективам после того, как улеглась беготня, вызванная обеденным перерывом. В десять минут четвертого они взяли по чашечке кофе и присели за стол, расположенный рядом с дверью, ведущей в кухню. За дверью вовсю трудилась посудомоечная машина. И шумела она ничуть не меньше, чем пришедшие перекусить бизнесмены.
— Он сказал, что должен кое-кого подождать, а пока закажет выпивку. — Слова Стилза доносились сквозь грохот тарелок, кастрюль и сковородок. Кто-то напевал какую-то арабскую мелодию. — Он заказал мартини «Танкверей» со льдом.
— Во сколько это было? — спросил Клинг.
— В пятнадцать минут восьмого, — ответил Стилз.
Оба детектива внимательно посмотрели на него.
— Как так получилось, что вы запомнили точное время? — спросил Клинг.
— Я как раз поговорил по телефону с моей девушкой.
По мнению полицейских, это еще ничего не объясняло.
— Вы всегда звоните ей в четверть восьмого? — уточнил Карелла.
Вопрос был достаточно логичен.
— Нет, — ответил Стилз. — Если говорить точнее, это она звонила мне.
— Ясно, — сказал Карелла.
Но на самом деле ему все еще было неясно.
— Во сколько она вам позвонила? — задал Клинг вполне разумный вопрос.
— Примерно в пять минут восьмого. Ее попросили остаться для повторного прослушивания, и она хотела предупредить меня. Она тоже актриса. И тоже подрабатывает официанткой.
— Значит, она позвонила вам в пять минут восьмого...
— Да, и я снял трубку вон в той будке, — Стилз кивком указал на телефонную будку, стоявшую в дальнем конце бара. — Оттуда мне был виден весь зал и видны настенные часы. Я видел, как мистер Мильтон вошел, и видел, как Жерар подвел его к столику. Это наш метрдотель — Жерар.
— Во сколько мистер Мильтон вошел в ресторан?
— Я не смотрел на часы в тот момент, когда он вошел. Но я посмотрел на них чуть погодя, когда Жерар подвел его к столику.
— А почему на этот раз вы посмотрели на часы?
