Ю Несбё - Не было печали
Положив трубку, Харри некоторое время стоял над телефоном, размышляя, не перезвонить ли ей прямо сейчас. Но для чего? Чтобы рассказать, что он поужинал со своей старой пассией и не знает, что именно произошло потом? Харри уже потянулся было к телефону, однако в этот момент на кухне взвыла пожарная сигнализация. Едва он успел сдернуть с плиты дымящуюся сковородку с горящими остатками еды и открыть окно, как телефон зазвонил снова. Позже Харри не раз думал, что все могло сложиться по-другому, не приди в голову Бьярне Мёллеру позвонить тем вечером именно ему.
— Я знаю, ты только что с дежурства, — сказал Мёллер. — Но у нас не хватает людей. Женщина найдена мертвой в своей квартире. Похоже, застрелилась. Может, прогуляешься туда?
— Ясно, шеф, — сказал Харри. — Тем более что я тебе должен. Иварссон, между прочим, выдал создание параллельной следственной группы за собственную идею.
— А ты бы на его месте что сделал, если бы был начальником и получил подобное предписание извне?
— Знаешь, шеф, пытаться представить меня начальником — все равно что стараться лбом стену прошибить. Ладно, а как мне попасть в эту квартирку?
— Сиди дома, за тобой заедут.
Через двадцать минут раздался звонок в дверь; звук этот Харри слышал настолько редко, что чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос, возвестивший, что такси подано, разумеется, был изрядно искажен домофоном, однако показался Харри знакомым. Он почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Спустившись на улицу й увидев припаркованный у подъезда приземистый красный спортивный автомобиль — «тойоту MR2», — он понял, что его опасения не напрасны.
— Добрый вечер, Холе. — Голос донесся из открытого окна машины, расположенного, однако, настолько низко — у самого асфальта, — что Харри не мог видеть говорившего. Когда Харри открыл дверцу, его приветствовал знакомый визгливый фальцет, орущий «You sexy motherfucka!»[14] в сопровождении столь мощных басов и органного синтезатора, что их рев заставил в первый момент отшатнуться, как от брошенной в лицо пригоршни леденцов.
С немалым трудом Харри разместился на тесном пассажирском сиденье — поистине место смертника!
— Выходит, сегодня вечером мы вдвоем, — заметил старший инспектор Том Волер. Его выступающая вперед тевтонская нижняя челюсть чуть опустилась, обнажая ряд безупречных белоснежных зубов, выделяющихся на фоне загорелого лица. Прозрачные голубые глаза между тем по-прежнему оставались холодными. Многие в Управлении недолюбливали Харри, однако, насколько ему самому это было известно, по-настоящему ненавидел его лишь один человек. Харри знал, что в глазах Волера он самый недостойный представитель полицейского корпуса и, следовательно, своего рода личное оскорбление для Тома. При самых разных обстоятельствах Харри давал понять, что не разделяет окрашенное в коричневатые тона отношение Волера и некоторых прочих своих коллег к гомикам, коммунистам, инвалидам-симулянтам, к разным там иммигрантам — пакистанцам, желтомордым, ниггерам, цыганам и «даго», а Волер, в свою очередь, величал Харри «спившимся рок-журналистом». Харри подозревал, что истинная причина ненависти кроется в его пристрастии к выпивке. Том Волер не выносил слабостей. Именно поэтому, по мнению Харри, он проводил столько часов в тренажерном зале, лупя ногами и руками мешки с песком и все новых и новых спарринг-партнеров. Однажды в столовой Харри слышал, как один из молодых инспекторов с восторгом вещал, как Волер сломал обе руки вьетнамцу-каратисту из молодежной банды в районе Осло-С. Учитывая взгляды Волера на цвет кожи, Харри казалось парадоксом, что этот его коллега может часами не вылезать из солярия. Вероятно, стоило прислушаться к тому, что утверждали умудренные опытом коллеги: на самом-то деле Волер вовсе не был расистом. И неонацистов, и черномазых он избивал с равным удовольствием.
Кроме того, что знали все, было то, о чем никто толком не знал, однако некоторые догадывались. Нечто связанное с тем, что более года назад Сверре Ульсен — единственный, кто мог рассказать, почему убили Эллен Йельтен, — был найден в своей кровати с разряженным пистолетом в руке и пулей Волера между глаз.
— Поосторожней, Волер.
— Что-что?
Харри протянул руку и убавил звук любовных стенаний.
— Сегодня скользко.
Мотор продолжал стучать ровно, как швейная машинка, однако звук был обманчив: Харри почувствовал, как ускорение вдавливает его в жесткую спинку сиденья. Миновав Стенспаркен, они помчались в сторону Суумс-гате.
— Куда мы? — спросил Харри.
— Сюда, — отозвался Волер, резко поворачивая налево прямо перед капотом встречной машины. Сквозь открытое окно Харри услышал шелест покрышек по мокрой листве, которой был усыпан асфальт.
— С возвращением в убойный отдел, — сказал Харри. — А что же, в Службе внутренней безопасности не прижился?
— Структурные изменения, — ответил Волер. — Кроме того, начальник уголовной полиции и Мёллер настояли на моем возвращении. В убойном я добивался неплохих результатов, если еще помнишь.
— Как я могу забыть?
— Ну не знаю, столько приходится слышать о долговременном эффекте обильных возлияний…
Если бы Харри не успел упереться рукой в приборную панель, резкое торможение швырнуло бы его лицом прямо на ветровое стекло. Бардачок распахнулся, и что-то тяжелое упало на пол, предварительно стукнув Харри по колену.
— Какого черта, что это? — вскрикнул он.
— «Джерико-941», израильский пистолет-пулемет, — как ни в чем не бывало пояснил Волер, выключая мотор. — Не заряжен. Пусть себе валяется. Мы приехали.
— Здесь? — удивленно спросил Харри, пригибаясь, чтобы получше рассмотреть желтый дворик, возле которого они остановились.
— А в чем дело? — поинтересовался Волер, успевший уже наполовину вылезти из машины.
Харри ощутил, что сердце его забилось сильнее и чаще. Пока он пытался отыскать дверную ручку, в голове пронесся вихрь мыслей, из которых задержалась лишь одна. Все-таки надо было тогда взять трубку и перезвонить Ракели.
Туман вернулся. Он сочился внутрь с улицы, проникая из-за деревьев в щели окон, врываясь вслед за ними во входную дверь, распахнувшуюся сразу же после того, как Вебер что-то рявкнул в домофон. Туман преследовал их по пятам на лестнице, попадая сюда из замочных скважин соседских квартир. Он окутывал Харри как ватное одеяло, и когда они наконец вошли в квартиру, Харри стало казаться, что он идет будто в облаке. Все вокруг — люди, голоса, потрескивающие рации, синие вспышки блицев — было окружено каким-то фантастическим ореолом и не имело значения, поскольку на самом деле не было — просто не могло быть — реальностью. А когда они оказались перед кроватью покойной, лежащей с пистолетом в правой руке и дыркой в виске, он так и не смог поднять глаза на кровь на подушке или же встретиться с ее пустым обвиняющим взглядом. Вместо этого Харри разглядывал спинку кровати, лошадь с оторванной головой, изо всех сил надеясь, что туман вскоре рассеется и он наконец-то проснется.
Глава 10
Не было печали
Вокруг него то возникали, то снова умолкали чьи-то голоса.
— Я старший инспектор Том Волер. Может кто-нибудь из присутствующих озвучить краткую версию случившегося?
— Мы прибыли три четверти часа назад. Здесь находился электрик, который ее и обнаружил.
— Когда он ее нашел?
— В пять. И сразу же позвонил в полицию. Его имя… сейчас посмотрим… Рене Йенсен. Тут у меня еще есть его личный номер и адрес.
— Превосходно. Позвоните и пробейте его по нашей базе.
— О'кей.
— Рене Йенсен?
— Да, это я.
— Подойдите-ка. Моя фамилия Волер. Скажите, как вы сюда попали?
— Я уже рассказывал тем, другим: с помощью запасного ключа. В четверг она приходила ко мне в мастерскую и дала его мне, потому что не могла быть дома, когда я приду.
— Ей что же, в это время на работу надо было?
— А я почем знаю? Хотя не думаю, чтобы она работала. Ну то есть так, как все. У нее там какая-то большая выставка была и все такое…
— А, значит, художница. Кто-нибудь здесь о ней слышал?
Дружное молчание.
— Что вы делали в спальне, Йенсен?
— Искал ванную.
Другой голос:
— Ванная вот здесь, за той дверью.
— О'кей. Когда вы вошли в квартиру, Йенсен, вы не заметили ничего подозрительного?
— Подозрительного? Э-э… как это?
— Ну, дверь, к примеру, была заперта? Может, окна открыты? Какие-нибудь специфические запахи или звуки? Хоть что-то?
— Дверь была заперта. Никаких там открытых окон, да я вообще-то особо и не осматривался. А пахло, так это… вроде бы растворителем…
— Уайт-спирит?
Другой голос:
— В одной из комнат мы обнаружили разные принадлежности, которыми пользуются художники.
