Чарльз Тодд - Крылья огня
Ратлидж достал носовой платок и протянул ей, но Сюзанна сделала вид, что не видит его, и стала рыться в сумочке в поисках своего.
– Я только что потеряла брата, – мрачно продолжила она. – А теперь еще вы! А доктор сказал, что мне нельзя огорчаться!
– Если вы не верите в то, что здесь произошло убийство, почему вы ненавидите Тревельян-Холл? – спросил Ратлидж, пытаясь ее отвлечь. – Что такого случилось… что здесь произошло… что так огорчает вас?
Она отмахнулась:
– Дело не в том, что здесь произошло, дело в том, что потеряно. Розамунда… моя мать… была опорой дома, нашей опорой. Она излучала свет и тепло, и весь дом… и все мы… грелись в ее лучах. А когда она умерла, все сразу изменилось, стало другим… я не знаю, как объяснить! Дом стал темным, холодным… полным наваждений Оливии!
– Каких наваждений?
– Откуда мне знать? Оливия жила своими мыслями, своими ощущениями. Я не такая. Я чувствую, я плачу, я смеюсь. А Оливия больше молчала. Я… не могла ее понять. Для женщины… неестественно писать, как она. Мне и до сих пор трудно поверить, что те стихи написала она… По-моему, кто-то что-то напутал, не так понял!
– Как по-вашему, стихи мог писать Николас Чейни?
Сюзанна ответила ему ошеломленным взглядом; на ее ресницах блестели слезы.
– Кто – Николас?! Такое… мне и в голову не приходило… да и никому из нас! Значит, вы думаете, стихи писал Николас? В самом деле?
Ратлидж осторожно ответил:
– Я еще мало знаю о вашей семье, чтобы приходить к каким-либо выводам. Сейчас я просто отвечаю на ваш вопрос об Оливии Марлоу.
Лицо у нее вытянулось.
– А… ясно.
– Вы знаете, почему Николас и Оливия покончили с собой?
Сюзанна покачала головой:
– Я много ночей провела без сна, гадая, зачем кому-то лишать себя жизни. Я была сестрой Оливии… сводной сестрой… но она не делилась со мной своими чувствами. Не говорила, что дошла до отчаяния, что разочаровалась в жизни… Можно было подумать… но нет! А Николас… его поступок сродни предательству… уйти вот так и бросить меня одну перед самой гибелью Стивена! Мама тоже предала меня – я всегда подозревала, боялась в глубине души… что она тоже покончила с собой!
В ее глазах проступила глубокая потаенная боль.
– Что не так с нашей семьей? Теперь из всех осталась только я… если не считать Кормака. Боюсь, скоро и со мной случится что-то ужасное. Неужели я оставлю своего ребенка без матери и без всех, кого он может любить? Вот Кормак одинок всю жизнь. У него никогда никого не было. Хотя Кормак настоящий красавец, он очень одинок… Не хочу, чтобы так рос мой ребенок!
Глава 7
Ратлидж успокаивал Сюзанну как мог. Спросил, не нужно ли вызвать доктора Хокинза.
Сюзанна покачала головой:
– Нет. Врач мне не поможет! Мне нужно хоть немного покоя, и если бы вы оставили нас и вернулись в Лондон, я бы, наверное, сумела все забыть.
– Минуту назад вы намекнули, что и Розамунда покончила с собой. Вы имели в виду, что она, не помня себя от горя, не следила за своим здоровьем и этим убила себя? Или что она совершила самоубийство намеренно и сознательно?
– Она приняла слишком большую дозу лауданума. Доктор Пенрит считал, что по ошибке она ночью накапала себе в стакан больше, чем положено. А по-моему, маму просто покинули силы. Она устала жить. Устала ждать следующего утра и следующей ночи. Она боялась снова выходить замуж, хотя у нее не было недостатка в поклонниках… Она сказала, что похоронила последнего мужчину, которого любила, и больше никогда не выйдет замуж, что от ее сердца осталось совсем мало, она больше не сможет никого хоронить. Ее поверенный мистер Чемберс чем-то похож на Джеймса Чейни – такой же сильный, надежный. Хороший человек. По-моему, мама была привязана к нему, а он наверняка любил ее. Но этого было недостаточно. Она не…
Сюзанна глубоко вздохнула:
– Нет, больше не могу! Даньел ждет меня внизу. С ним припадок случится, если он увидит, что я так расстроилась. Даньел на все пойдет, лишь бы я была счастлива. Нечестно так его беспокоить!
Она попросила у Ратлиджа разрешения умыться, он вышел в коридор и достал для нее полотенце из бельевого шкафа. Сюзанна поблагодарила его и, умывшись, пытливо посмотрелась в зеркало.
– Вы не позволите взять вас под руку, когда мы будем спускаться вниз? Подниматься наверх я могу, но после того, как Стивен… в общем, с тех пор мне тяжело спускаться. Кстати, насчет падения. Иногда мне снится, что у меня подворачивается нога под тяжестью ребенка… – Ее передернуло.
– Когда Стивен упал, вы все находились снаружи?
– Да, мы все спешили, торопили его. Никто даже не вспомнил о том, что ему трудно ходить! Помню, я сказала Рейчел, что Стивен иногда бывает ужасно утомительным. И нам приходится его ждать только из-за каких-то старых книг, которые он хочет найти. Как будто он не мог вернуться сюда в любое время! А потом Кормак вошел в дом и сразу же позвал нас, но было уже поздно. Мне стало так плохо… Я испугалась, что у меня будет выкидыш!
Ратлидж осторожно свел Сюзанну вниз по лестнице; она тяжело опиралась на его руку, как будто цеплялась за саму жизнь. Но, очутившись в коридоре, который вел к бару, она разгладила юбки, облегченно улыбнулась Ратлиджу и зашагала совершенно уверенно.
Муж ждал Сюзанну в баре. Даньелу тоже нашлось что сказать по поводу приезда Ратлиджа в Боркум; он туманно намекнул на то, что власти не обращали внимания на Оливию до тех пор, пока не стало поздно, а теперь всем хочется выглядеть чуткими и заботливыми.
– Поймите, инспектор, ужасно неприятно, когда семью уничтожают в политических целях!
Ратлидж ему не возражал; в конце концов супруги уехали в новой машине, сказав, что у них в соседнем городке друзья, которые пригласили их к ужину. Сюзанна, обернувшись через плечо, в последний раз бросила на Ратлиджа умоляющий взгляд, а затем, повернувшись к мужу, ответила на какой-то его вопрос.
Было уже очень поздно, а Ратлиджу никак не удавалось заснуть. Отчаявшись, он встал, оделся и вышел из гостиницы. Луна убывала; света почти не было. Он захватил с собой свечи и спички из номера.
Он шел по тихим улицам, где на него не лаяли даже собаки, зато, когда вошел в рощу, где-то рядом тихо ухнула сова. Сов часто называют предвестниками смерти, но Ратлидж всегда находил странное утешение в их одиноком уханье.
В доме света не было; ничто не указывало на то, что там ночует Кормак. Погруженный в свои мысли, Ратлидж даже не подумал о таком препятствии. Но, едва повернув ключ в замке, он почему-то сразу догадался, что в доме никого нет. Войдя и закрыв за собой дверь, он зажег свечу. Неожиданно яркий язычок пламени напугал его; на фронте такой яркий свет мог привлечь внимание вражеского снайпера. И все же ему удалось не уронить свечу. Хэмиш, недовольно ворча, выждал, пока Ратлидж зажжет свечу, и посоветовал: «Сначала сходи в библиотеку. Не в кабинет. Вряд ли она их там хранила!»
Но Ратлидж направился именно в кабинет. Медленно, осторожно поднявшись по лестнице, он зашагал по коридору второго этажа и ненадолго остановился: ему показалось, что кто-то шепчется совсем рядом. Не сразу он сообразил, что слышит шелест волн. По спине у него пробежал холодок. Он вспомнил о Рейчел и ее привидениях.
«Что наложило на дом такой отпечаток?»
Открыв кабинет, он удивился: лунный свет свободно проникал в окна. Никто не удосужился задернуть здесь шторы. Остановившись на пороге, Ратлидж представил, как все произошло. Ну да, в ту субботнюю ночь, когда умерли Оливия и Николас, скорее всего, было полнолуние. Оливия и Николас вполне могли умереть при свете луны, потому что он заливал окна, похожий на серебряное море.
Оживившийся Хэмиш ожесточенно спорил с ним и заглушал шум волн, набегающих на мыс. И все же рокот прибоя немного успокаивал. Как если бы необъятность моря уменьшала человеческие печали, горести и боль.
Ратлидж снова задался вопросом: «Кто из них умер первым?» Он посветил в сторону дивана. Кто? Мужчина или женщина? Убийца или жертва? Или жертвами так или иначе оказались они оба?
Спустя какое-то время он подошел к полкам у пишущей машинки и стал разглядывать корешки. Наверное, у родственников есть экземпляры книг Оливии с дарственными надписями; никто не удосужился взять отсюда тонкие томики стихов…
Огонек свечи двигался вдоль полок, колеблемый его дыханием. На корешке тонкой синей книжки он увидел буквы, поблескивавшие, как расплавленное золото: «Крылья огня». Он достал книжку и снова начал искать. И нашел винно-красный томик, похожий в полумраке на кровь. Заглавие выполнено серебром: «Люцифер». По словам его сестры Франс, «Люцифер» всколыхнул весь Лондон. Франс в таких вопросах можно доверять; она знает, как высшее общество относится ко всему новому, необычному, современному.
