Луис Гарсиа-Роза - Юго-западный ветер
— Давай прогуляемся пешком до Ларго до Мачадо. Нам надо поговорить, — сказала Ольга.
— Чудесно. Я только хочу сразу сказать, что вовсе ничего против тебя не имею.
— А почему же ты от меня бегаешь?
— Я не бегаю от тебя. Ну, ладно, бегаю, но это для тебя же лучше.
— Проклятье, Габриэл, я же не ребенок. Я взрослая женщина. И не надо беспокоиться о том, что для меня лучше. Я сама знаю, что мне лучше, черт бы тебя побрал.
— У тебя истерика.
— У меня? Пока нет, но будет, если ты немедленно не объяснишь мне, почему ты меня сначала использовал, а потом стал игнорировать. В чем дело? Ты такой и есть? Я, что ли, ошиблась в тебе?
— Я тебя не использовал. Но меня достала твоя подружка, что была на встрече. Она всю дорогу пялилась на полицейского. И даже не слышала, о чем мы говорили.
— Потому что там нечего было слушать! Габриэл, ты так этого и не понял? А она очень милая. И в том, что она понравилась комиссару, нет ничего удивительного. А тебе давно пора понять: мужчинам нравятся красивые женщины, особенно такие, вроде Ирэн.
— Отлично, значит, комиссар в надежных руках и хотя бы о нем я могу не беспокоиться.
— А кто тебя беспокоит? Тот аргентинец? Но он просто пошутил! Да он вообще не заслуживает твоего внимания!
— А я считаю, что заслуживает. Может быть, он не просто шутил.
— Господи, ну что ты там себе навоображал? Сначала этот ясновидящий, которого ты почему-то вообразил всемогущим Сатаной, потом этот полицейский, которого ты считаешь спасительным божеством! Интересно, на кого был похож твой отец?
— У меня нет отца. Он умер.
— Извини, я не знала.
— Я и не ожидал, что ты должна знать.
— Он давно умер?
— Да, мне было тогда десять лет.
— А от чего? Он ведь должен был быть еще молодым.
— У него был приступ… сердечный приступ… ему было тридцать пять.
— Тогда мне понятно, почему ты обратился к Эспинозе. Это имеет смысл.
Они шли рядом. Ольга смотрела на него, когда говорила, но он шел, уткнувшись взглядом под ноги, он уже не слышал ее слов. Он думал о своей матери. Ему вспомнился момент, когда он вышел из очередной закусочной, той самой, мимо которой они сейчас шли, и он ее увидел. Это было непостижимо. Он предпочел бы считать это оптической иллюзией.
— Так я жду тебя после работы.
— Зачем?
— Чтобы продолжить наш разговор. Мне не нравится, куда он зашел. И я что-то запуталась.
— Да ничего особого не происходит! Разве что это я полностью запутался. А так все прекрасно.
— Нет, мне не хочется все обрывать на такой ноте. Лучше нам сесть с тобой и поговорить, а то ты будешь в одиночку воображать себе невесть что.
— Ладно. Мы можем погулять вдвоем. Я все равно прихожу домой поздно.
Во вторник Габриэл не появился на работе.
В среду утром, как раз перед обеденным перерывом, Эспиноза получил сообщение о том, что Ольга Маринс, двадцатисемилетняя белая женщина, упала под поезд в метро на станции «Праса Саенс Пенья», в Тижуке.
5Вид Ольгиного изуродованного тела стоял у него перед глазами четкой черно-белой картинкой, хотя Эспиноза сам не выезжал на место инцидента. Судебные эксперты вынуждены были все сделать очень быстро, чтобы не подрывать работу городского общественного транспорта. Инцидент произошел в час пик, ранним утром. Свидетели происшествия считали, что все произошло из-за сильной давки на платформе, переполненной пассажирами, которые при виде приближающегося состава стали пробиваться вперед. Место, где девушка упала на рельсы, находилось там, где скорость поезда все еще велика. Никто ничего не заметил. То есть, конечно, ее заметили, но уже в момент падения. Свидетели сильно расходились в вопросе о том, кричала ли она, когда падала. Кто-то заявил, что она дико кричала, другие утверждали, что она вообще не издала ни звука, и единственное, что они услышали, это глухой стук, когда тело сбил поезд. Еще некоторые говорили, что кричала вовсе не она, а кто-то на платформе. Для Эспинозы это был важный вопрос: ведь если она бросилась под поезд сама, то не стала бы кричать. В тот момент, когда он получил это известие, труп уже перевезли в Институт судебной медицины. Расследованием должны были заниматься полицейские 19-го округа, что был расположен в Тижуке.
Прежде чем позволить себе связать смерть Ольги с Габриэлом, Эспиноза хотел ознакомиться с рапортами полицейских, которые видели тело. Он хотел также поговорить с патологоанатомом, что проводил вскрытие. Ольга вовсе не производила впечатления человека, который может покончить жизнь самоубийством, хотя он не мог все это полностью исключить. Кроме того, это расследование было не в его ведении и не в его юрисдикции.
По телевизору только и говорили, что о самоубийстве в метрополитене. Зазвонил телефон.
— Эспиноза! Это не самоубийство! Я знаю Ольгу со времен колледжа… о черт, мы были хорошими подругами…
— Спокойно! То, что вещают по телевизору, вовсе не обязательно правда.
— Но это и не может быть правдой! Я знаю Ольгу лучше, чем кто бы то ни было! Она никогда бы не наложила на себя руки.
— Так вы считаете, это несчастный случай?
— Какой, к чертям, несчастный случай? Вы же видели Ольгу! Разве она похожа на особь, что может случайно упасть под колеса поезда? Ее толкнули, чтоб ему самому провалиться! Этот сукин сын толкнул ее под поезд.
— Кто толкнул?
— Габриэл. Кто же еще?
— Это слишком тяжелое обвинение, чтобы просто так им бросаться.
— Но я же не в суде!
— А почему вы считаете, что это Габриэл?
— Потому что для этого достаточно посмотреть на этого парня! Он же больной!
— Больной в каком смысле?
— Просто больной. Парень в тридцать лет живет с мамочкой, разве это нормально?
— Ну, это не означает, что он будет швырять девушек под колеса поезда.
— Да плевать мне на других девушек, если бы это не была Ольга!
— Может быть, нам следует встретиться и поговорить на эту тему?
— Отлично!
Часом позже Ирэн шла через бар «Лагоа», направляясь в укромный зальчик, где было меньше народу и где ее ждал Эспиноза. Он встал и поприветствовал ее. Эспиноза подумал, что хотя Ирэн явно переживала по поводу смерти подруги и была одета очень просто, но выглядела она все равно потрясающе. Они обменялись рукопожатием. В отличие от предыдущей встречи в участке, когда она была в легкомысленном настроении и пыталась флиртовать, сейчас девушка, казалось, чувствовала себя неловко и держалась настороженно.
— Думаю, вам не раз говорили, что вы совсем не похожи на комиссара полиции?
— Да, бывало, а я всегда в таких случаях спрашивал, как, по их мнению, должен выглядеть комиссар.
— Ну, есть стереотипное представление, которое, конечно, страдает преувеличением, но вы под него не подходите.
— Спасибо, считаю это комплиментом.
— Пожалуйста.
Они сидели за столиком в той части ресторана, что была надежно укрыта как от шума, так и от навязчивых официантов. Они поговорили о работе, о ежедневных полицейских обязанностях, об опасностях этой профессии, пока Эспиноза не почувствовал, что пора переходить к тому делу, ради которого они сюда и пришли и которое интересовало их обоих.
— Почему вы так уверены, что Ольгу столкнули?
— Мы с ней были подругами. У нее не было от меня секретов, я хорошо ее знаю. Она сильная и ловкая. И никогда не свалилась бы с платформы, даже несмотря на час пик. К тому же народ начинает давить только в тот момент, когда поезд уже останавливается, а не тогда, когда он едва появился из туннеля. Ольга же упала как раз тот момент, когда поезд только появился, но еще не затормозил.
— Это говорит в пользу версии о самоубийстве.
— Нет, это говорит об убийстве.
— Ну, ладно. Версия о несчастном случае выглядит довольно шатко, с этим я согласен. Она стояла у края платформы, когда поезд еще не затормозил. Если кто-то толкнул ее плечом, она могла бы покачнуться и упасть на рельсы. В принципе это возможно. Что не означает, будто бы это в действительности произошло. Но я не понимаю, почему это должен был быть Габриэл. Они ведь вместе работали, дружили, встречались. Они нравились друг другу, и именно потому он обратился к ней, когда нуждался в поддержке. Тогда зачем ему ее убивать? Это кажется бессмысленным.
— Болезнь никогда не имеет смысла.
— Но он не болен!
— В самом деле? Человек, который просит полицейского расследовать убийство, которое еще не совершено, и указывает в качестве будущего убийцы самого себя, — это, по-вашему, не больной?
— Он, конечно, странный парень, но не сумасшедший.
— Странный — это просто приличное название для сумасшедшего. И когда такой странный парень толкает кого-то под поезд, то он превращается в натурального психа и его место в психиатрической клинике!
