Джордж Хиггинс - Друзья Эдди Койла
— Подождите минутку, — сказала женщина. Дверь закрылась. Эдди Койл остался стоять на холоде.
Дверь снова приоткрылась. Показалось мужское лицо в оспинах.
— Кто здесь? — спросил мужчина.
— Койл. Я привез продукты.
Дверь широко распахнулась. В освещенном дверном проеме стоял Джимми Скализи в тенниске и в серых штанах.
— Здорово, Эдди! Ну и молодец. Давай, заноси добро сюда. Я бы помог тебе, да боюсь задницу простудить.
— Ничего, — я сам, — сказал Койл. Он отправился к «кадиллаку», открыл багажник и стал доставать продуктовые пакеты. Он относил их к двери трейлера и передавал Скализи. Всего было шесть пакетов.
— Заходи, — пригласил Скализи. Койл вошел в трейлер за хозяином, — Это Ванда, — представил Скализи женщину.
Росту в Ванде было пять футов десять дюймов и весу порядка ста тридцати фунтов. У нее были большие груди, что Койл сразу заприметил, потому что на ней была надета тенниска и лифчик в красный цветочек. Еще на ней были грязно-белые штаны. В промежности виднелись темные пятна.
— Привет, — сказала она.
— Чем занимаешься? — спросил Койл.
— Она работает в авиакомпании «Нортист», — ответил за нее Скализи.
— Я стюардесса, — сказала она.
— Неужели! — удивился Койл. Ванда улыбнулась.
— Что в пакетах? — спросил Скализи.
— Мясо, пиво и это дело, — сказал Койл, — Ну, коли ты спросил, могу я попросить пивка?
— Ванда, — сказал Скализи. — Принеси ему пива. Мы будем в гостиной.
В гостиной трейлера стояли черное кожаное кресло и такая же кушетка. Скализи сел в кресло. Койл с благодарным видом опустился на кушетку. На прилавке, отгораживающем гостиную от столовой, стоял переносной цветной телевизор. Звук был выключен. Диктор шевелил губами и держал перед камерой туристическую карту Гавайских островов.
— Очень славно тут, — заметил Койл, — Мне тоже случалось пару раз залегать на дно, но условия были куда хуже.
— А я не залег на дно, — сказал Скализи. — Я тут живу уже два с половиной года.
— Сочувствую!
— Не надо. Я арендую этот трейлер. Я же бульдозерист. У меня сезонная работа. Хозяин парка в курсе. Он во мне души не чает. Он считает меня подарком судьбы.
— А твоя жена в курсе? — спросил Койл.
— Чего не знаешь, о том голова не болит, — ответил Скализи, — Нет, не в курсе.
— Она считает, что ты торгуешь в Бостоне журналами?
— Не знаю, что она считает, — сказал Скализи. — Я говорю ей, что мне надо ненадолго уехать. И она не задает вопросов.
— Нет, ты посмотри! — удивился Койл. — Надо мне с тобой как-нибудь об этом потолковать. Как же тебе это удается?
— Все дело в доверии! Посмотри ей прямо в глаза и скажи ласково: «Мне надо отъехать ненадолго». Они это съедают вместе с наживкой.
— Надо будет тебе познакомиться с моей женой, — сказал Койл, — Попробуй ты ей скажи что-нибудь подобное, она тебе такую козью морду состроит! Посмотрел бы я на тебя! Нет, определенно надо мне тебя с ней познакомить!
Скализи рассмеялся. Койл мотнул головой в сторону кухни.
— Она тоже очень мила. Где ты ее откопал?
— А, случайно, был как-то в «Арлисс», один парень с ней туда зашел. Мы разговорились. Ну и пошло.
Койл почесал себе промежность.
— Тут у нас жарковато, — сказал Скализи, — Она ходит без штанов. Я спрашиваю — чего без штанов? А она говорит: да нет у меня штанов. Когда готовит, ходит только в колготках. Да в комбинезоне, а штаны не носит.
А я, бывает, подхожу к ней сзади и рукой шасть туда! Она тут же загорается, как спичка. Знаешь, такой бабы сроду не видел.
— Ну и ну, — удивленно сказал Эдди Койл.
— А вообще жизнь клевая. Если не даешь слабину, жизнь клевая!
— А ты сейчас чем занят? — спросил Эдди Койл.
— Смотрел матч с «Брюинз». Классная команда. Когда работаешь на стройке, одно только неудобство. Приходится торчать здесь целыми днями. На игры «Брюинз» не походишь. А жаль, мне этого так не хватает.
— Знаешь, — сказал Эдди Койл, — с телеком оно даже лучше. Я был как-то на стадионе — да ты же помнишь, и я тогда подумал: ну, идет по телеку говенная игра — так выключи и не смотри, займись другим делом. Я об этом еще Джоуну говорил в салуне у Диллона. Он ходил смотреть игру «Силз» и сказал мне: ну, черт возьми, игра была скучнейшая, но что делать? Заплатил за билет — сиди и смотри до конца. Они думают, что могут победить, если начнут скидывать рукавицы да пускать в ход кулаки, а ты сиди и смотри! За билет-то уплачено и уйти жалко!
— Да знаю! — сказал Скализи. — А я скучаю по нашим. Бывало, идешь с утреца рыбачить, вечером заваливаешься на матч. Здорово, а? Здорово было. Мне это нравилось.
— Девчонки там все ходят в штанах, — заметил Эдди Койл.
— Я не о том. Я же не жалуюсь, понимаешь. Просто, говорю, мне этого сейчас не хватает.
— А вообще-то все идет хорошо, — сказал Эдди Койл.
— Все хорошо, — подтвердил Скализи. — Все идет как по маслу. Артур ведет себя тихо. Да, все хорошо. Так ты принес?
— В кухне сложил. В пакетах, под столом. Все как договаривались.
— Ты в этот раз здорово потрудился, — сказал Скализи. — Я тебе серьезно говорю: я очень тебе благодарен за работу. Знаешь, мне даже удалось уговорить Артура вести себя благоразумно с «пушками». Как только он начал залупаться, я ему сказал: «Слушай, Артур, ты же знаешь, Эдди нас пока что не подводил. Он еще достанет. Так что давай кидай ты эту игрушку в речку и пошли отсюда». Он чуть не плакал, бедняга! Прямо как от сердца отрывал! Если Артуру в руки попадает хорошая игрушка, он не может с ней расстаться. Но все-таки согласился. А ведь это совсем другое дело, понимаешь? Так оно куда безопаснее, если знаешь, что тебе потом никто не навесит засвеченную «пушку», если вдруг тебя сцапают по подозрению. Так что это со-овсем другое дело!
Вошла Ванда с подносом. На подносе стоял графин с пивом и два стакана.
— Ты принес очень хорошее мясо, — сказала она, — Я его, когда убирала в холодильник, развернула посмотреть.
— Да-да! Спасибо, — подхватил Скализи. — Сколько я тебе должен за продукты?
— Сейчас подсчитаю, — сказал Койл, — Тысячу двести за первую партию — восемь штук. Потом была еще дюжина — это тысяча восемьсот. А теперь еще десять. Это еще полторы штуки. Итого четыре пятьсот. Включая бифштексы.
— Господи! — ужаснулась Ванда, — Дороговато что-то за мясо.
— Заткнись, Ванда, — строго сказал ей Скализи.
— Ты знаешь, кажется, моего друга, — продолжала она, — Великий гангстер!
— Я же сказал — заткнись!
— Пошел ты на…! Я же слышала, что ты обо мне говорил. Из кухни. Я все слышала. Какое его собачье дело — ношу я штаны или нет? Что я тебе — игрушка, которой можно прихвастнуть? Да мой брательник расписывает свой «мустанг» с таким же гонором, как ты — меня. «Я лезу ей туда, она загорается, как спичка!» Черт тебя возьми! Я-то думала, мы друзья. Я-то думала, у нас все по-серьезному! Сволочь ты!
— У тебя тоже так бывает? — спросил Скализи у Эдди Койла.
— Да, не совсем так, но, в общем, то же самое. А у кого нет?
— И ты пошел на… — добавила Ванда.
— Я думаю, это все дурное влияние феминизма, — сказал Скализи. — Господи, кто бы подсказал, что мне с ней делать?
— А по-моему, у них просто мозги куриные, — ответил Эдди Койл. — Знаешь, целый день как белки, в колесе носятся. Торчат дома целыми днями — да думают свои думы, а к тому моменту, как ты домой возвращаешься, они уже накручивают себя до предела. И заводятся с пол-оборота. А делов-то всего — ну, машину не там поставил. Нет, им бы наши заботы. Вот что я думаю. Они бы тогда по-другому запели.
— Я работаю, между прочим, — вставила Ванда. — Я, может, работаю больше, чем вы оба, бездельники сраные! Я себя сама содержу!
— Я же просил тебя заткнуться, — напомнил Скализи.
— А я тебе сказала, чтобы ты шел на… — сказала Ванда. — Будет он еще обо мне такое говорить! А тебе бы понравилось, если бы я начала продавщице в супермаркете рассказывать, какой у тебя конец да что ты просишь меня с ним выделывать? Как бы тебе это понравилось, а?
Скализи вскочил с кресла и влепил Ванде пощечину.
— Я же сказал: заткнись! Я сказал. Захлопни пасть.
— А вот нет! — не унималась Ванда. Она не плакала, — Нет, не будет этого. Тебе сегодня лучше бы ночью спать с открытыми глазами, потому что, может, я решу тебе молотком промеж глаз врезать, ублюдок!
Ванда выбежала из гостиной и что есть силы рванула дверь-гармошку спального отсека трейлера.
— Ты когда-нибудь трахал бабу? — спросил Скализи.
— А то нет! — ухмыльнулся Эдди Койл.
— Ты когда-нибудь трахал бабу без лишней болтовни? — уточнил Скализи, — Я в буквальном смысле. Я начинаю понимать ребят, которые предпочитают сходить к отелю, снять девку за двадцатку. Я серьезно. Платишь ей и говоришь: «А ну-ка сделай мне». И она делает. И никакой головной боли. Все чисто — с гарантией, — и ты получаешь, что хочешь. Я всегда думал: ну, каждому мужику приходится за это платить. Можно вообще без бабы обойтись. Но эта стерва вечно ноет и собачится, и мне иногда так осточертеет, что я думаю: это же все можно получить без лишних разговоров и занудства, понимаешь? Я с этой бабой уже полтора года живу. И я точно знаю: ее может отодрать любой, кто ей в самолете скажет «пожалуйста, мисс» и «спасибо, мисс»! А мне наплевать. То есть я-то не отрицаю: да, я не идеал. Но ведь и она же знала, на что шла, я ее за руку не тянул. Но представляешь, что она делает! Она бесится только потому, что я говорю ей правду в глаза. Да, не носит она штанов. Это же и слепому видно. Да ты и сам увидел — только взглянул на нее. Ну и что тут такого обидного? Баба она клевая, и задница у нее, и иллюминатор — дай Боже! И кончает только так. И я об этом прямо говорю — так чего же она бесится? Я не понимаю.