Николай Леонов - Стервятники
— Дорогая Нина Владимировна, бояться есть чего и бояться не стыдно.
Вести себя подло — стыдно, а страх — чувство естественное. Я к вам по тому же вопросу, но несколько с другой стороны. Был сейчас у своей соседки, Матвеевны... — Котов запнулся, подыскивая мягкие слова.
— Знаю, несчастная женщина. — Старая учительница горестно вздохнула. Я, когда ее вижу, мучаюсь.
— Она несчастная? Как сказал бы мой начальник, мысль интересная. Гриша тряхнул головой. — Не будем отвлекаться. Кто у Матвеевны если не в друзьях и не в доверии, то хотя бы общается с ней?
— Некомпетентная я в таких вопросах. — Нина Владимировна сняла очки, указательным пальцем потерла переносицу. — Вы, голубчик, на верном пути, эта несчастная, конечно, в курсе. Она не первоисточник, ей сообщили. Кто? — она прикрыла глаза, назвала несколько квартир и фамилий. — Полагаю, я права. Однако, голубчик, эти люди вам правду не скажут. А вы, извините покорно, совсем не сыщик.
Котов тихо рассмеялся и ответил:
— Позвольте не согласиться, я вполне приличный оперативник, хотя бы потому, что служу у лучшего сыщика, какого знаю. И если названным людям что-либо известно, поверьте, они мне все скажут.
Полковник Крячко отловил Блондина и мгновенно узнал, что в группировке пропали Шестерка и Червь. Якобы они скрылись из Москвы, отказавшись выполнять какое-то задание руководства.
За обедом в кафешке Нестеренко сказал:
— Станислав, тебя учить, только портить. Сам прекрасно знаешь: если начало очень хорошее, жди кирпича на голову.
— Согласен, но выбора у нас нет, вперед, — ответил Крячко.
Они так же быстро получили на фигурантов установочные данные, а дальше уперлись в стенку. По месту жительства и среди некриминального окружения парней говорили разное. Наиболее распространенный ответ был "понятия Не имею". Высказывались и различные взаимоисключающие версии. Станислав, не мудрствуя лукаво, делал пометки в блокноте и злорадствовал, рассуждая: мое дело — сбор информации. Для ее анализа и конкретных выводов другая голова имеется.
Он вышел из очередного подъезда, когда его обогнал Нестеренко, обронил:
— Прощу в машину.
Усевшись в "Мерседес", включив печку, Нестеренко категорически заявил:
— Уже восемь часов, темень, у тебя на хвосте сначала один парень болтался, затем второй, третий, сейчас я со счета сбился, двигай, полковник, пока живой.
Крячко и сам чувствовал опасность, включил передачу, нажал на газ, отличная машина мощно приняла с места, когда оперативники услышали выстрел.
Станислав, не включая габаритов, пролетел несколько кварталов, вырулил на магистраль, врубил дальний свет, уперся ногой в педаль газа, и стрелка спидометра завалилась направо.
— "Жигули" хорошая машина, — глядя в зеркало бокового обзора, сказал Нестеренко. — Хорошая, но не лучшая в мире.
Помощник прокурора Федул Иванович Драч допросил третьего свидетеля, сказал:
— Спасибо, подождите в коридоре, — и повернулся к дремавшему на диване Котову. — Я редко хвалю ментов, но вы сработали хорошо. Приметы преступников получены, остался пустяк, сами преступники. Машина, стоявшая в переулке за домом, тоже обнаружена, осталось установить владельца.
Котов не сдержался, глянул насмешливо:
— Владельца установим по телефону и к вам пригласим. Он заявит: "Уважаемый Федул Иванович..." Предложить вам варианты его заявления или сами знаете? После чего вы скажете: ментам лишь бы человека схватить.
— Ладно, ладно, — миролюбиво пробурчал Драч. — Я же не говорю, что ваша работа сладкая. Мы значительно продвинулись, будем пахать дальше. Звонил ваш Гуров, заявил, свидетелей домой не отпускать. Десятый час, люди здесь ночевать будут?
— Я лишь исполнитель, прикажут в темный лес людей отвезти, я отвезу, ответил Котов.
Первый заместитель министра Шубин, скрывая раздражение, смотрел на присутствующих в его кабинете генерала Орлова и подковника Гурова я, говорил:
— Большевики много чего натворили, но при их правлении существовала строгая дисциплина. Я распорядился, чтобы в ХОЗУ выделили путевки в дома отдыха... Никаких путевок нет, чиновники давно разъехались по домам.
Орлов молчал, надувал щеки, вытягивая губы, выпускал воздух и гнев. Накладка произошла по вине самого генерал-полковника. Он распорядился, а выполнение не проверил.
— Я домой людей не отпущу, мы обещали им защиту, обязаны выполнять, оказал Гуров. — Их трое, и нас трое, возьмем на ночь по одному человеку на ночевку. А правильнее, господин генералполковник, позвонить начальнику ХОЗУ, предупредить, что на его дачу сейчас привезут троих свидетелей, пустьобеснечит размещение, ужин и охрану.
— Не царское это, дело. — Шубин взглянул на часы; — Мать его так, мне же попадет дома. Этот жирный мошенник считает, раз он распределяет материальные ценности, он фифа неприкасаемая!
— Ha Руси издревле довелось, казначей богаче барина, дрожит, но ворует, хотел сказать Гуров, взглянул на Орлова, промолчал...
— Хорошо, Лев Иванович, везите своих свидетелей сюда, я звоню Александру Матвеевичу, пусть решает.
Оперативники знали, начальник ХОЗУ подчиняется напрямую министру. Дачи, квартиры, машины, все материальные блага министерства находились в его непосредственном ведении. — Он стоял по стойке "смирно" на многих коврах, даже вилял хвостом, но волна Начальственного гнева проходила, а материальные блага и постоянные нехватки то одного, то другого оставались. Потому и власть "распределителя" оставалась безмерной.
Шубин рисковал, нарывался на неприятности, Гуров смотрел на нового начальника с симпатией.
— Может, не будем связываться, Василий Семенович? — спросил сыщик. — Мы чего-нибудь до завтра придумаем.
— Спасибо за заботу. — Шубин снял трубку "вертушки". — Лев Иванович, везите свидетелей, я решу "гигантский" вопрос самостоятельно.
Гуров вернулся в свой кабинет, где его ждали Крячко и Нестеренко, позвонил в прокуратуру, приказал Котову привезти свидетелей.
— Валентин, смотайся на площадь, купи бутылку и чего-нибудь пожевать. Гуров достал из сейфа деньги, так называемую "девятку" — средства, выделяемые оперативникам на агентурную работу. Деньги всегда были грошовые, с индексацией постоянно опаздывали, рубли превращались в копейки, оперы молча платили из своего кармана.
В России все время удивляются, откуда берутся воровство и мздоимство.
Да, немец или какой-то швед крону не возьмет, но ему и в голову не придет вынуть эту крону из своего кармана.
Мария сидела в гостиной на диване, поджав ноги, туфли на высоком каблуке стояли на полу, словно капканы. Они, казалось, живые, знали, жертва никуда не денется.
Шел одиннадцатый час, Гуров не возвращался. К данному вопросу Мария относилась спокойно. Она сама приезжала порой лишь под утро. Такая работа, хочешь быть красивым — терпи. Фран цузы говорят "страдай". Мария была женщиной русской, громких слов не любила. Терпи и терпи. Конечно, устаешь, терпишь высокие каблуки и слишком узкую одежду, плохих режиссеров, порой неприятных партнеров. Ей повезло с внешностью и характером, это не ее заслуга, так генетически заложено, можно выразиться языком оперативным "так карта легла". Но раз она так легла и Мария обладала сексуальной внешностью, талантом и твердьм характером, к своим неполным сорока пережив множество романов и мимолетных увлечений, она никогда от мужчин не терпела. Дважды от нее уходили, несчетно раз она уходила, но никогдат не терпела.
Появление в ее жизни человека из иной галактики — явление уникальное.
Поначалу она не восприняла Гурова всерьез, ну, интересный мужик и с характером, такое проходили. Постепенно она начала чувствовать зависимость от другого человека. И ей такое положение категорически не нравилось. Он никогда не говорил лишнего, не проявлял своей силы, так матерому хищнику и не требуется ее проявлять, он обладает мощным биополем, разумный человек прекрасно знает, тигр только похож на кошку, но за хвост его дергать не рекомендуется. Гуров, безусловно, мощный защитник, но и груз одновременно неподъемный. А она тяжесть таскать не желает. Достаточно того, что она смирилась, детей у нее не будет. Папы, мамы нет, родить и подбросить некому — ребенок не вписывается в темп и ритм ее жизни. Огромная потеря, терпи.
Она так радовалась, что съемки прервались, можно вернуться домой, спрятаться в окопе. Вернулась, хотела спрятаться, выяснилось: по окопу ведется интенсивный огонь. Гуров старается улыбнуться, приласкать, актер он никакой и лучше бы не старался. Ему сейчас тяжко. Когда Мария увидела кровавые тела, ей чуть не стало плохо, а это его повседневная жизнь. И как бы тихо Мария ни вела себя, она чувствовала, ее внезапное появление добавило любимому человеку нагрузки.
Мария поднялась, достала из шкафа большую сумку, покидала туда самое необходимое, вернулась к телефону, набрала номер.
