Эд Макбейн - Легавые
– Бернис, это Мейер Мейер из восемьдесят седьмого участка. Мне сказали, Ролли звонил с полчаса назад...
– Звонил, – подтвердила Бернис.
– Пожалуйста, соедини меня с ним.
– Сегодня его уже не будет.
– Не будет? Но сейчас только начало одиннадцатого.
– Ничего не поделаешь, – ответила Бернис. – Никто не любит работать по субботам.
* * *Жестянка с толстой «куклой» из резаной газеты была оставлена на скамейке номер три детективом Коттоном Хейзом (теплое белье, два свитера, пиджак, плащ, шапка с наушниками). Хейз был заядлым лыжником и катался даже в самые лютые морозы, когда от холода отнимались руки и ноги. Иногда он чувствовал, что еще немного, и он разлетится на тысячу льдинок, и тогда пулей летел с горы – не из ухарства, а чтобы поскорее попасть в теплый отель. Но никогда он не мерз так, как сейчас. Дежурить в субботу – небольшое удовольствие, а когда кровь стынет в жилах, и вовсе невмоготу.
В числе храбрецов, бросивших в субботу вызов морозу, были:
1) продавец сладостей у входа в Гровер-парк;
2) две монахини с четками на второй скамейке от входа;
3) влюбленная парочка, самозабвенно целующаяся в спальном мешке неподалеку от третьей скамейки;
4) слепой на четвертой скамейке, который гладил собаку-поводыря и бросал голубям крошки.
Продавцом сладостей был детектив Стэнли Фолк, которого одолжили у 88-го участка с той стороны Гровер-парка, – человек лет шестидесяти с густыми седыми усами. Эти усы делали его слишком приметным и подчас осложняли ему работу. Но эти же усы повергали в панику местную шпану – примерно так же, как зелено-белые патрульные машины пугали нарушителей. Фолка не обрадовал приказ поступить в распоряжение 87-го участка, но делать было нечего. Он надел все теплые вещи, какие у него нашлись, а поверх напялил черную фуфайку и белый фартук. Он стоял возле тележки с разной снедью, под которой был спрятан портативный радиопередатчик.
Монахини, перебиравшие четки, – детективы Мейер и Клинг – бормотали не молитвы, а проклятья в адрес лейтенанта Бернса, который устроил им нагоняй в присутствии коллег и выставил их полными кретинами.
– Я и сейчас чувствую себя идиотом, – признался Мейер.
– Это как понимать? – спросил Клинг.
– Нарядили бог знает во что...
Что касается целующейся парочки, то с ней вышли затруднения. Хейз и Уиллис разыграли на спичках, кто залезет в теплый спальный мешок, и Уиллис стал победителем. Дело в том, что партнершей была сотрудница полиции Айлин Берк, рыжеволосая, с зелеными глазами и длинными стройными ногами. С ней Уиллис как-то однажды распутывал дело об ограблении. Она была выше Уиллиса, который едва дотягивал до минимального стандарта для полицейского – метр семьдесят. Но разница в росте его не смущала: высокие девицы всегда благоволили к Уиллису, и наоборот.
– Давай кое-чем займемся, – предложил Уиллис Айлин и крепко обнял ее.
– У меня замерзли губы, – пробормотала она.
– У тебя замечательные губы, – сказал Уиллис.
– Не забывай, мы здесь на работе!
– М-мм! – отозвался Уиллис.
– Не хватай меня за попу! – сказала Айлин.
– Я не знал, что это твоя попа!
– Слышишь? – вдруг шепнула Айлин.
– Слышу! – сказал Уиллис. – Кто-то идет. Поцелуй-ка меня!
Айлин поцеловала Уиллиса, скосившего глаза на скамейку. Мимо скамейки прошествовала женщина с колясочкой, в которой сидел младенец. Что же это за изверги-родители, отправившие ребенка на улицу в такую погоду? Женщина с коляской уже миновала скамейку, а детектив второго класса Уиллис продолжал целовать детектива второго класса Айлин Берк.
– Mm frick sheb bron, – пробормотала она.
– Что-что? – не понял Уиллис.
– Я говорю, кажется, она прошла. Это по-ирландски, – пояснила Айлин, оторвавшись от Уиллиса и с трудом переводя дух.
– Господи, а это еще что? – вдруг спросил Уиллис.
– Не бойся, это мой револьвер, – рассмеялась Айлин.
– Да нет же, я имею в виду – что там, на аллее?
Они прислушались.
К скамейке приближался человек.
* * *Патрульный Ричард Дженеро, в штатской одежде и темных очках, сидел на четвертой скамейке, гладил овчарку-поводыря, бросал хлебные крошки голубям и мечтал о лете. Он отчетливо видел молодого человека, который быстро подошел к третьей скамейке, схватил жестянку, глянул через плечо и стал удаляться, но не назад, к выходу, а в глубь парка.
Дженеро растерялся, не зная, что предпринять.
Его взяли в дело, потому что не хватало людей. Предупреждение правонарушений – занятие хлопотное, особенно в субботу. Но Дженеро поставили не на самый ответственный пост. Предполагалось, что тот, кто возьмет жестянку, вернется обратно к выходу, где его арестуют продавец и Хейз, сидевший в машине около входа в парк. Но вопреки всем расчетам этот тип двинулся в противоположную сторону, к скамейке Дженеро. Патрульный Дженеро был настроен миролюбиво. Он мечтал поскорее вернуться домой, где мать, распевая арии из итальянских опер, принесет ему в постель минестроне.
Овчарка была хорошо обучена. Дженеро объяснили, как подавать ей команды голосом и жестами. Но Дженеро боялся собак вообще и овчарок в особенности. Мысль о том, что ему придется натравить ее на человека, повергала его в ужас. А вдруг собака неправильно поймет команду и вместо того чтобы кинуться на преступника, схватит за горло его самого? Вдруг она растерзает его?
Что тогда скажет мать («Сколько раз говорила, не ходи работать в полицию»)?
Тем временем Уиллис, пристроив передатчик на пышной груди Айлин Берк, доложил обстановку Хейзу. Тот приготовился, рассчитывая, что объект сейчас направится к нему. Уиллис попытался расстегнуть молнию, но ее заело. Конечно, неплохо полежать с Айлин Берк в спальном мешке, который невозможно расстегнуть, но он тотчас же представил себе, как лейтенант Бернс будет срамить его перед всем участком. Не желая разделить позор Мейера и Клинга, он стал лихорадочно теребить застежку молнии, попутно размышляя, что Айлин Берк, которая тоже отчаянно пыталась выбраться, целовалась с ним с удовольствием. Дженеро не знал, что Хейза уже предупредили. Он с ужасом наблюдал, как преступник подошел к скамейке, взял жестянку и начал уходить. Тогда Дженеро вскочил, сорвал темные очки, расстегнул плащ, как это делают детективы в кино, выхватил револьвер и выстрелил, угодив себе в ногу.
Субъект с жестянкой бросился бежать.
Наконец-то Уиллис выбрался из спального мешка, а за ним и Айлин Берк, на ходу застегивая блузку и пальто. Коттон Хейз вихрем ворвался в парк и, поскользнувшись на замерзшей луже, грохнулся оземь, чуть не свернув себе шею.
– Стоять, полиция! – крикнул Уиллис. И вдруг – о чудо! – преступник остановился и стал ждать Уиллиса, который бежал к нему с револьвером в руке. Лицо Уиллиса было перепачкано губной помадой.
* * *Задержанного звали Аллан Парри.
Ему сообщили о его правах, и он согласился дать показания без адвоката, хотя тот сидел в соседней комнате.
– Где ты живешь, Аллан? – спросил Уиллис.
– Тут, за углом. Я вас всех знаю в лицо, каждый день встречаю. А вы разве меня не узнаете? Я здешний.
– Знаете его? – обратился Уиллис к коллегам. Те покачали головами. Они стояли вокруг задержанного – продавец сладостей, две монахини, парочка влюбленных и рыжеволосый здоровяк с седой прядью, напяливший на себя все что можно.
– Почему ты побежал, Аллан? – продолжал Уиллис.
– Я услышал выстрел. В нашем районе, если слышишь стрельбу, надо уносить ноги.
– Кто твой приятель?
– Какой приятель?
– Тот, кто затеял все это.
– Что все?
– Заговор с целью убийства.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Кончай, Аллан. Ты с нами по-хорошему, и мы с тобой по-хорошему.
– Вы меня с кем-то спутали.
– Как вы собирались делить деньги?
– Какие деньги?
– Те, что в этой жестянке.
– Да я ее впервые вижу.
– Здесь тридцать тысяч долларов, – сказал Уиллис. – Так что давай признавайся. Хватит мозги пудрить.
Либо Парри почувствовал ловушку, либо и впрямь не знал, что в жестянке должно быть пятьдесят тысяч долларов. Он покачал головой и сказал:
– Какие деньги? Я ничего не знаю. Меня просто попросили забрать жестянку, и я согласился.
– Кто попросил?
– Высокий блондин со слуховым аппаратом.
– Неужели ты думаешь, мы тебе поверим? – удивился Уиллис.
Это было своеобразным сигналом к представлению, которое частенько разыгрывали сыщики 87-го участка. Мейер мгновенно включился в игру и сказал: «Погоди, Хэл!» – фразу, которая давала Уиллису понять, что Мейер готов сыграть его антипода. Уиллис собирался изображать хама и наглеца, норовящего повесить всех собак на невинного беднягу Царри, а Мейер – отца-заступника. Прочим же детективам, включая и представителя 88-го участка Фолка, отводилась роль хора из древнегреческой трагедии, свидетеля со стороны и комментатора.
