Эд Макбейн - Они должны умерерть
Однажды один хороший полицейский, а это был Энди Паркер, патрулировал по городу, как вдруг его окликнул хозяин галантереи. Он тянул за руку молодого парня, который ухитрился стянуть рулон шелковой материи. Паркер допросил хозяина, допросил парня и, надев судейскую мантию, произнес: «Не будем заводить на молодого человека дело. Давайте постараемся забыть всю эту историю». Но владелец галантереи не был склонен все забыть и простить, так как парень уже сумел передать рулон своему сообщнику, который успел скрыться. Но Паркеру хотелось, чтобы все было по справедливости. В конце концов дело, казалось, удалось уладить, и обе стороны пришли к согласию.
В тот же вечер Паркер скинул с себя мантию судьи и, облачившись в обычную одежду, решил зайти в соседний бар. Он выпил пива, затем кое-что покрепче и опять пива, и опять кое-что покрепче. К тому времени, как он собрался выходить из бара, ему хотелось обнять весь мир. Это было в последний раз в его жизни, когда он был готов осчастливить всех людей.
По пути к подземному переходу на него напали трое, не дав ему возможности вынуть револьвер. Его избили до полусмерти. Он лежал на тротуаре в луже крови, а когда к нему вернулось сознание, начал размышлять, за что его избили и кто это мог сделать. Вывод напрашивался только один: его избили друзья владельца магазина за то, что он не стал возбуждать дело против парней, которые украли шелк.
Он так и не узнал, кто же чуть не убил его в эту пустынную осеннюю ночь. Скорее всего это были друзья хозяина; а может быть, это сделал один из сотен людей, ненавидящий Паркера даже в дни его всеобъемлющей любви к людям. В конце концов совсем неважно, кто обошелся с ним так зверски.
Для себя Энди Паркер сделал несколько выводов.
Первое, что он понял, это то, что очень плохо, когда тебя бьют. Это только в кино драка сопровождается борьбой. Там тот, кого бьют, становится прямо-таки беспощадным дьяволом, которому удается прикончить дюжину противников перед тем, как его изрядно поколотят. Затем он поднимается, качает головой, вытирает с губ тонкую струйку крови, отряхивает одежду и делает такой прищур глаз, что зрители долго теряются в догадках. В реальной жизни, когда тебя бьют, редко приходится пускать в ход кулаки. Те, кто измывался над Паркером той осенней ночью, были такие же крепкие ребята, как и он сам. Вооруженные палками из ракитника, они едва не вытрясли из него душу. Его еще долго били после того, как он потерял сознание. Жизнь едва теплилась в нем, и он чуть не покинул эту бренную землю. Вообще-то в жизни ему никогда не нравились эксперименты, особенно когда подопытным был он сам. И поэтому первое, что он усвоил, было то, что больше никогда, никогда в жизни он не будет битым. Он заучил это так, как юноша заучивает катехизис: «Никто никогда в жизни меня больше не изобьет».
А для того, чтобы быть уверенным, что тебя больше не изобьют, ты сначала должен ударить, и уж потом задавать вопросы. А перед невиновными можно после извиниться.
Что касается своего отношения к работе полицейского, то Паркер, по его мнению, был слишком снисходительным и терпеливым. И это второе, что он хорошо усвоил. С того самого злополучного дня Паркер решил привлекать к ответственности и тех, кто имел неосторожность плюнуть на тротуар. Любопытно отметить, что, по сравнению со всеми остальными полицейскими, он доставлял в участок самое большое количество пьяных, бродяг и просто невиновных. В своих собственных глазах Паркер перестал быть мировым парнем. Это был упрямый и подлый сукин сын, и он об этом прекрасно знал. Ну, а если он вам чем-то не нравился, тем хуже для вас. Паркер хотел быть впереди, и он знал, как это делается.
«Никто и никогда в жизни меня больше не изобьет, – твердит он себе. – Никогда в жизни я больше не буду битым».
* * *На углу кафе Джефф Талбот вытирал носовым платком кровь с лица, сочившуюся из раны. Кровь попала на воротник его матросской рубашки, и он уже собрался замыть его. Стоявший за стойкой Луис был более озабочен физическим состоянием моряка, чем происходящим на улице. С беспокойством, почти как отец, осматривал он моряка.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Все нормально, – ответил Джефф. – Что нужно было этому парню?
– Зипу?
– Его так зовут? Да, ему.
– Не знаю.
– Чем я помешал ему? Я не влезал в его дела.
– Его дела – вмешиваться в дела других. Он плохо кончит. Так же, как и Мирандо.
– Не могу понять, зачем он ищет приключений на свою голову. Он слишком горяч.
Луис пожал плечами:
– Не более, чем остальные.
– Говорят, испанцы очень горячие, не так ли?
– Некоторые – да, некоторые – нет, – Луис опять пожал плечами.
– У нас во Флетчере нет ни одного испанца, представляешь? – произнес Джефф с каким-то удивлением. – В жизни не видел ни одного испанца до сегодняшнего дня, как тебе это нравится?
– А я не видел ни одного человека из Флетчера до сегодняшнего дня, – ответил Луис.
– Что я хочу понять... – Джефф замолчал, глядя на свой окровавленный платок. Взглянув на Луиса, произнес: – С тобой, кажется, все в порядке?
– Все в порядке.
– Я хотел сказать... ведь ты его не любишь. – Джефф опять сделал паузу. – Этот Мирандо тоже испанец?
– Si.
Ничего не сказав, Джефф кивнул головой и задумался.
– Если ты будешь рассуждать таким образом, моряк, то сделаешь большую ошибку.
– Каким образом?
– Сам знаешь каким. Ты мыслишь очень примитивно.
– Это мое личное дело, Луис. Я должен знать. Это не ради развлечения. Это важно для меня.
– Почему это так важно?
– Потому что... – взглянув на висевшие настенные часы, он подумал, захочет ли Чайна встретиться с ним и хочется ли ему снова увидеть ее. Затем, нахмурившись, произнес: – Просто для меня это важно, вот и все.
Глава 10
Кажется, все были готовы к тому, что их ожидало впереди. Была готова полиция. Она заполонила улицы, дворы и крыши домов. Были готовы зрители к предстоящему спектаклю. Зип и Сиксто добыли деревянный ящик и поставили его недалеко от заграждения; они были готовы тоже. И даже лейтенант Бернс, казалось, был сейчас готов. Ему, вероятно, было известно, что вверенные ему силы были расположены именно так, как этого хотел он. В руке лейтенант Бернс держал большой неуклюжий мегафон. Сделав несколько шагов вперед, он поднес этот громоздкий аппарат ко рту, дунул в него, чтобы проверить громкость, и затем произнес:
– Мирандо? Пепе Мирандо? Ты слышишь меня?
Его голос эхом отозвался на притихшей улице. Все с нетерпением ожидали, что же скажет Мирандо, но ответа не последовало.
– Ты меня слышишь? – повторил Бернс громко. И опять тишина. Казалось, толпа замерла, затаив дыхание. – Я знаю, что ты слышишь меня, так послушай, что я тебе скажу. Мы заблокировали эту и соседнюю улицу. Наши люди повсюду – в окнах, на крышах прилегающих домов. Ты окружен, Мирандо. Слышишь?
Забравшись на деревянный помост, Зип и Сиксто старались ничего не оставить без внимания.
– Это наш ящик, зарубите все себе на носу, – произнес Зип. – Он предназначен только для «Латинских кардиналов». И я не позволю никому вставать на него.
– Ну так как, Мирандо? – продолжал Бернс. – Или ты выходишь, или мы сами войдем к тебе?
– Почему он молчит? – сгорая от нетерпения, Зип посмотрел на окна второго этажа, поднес ко рту ладони, сложив их так, чтобы прозвучало громче, и крикнул: – Ответь им, Пепе!
– Если начнется стрельба, – звучал голос Бернса в мегафоне, – можно ранить людей на улице. Так как, ты выходишь?
И опять продолжительное молчание. Набравшись терпения, Бернс ждал.
– Ну хорошо, – опять начал он. – Если ты... – Но тут из окна на втором этаже раздался голос. Звучал только один голос, его обладатель так и не появился. Казалось, голос возник из ниоткуда. Это был громкий крик, прервавший слова лейтенанта.
– Кого я подстрелил?
– Это Пепе, – обрадовано закричал Зип, и тут в толпе раздался такой крик, как будто с гор сошла лавина. – Это Пепе, Пепе, Пепе. Это Пепе, Пепе!
– Ты попал в полицейского, – сказал Бернс.
– Я убил его? – прокричал Мирандо, оставаясь все еще человеком-невидимкой.
– Нет.
– Это ложь. Я убил его.
– Ты ранил его в плечо. Так ты выходишь?
– Я убил его? Он мертв?
– Пусть они попробуют схватить тебя, Пепе! – крикнул Зип.
– Мирандо, хватит играть в прятки. Если ты сдаешься...
В воздухе появился новый звук. Доносившиеся из мегафона слова прервал оглушительный вой сирены.
– Что это? – закричал Мирандо.
– "Скорая". Так каков будет твой ответ, Мирандо?
– Он не имел никакого права даже пытаться убить меня. Он должен был умереть. Я должен был его застрелить.
– Но ты не застрелил его. Так что ты скажешь? Да или нет? Ты сдаешься?
– Нет! – вдруг злобно прокричал Мирандо. – Думаете, имеете дело с дешевым подонком? Я – Пепе Мирандо! Слышите? Если я вам нужен – входите и берите меня.
