Николай Леонов - Еще не вечер
Он, конечно, работал. Не часто, но систематически менял вывески. Всегда числился у кого-то замом по хозяйственной или административной части.
Деньги, как таковые, не интересовали Юрия Петровича уже давно. Как магнат в капиталистическом обществе сражался не за лишний миллион, а за власть, за укрепление завоеванного и за расширение сферы влияния.
Юрий Петрович не женился, девушки появлялись, исчезали; в личной жизни был нетребователен, удобная, отнюдь не шикарная, двухкомнатная квартира, «Жигули», никаких дач, тем более вилл на побережье. Работал по пятнадцать-восемнадцать часов в сутки. Ради чего он поднимался ежедневно, не исключая субботу и воскресенье, около семи, ложился после полуночи?
Юрия Петровича сжигала жажда власти. Ему не требовалось признания, удовлетворяла уверенность, что он «может». Может наградить и наказать, помочь и отвернуться. И это делало его счастливым. Преступления и безнаказанность определенной категории власть имущих породили в нем, «сером кардинале», уверенность, что он принадлежит к категории неприкасаемых.
И вдруг все кончилось. Сначала он отнесся к перестройке и гласности насмешливо. Ну, еще одна кампания, ну, пошумят, повоинствуют и успокоятся. Когда начались судебные процессы и на газетных полосах замелькали знакомые имена, он насторожился. Еще теплилась надежда, выпустят лишнюю кровь и тут же перетянут вену потуже, наложат повязку, залечат. Потом понял, надо уходить; кто не успел, тот пропал. Вскоре донеслась весть, что арестован человек – крупный функционер, который лично скупал у него антиквариат и валюту.
Два месяца Юрий Петрович конструировал, строил планы, но решения не находил. Перевалить через Урал и податься в нелегалы? Оформиться туристом и остаться в капстране? Пустому туда ехать – безумие, а везти валюту и камни – риск не меньший, чем сидеть дома и ждать. В эти дни он проклял перестройщиков, обвиняя их во всех смертных грехах. В цивилизованном мире не начинают бомбежку без объявления войны.
«Так нельзя, – думал он, – это безнравственно, надо предупреждать». Он не лукавил, не лицемерил, был в своем гневе совершенно искренен.
Товарищи с холодными глазами и бесстрастными лицами, именно такими представлял он страшных гостей из милиции, не появлялись. Значит, южанин молчит, ему невыгодно говорить. Незваный гость появился под вечер, один, и понятых не приглашал, и лицо у него было не бесстрастное, а обиженное. Верительных грамот Юрий Петрович у него не спрашивал, даже имени не узнал, ни к чему, по нескольким фразам понял безошибочно – гость в курсе дел.
Новости тот сообщил удручающие: у южанина конфисковали все имущество, семья осталась без средств к существованию, а работать никто не умеет, да никогда и не пробовали. Сам герой о длине срока уже не думал, боролся за жизнь. Юрия Петровича пока не назвал, но за свое молчание просит многое. Гость употребил именно это слово «просит» – и посмотрел на хозяина так грустно, что стало ясно: он в случае невыполнения просьбы никакой ответственности не несет.
Во-первых, передать семье пятьсот тысяч, чтобы не померли с голода. Юрий Петрович отдал бы миллион, только бы не существовало во-вторых. Но оно существовало. Необходимо ликвидировать Володю Артеменко и некоего Толика Зинича, так как в случае их ареста южанину высшей меры не избежать. Основной эпизод обвинения – пока не доказали – шкатулка с иностранной валютой и брильянтами. Она найдена в подвале, и арестованный божится, что ничего о ней не знал, не ведал и понятия не имел. На шкатулке обнаружены отпечатки пальцев. Один из сотрудников следствия сообщил, что шкатулку держали в руках несколько лиц. Если их выявят и они дадут показания, что шкатулка принадлежит арестованному, круг замкнется.
Артеменко действительно в свое время передавал злосчастную шкатулку по назначению, уж кто-кто, а Юрий Петрович об этом знал. Каким образом ларчик попал потом в руки Зинича, Юрия Петровича не интересовало, эту фигуру высчитали другие. А вот ликвидацию пытаются взвалить на его плечи.
– Я подобными делами не занимаюсь, – выслушав повествование, ответил Юрий Петрович. – Деньги семье, конечно, дам, остальное не мое.
Гость согласно кивнул, приложил к глазам платок, затем вытер им руки.
– Мой друг вас любит, как брата, и не хочет видеть рядом в зале суда.
И вот сегодня он отмечает день рождения один, с рисованной татуировкой на руке в паричке и с палочкой – дешевый маскарад, но куда денешься. Все он просчитал и организовал. Убить Артеменко и Зинича трудно, но возможно. Так надо же было здесь появиться парню из МУРа! Дьявол его принес к Черному морю в такую непогоду. Эти нищие борцы за идею не могут отдыхать, как люди, в бархатный сезон, ищут трудностей.
Именинник допил сладкий чай, тяжело заворочался в кресле, вздохнул. Удалось организовать звонок начальнику местной милиции, он из старой гвардии, ему есть что вспомнить. Но милиционер мечтает сегодня только бы унести свою старую шкуру на пенсию, обещал лишь посильную помощь. Посмел бы он так ответить вчера!
Кто мог предположить, что мир перевернется? Кого они судят и как смеют? Безобразие. Этих огнеметчиков самих судить следует. Вчера жили по одним правилам, сегодня по другим. Неизвестно, до чего докатиться можно, до действительного равенства. Полный абсурд, люди не равны, и все об этом знают.
Юрий Петрович свою линию поведения определил правильно. Главное – убрать из гостиницы московского сыщика. Через час полетела телеграмма «Москва, Петровка 38 Управление кадров. Находясь в отпуске Лев Иванович Гуров получил подарок десять тысяч. Иванов».
Очень довольный собой, Юрий Петрович решил загулять, как-никак праздник. Зашел в скромный ресторанчик, попросил коньяк. Меры по борьбе с пьянством усилили, но деньги не отменили, и, несмотря на ранний час, коньяк подали, правда, в стакане, с прозрачной долькой лимона и ложечкой, да какое это имеет значение. Юрий Петрович маленькими глоточками прихлебывал «чай» и вспоминал одну мудрость. «Лучше прятаться в тени, чем греться у костра».
Он взглянул на часы и неторопливо отправился на встречу с Толиком Зиничем. Уныло моросил дождь. Юрий Петрович представил себе пустынную аллею, две одинокие фигуры на мокрой лавочке и поежился. Что двум мужчинам делать под дождем? Они будут смотреться со стороны как заговорщики. Он решил изменить маршрут и перехватить Толика у санатория.
Невысокий, ссутулившийся, опираясь на толстую палку, под большим черным зонтом, он походил на гриб. Брел по мелким рябым лужам, смотрел на раскисшие хлюпающие ботинки и, свернув за угол, налетел на какого-то человека.
– Отец, в такую погоду дома надо сидеть, чай пить! – произнес голос с сильным грузинским акцентом.
Юрий Петрович головы не поднял, смотрел на ноги незнакомца. «Ботинки форменные, а брюки штатские», – безразлично подумал он и остановился. Надо взглянуть на парня, но оборачиваться не хотелось, и Юрий Петрович свернул во двор, встал за дощатым забором у щели.
Парень был явно из местных, мусолил намокшую сигарету, болтался без дела, поглядывал в сторону санатория, где работал Зинич.
Толик появился через несколько минут, прыгая через лужи, поднимая фонтаны брызг, побежал в сторону аллеи, где была назначена встреча. Парень в милицейских ботинках, подняв воротничок нейлоновой куртки, затрусил следом. Юрий Петрович не знал, радоваться ему или огорчаться. С одной стороны, что за физкультурником наблюдают – факт пренеприятный, даже пугающий, с другой – сам Юрий Петрович на глаза милиции не попал, и это прекрасно.
Вновь открывшиеся обстоятельства
– Отари, тебе необходимо переходить в наступление, – сказал Гуров. – Тактика выжидания в лучшем случае не дает никаких результатов, в худшем, ты выедешь со следователем прокуратуры на осмотр трупа.
Гуров закрыл папку с материалами.
– Кружнев как центральная фигура отпал. Где сейчас Зинич?
Промокший, изрядно замерзший оперативник, казалось, стоял под дверью.
– Разрешите, товарищ майор? – он перешагнул порог.
– Заходи, Рамиз, – Отари сдернул с подчиненного липкую куртку. – Сейчас чай попрошу.
Худой, загорелый оперативник вытерся брошенным ему Отари полотенцем, вытянулся и доложил:
– Ночью объект из дома не выходил. В восемь утра он явился в санаторий. Как вы приказали, я туда не пошел. В одиннадцать часов восемь минут объект вышел из санатория, тридцать четыре минуты ходил по городу, ни с кем в контакты не вступал и вернулся в свой дом. Меня сменил лейтенант Топадзе.
«Я опять ошибся, – подумал Гуров, – Зинич тоже пустышка, и я его выдумал. Будь у него хозяин, встреча бы обязательно состоялась и именно сегодня утром».
Из дежурной части принесли чай, Отари поставил на стол тарелку с сухим виноградом и спросил:
– Тридцать четыре минуты гулял по городу? В такую погоду? Где гулял?
