Алексей Макеев - Список приговоренных
– Ни хрена себе! Это или мода такая пошла у столичной уголовщины, или… или этих двоих убрали одни и те же. Как думаешь? – вопросительно взглянул он на Гурова.
– Не исключено, – согласился тот и устало добавил: – Получается так, что нам придется и этот случай брать под свой контроль? Ё-п-р-с-т! А ведь придется… Тут слишком много общего – и по срокам наступления смерти, и по средству, использованному для убийства. Кстати, и по некоторому портретному сходству Рефодина с человеком, который чего-то излишне настойчиво добивался от Зубильского.
Сославшись на срочные дела, Дроздов отбыл к себе, а в кабинет почти сразу же после его ухода ураганом влетел Стас Крячко, как всегда излишне шумный и энергичный. Незаметно подмигнув Льву, что можно было понимать, как «при Петре о моих делах – ни слова!», он авторитетно объявил:
– Итак, господа, должен сообщить вам преприятнейшее известие: я знаю, кто грохнул Зубильского.
Судя по всему, он ожидал восхищенных «ахов» и аплодисментов, но и Гуров, и Орлов, никак не явив своего восторга, лишь молча воззрились в его сторону, ожидая продолжения. Кисловато поморщившись и безнадежно махнув рукой, как бы желая сказать: «Ни хрена вы не умеете ценить плоды настоящего озарения!», Станислав, уже безо всякого энтузиазма, суховато уведомил:
– В общем, как мне удалось установить, Зубильского отравил тот самый его кореш, на которого отписан загородный дом Платона.
Петр и Лев недоуменно переглянулись. При всем своем удобстве (не надо напрягать голову, бегать, искать, ловить виновника смерти) эта версия-скороспелка имела один очень серьезный недостаток – под нее надо было подгонять уже наработанные факты, в том числе и те, что ей противоречили. Побарабанив пальцами по столу, Орлов коротко предложил:
– Докажи!
Еще больше насупившись, Крячко рассказал о своих сегодняшних изысканиях. Он описал, сколь долго и упорно ему пришлось мотаться по Тютянину, чтобы найти хоть какие-то следы пребывания там Зубильского. И лишь пойдя на «военную хитрость» – купив литр водки для компании тамошних бичей, он узнал от них, что разыскиваемый им тип в том поселке никогда не проживал. А вот в Бобровке, что километрах в двадцати от Тютянина, по свидетельству одного из любителей халявного спиртного, какой-то мужик, похожий на показанное ему фото Платона Зубильского, проживает. Выпивоха даже назвал примерное местоположение дома этого человека.
Прибыв в Бобровку, Стас действительно нашел некий дом, который попадал под описание, сделанное его случайным информатором. Соседи, проживающие через дорогу, которые на тот час оказались дома, подтвердили, что это и в самом деле дом человека, изображенного на фотоснимке, – лично с Зубильским они знакомы не были (в Бобровке тот вообще ни с кем не общался). Кроме того, они рассказали, что этот дом (вернее, его хозяева) в поселке пользуется довольно-таки дурной репутацией. Там частенько происходят пьяные оргии, которые устраивал и Зубильский, и другой человек, хвастливо называющий себя хозяином дома. По однозначному мнению соседей, Зубильский вел себя, мягко говоря, не вполне пристойно. Они отмечали его чрезмерную увлеченность девицами легкого поведения.
По словам собеседников Стаса, своих красоток Платон Зубильский привозил не реже двух раз в неделю. В такие дни «хозяина» коттеджа там не было – он куда-то исчезал. Зато все остальное время куролесил вовсю, собирая не только местных любительниц бесплатного пойла, но и привозил на своем раздрызганном «жигуленке» каких-то спившихся особ, с которыми пьянствовал «до синевы». На жизнь зарабатывал тем, что торговал самогоном, снабжая им алкашей всей ближней округи. Соответственно, употреблял его и самолично.
– Ну, это все понятно, – поморщился Петр. – Хотелось бы услышать что-то более конкретное, за что и чем именно отравил Зубильского этот его приятель.
– Вот это-то я сейчас и расскажу! – Крячко одарил Орлова недовольным взглядом.
По его словам, вчера днем в доме Зубильского едва не случился пожар. Самогонное хозяйство «зиц-владельца» коттеджа находилось в летнем домике. И вот случилось так, что он додумался оставить кипящий самогонный бак без присмотра. Трудно сказать, отчего и почему, но бак в какой-то момент бабахнул, и довольно-таки здорово. Пары спирта воспламенились, домик тут же загорелся, и пламя едва не перекинулось на сам коттедж. Хорошо, сбежались соседи, вызвали «пожарку», и общими усилиями возгорание потушили. А тут как раз и сам Зубильский прикатил. Как всегда, с накрашенными девицами.
Увидев, что там произошло, он начал ругаться на всю улицу и кидаться с кулаками на «зиц-владельца». Его едва удержали. Тогда Платон объявил «корешу», чтобы тот немедленно убирался на все четыре стороны. Впрочем, до этого не дошло. «Зиц-владелец», отведя его в сторону, начал вполголоса доказывать, что он, так сказать, готов вину искупить, абы «лепший друг Платоша» дал ему хотя бы один шанс. Тот, хотя и кипел, как перегретый самовар, в конце концов сменил гнев на милость. Они даже решили выпить мировую.
Впрочем, по-настоящему Зубильский пить не стал – все-таки он был за рулем, поэтому только лишь пригубил. Ближе к вечеру Платон уехал в Москву. Девицы уехали еще раньше – «папик», которому в связи с ЧП было явно не до женщин, вызвал им такси. И вот, в момент попойки, приятель Платона подсыпал ему отраву.
– Ну, и все. – Стас говорил, широко жестикулируя руками. – Приехал Зубильский домой, лег на диван и… преставился. Вот такая ситуация.
– А что же ты мне ничего об этом не сказал по телефону? – недоверчиво глядя на Крячко, поинтересовался Гуров.
– Хотел сделать вам обоим сюрприз! – горделиво выпятил грудь Станислав. – Да, сначала этот хмырь, как мог, отпирался, а потом – никуда не делся, признался во всем. Написал чистосердечное. Иначе откуда бы я знал все эти детали и нюансы?
– И что же он там написал? – спросил Орлов, с ноткой язвительности.
– Как это – что?! – Крячко изобразил недоуменное возмущение. – Полностью признал свою вину, рассказал, почему, как и чем именно отравил Зубильского. Вот она, его «чистуха», можешь лично ознакомиться.
Он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и протянул Орлову. Тот, развернув этот «манускрипт», начал медленно читать вслух, с трудом разбирая коряво выведенные буквы:
– «…В Главнае управление угаловного розыска МВД Расийской федирации от Цепочина Аркадия Викторовича, проживающего поселок Бобровка, улица Зеленая, дом шестнадцать…» Ага, тут его паспортные данные – это все понятно. Так! «Чивстосердечное привзнание…» Да, да, так и написано – «чивстосердечное привзнание»! «Я, Цепочин А. В., дабравольно сообчаю в полицыю, что по сопственому злому умыслу атравил гражданина Зубильсково. Это зделал при помосчи самагона и атравы крысячей. Я уговорил ево со мной выпить мировую и подсыпал ему атравы, штобы он помер, а мне остался катеж, што на меня записан. В этом раскаюваюсь и прашу суд это учесть. Дата, подпись…» Слушай, но это же бред алкоголика! Какая крысиная отрава? Он тебе ее показал?
– Вот! – Стас с готовностью достал из кармана своей кожаной ветровки полиэтиленовый пакет, в который была завернута стеклянная банка «майонезного» формата с винтовой крышкой, и потряс ею, демонстрируя пересыпающийся внутри белый порошок, напоминающий сахар.
– Ну, ты прямо Колин Пауэл на Совбезе ООН! – с насмешкой в голосе прокомментировал Петр. – Ну, помните такого американца, который когда-то тряс пробиркой с якобы иракским химоружием?..
Крячко на это замечание отреагировал не менее язвительным «Х-ха!». Взяв у него пакет с банкой и повертев его перед глазами, Лев пренебрежительно поморщился:
– Слушай, Стас, не городи ерунды! Этот яд на яд-то не похож. Какой-то он странный – ни дать ни взять сахар-песок. Кроме того, Дроздов уже исследовал на токсины тканевые жидкости Зубильского и установил, что если тот и был отравлен, то спецсредством особого рода, причем зарубежного производства.
Судя по выражению лица, услышанным Крячко был несколько обескуражен. Но сдаваться не собирался.
– А пусть наши химики проверят этот порошок! Вот тогда и будем знать – яд это или не яд… – категорично объявил он, с вызовом глядя на Петра.
Тот, как-то неопределенно качнув головой, молча снял трубку телефона внутренней связи и снова пригласил в кабинет Дроздова. Когда судмедэксперт унес банку с ее непонятным содержимым, Стас с выражением гения на лице, которого не желают понять всякие там ретрограды, положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла.
– А ты с нашими коллегами, кто работает с «панельным сектором», общался? – нарушив молчание, спросил его Гуров. – Я же тебе кое-какие наводки дал, думал, заедешь в райотдел по месту жительства Зубильского, выявишь интересующих нас людей… Нет?
