Тибор Череш - Черная роза
ют».
- Но потом ты все-таки женился на Юлишке! - прервал его майор.
- Женился. Но когда? - Гудулич глубоко вздохнул, собираясь продолжать.
Кёвеш остановился и, взяв его за плечи, повернул к себе лицом.
- Ну, парень, и разговорчив же ты стал. Просто велеречив. Никогда бы не подумал, что без передышки ты можешь выложить целую историю. Что с тобой сделалось за это время, пока мы не виделись? Или это у тебя от радости, что мы встретились?
- Еще чего! Ведь мы расстались в ссоре.
Майор громко расхохотался. Он хохотал, а Гудулич смотрел на него во все глаза.
От радости, что встретились? Да он, собственно, никогда и не думал о Кёвеше. А если и вспоминал, то все реже и реже. Ему даже в голову не приходило, что они когда-нибудь встретятся.
«Ни разу я не слыхал этого слова - «велеречив»,- подумал Гудулич.- Но сразу понял, что Кёвеш имеет в виду. Верно, голос у меня сейчас не тот, что прежде. А почему? Потому что я боюсь. Дрожу как осиновый лист с прошлой ночи. Если по правде, пожалуй, с утра, но чувствую себя так, словно ни на минуту не сомкнул глаз.
И с самого утра меня что-то гнетет. А тут еще вторую неделю в роли соломенного вдовца находишься, жена сбежала. И, наконец, еще сюрприз-Кёвеш. Что ни говори, а эта неожиданная встреча с ним что-то значит. Помнится, я влепил ему оплеуху за Беттику. Ясно как день, что, когда начнется следствие, вы и меня потянете. Это уж как пить дать. Очень может быть, милый Руди, что ты уже знаешь кое-что. Не случайно же ты оказался в наших краях. Нет, не зря предупредила меня Бёжике, чтобы я смотрел в оба. Ты так внимательно слушал мой рассказ, как будто тебе уже известно, и то, кого я вез вчера ночью на заднем сиденье мотоцикла. Но позволь, я ведь никому и не заикнулся о своей ночной поездке! А Давид Шайго? Ужас какой-то! Трудно поверить, что он убит. Откуда, спрашивается, взяться спокойствию, если я сегодня еще даже не заглянул в контору, а служебную почту привозят ежедневно и по праздникам тоже? Хорош председатель, только сейчас об этом вспомнил! Но главное не в этом. Главное, что мне ни до чего нет никакого дела. Ни до чего. Анна заявила, что Эммушка дома не появлялась… Когда узнала про Давида. Ладно, все хорошо, дядюшка Геза. Эмма приехала поздно вечером, ее никто не видел, даже соседи. Так-так…»
Гудулич между тем говорил не переставая. Но если бы его спросили, что именно он говорит вслух, ответить на этот вопрос он не смог бы при всем старании.
На перекрестке их догнал запыхавшийся начальник сельского отделения милиции. Кёвеш остановился.
- Ну, что у тебя случилось?
- Разрешите доложить, товарищ майор! В реформатском храме верующие учинили драку. Главного зачинщика я изъял и посадил под арест.
- Главного зачинщика?
- Если угодно, главного заводилу. Он лупил всех, кто предлагал похоронить убитого гражданина Шайго по христианскому обычаю.
- Что значит по христианскому обычаю?
- Целиком, как он есть, без вскрытия в морге.
- Я хочу взглянуть на зачинщика. Идем, Геза!
- Кто же этот громила? - спросил Гудулич.
- Дядюшка Гоор.
- Мой тесть! Превосходно.
- Он твой тесть?
- Да. И я дальше с тобой не пойду.
- Как не пойдешь? А кто собирался представить меня Юлишке?
- Жене, которая сбежала от меня в родительский дом к Гоору?
Майор Кёвеш от удивления замолчал. Затем он сказал начальнику участка:
- Отпустите этого церковного драчуна на все четыре стороны. Следствию он не нужен. Лучше всего будет, если вы сами проводите его домой. Чтобы он еще чего-
нибудь не натворил.
- Чтобы он еще чего-нибудь не натворил,- повторил последние слова начальник участка.
Гудулич подошел к дереву и оперся об него спиной.
- Послушай, Руди, не сердись, но у меня нет никакого желания идти в гости к теще с тестем. Я это сделаю только под твоим нажимом. Ведь если я сейчас явлюсь туда, это будет выглядеть так, словно я признаю, что нагрешил.
- А ты чист как агнец?
- Чист и безгрешен.
- Но если тебя приведу я, это уже другое дело!
- Они подумают, что я прячусь за твоей спиной. А сам, мол, не посмел.
- А я непременно хочу увидеть эту семью!
Тудулич сдался. Они двинулись дальше, но председатель уже ничего не рассказывал и в ответ на все вопросы майора обижепно пожимал плечами.
Кёвеш сжал в локте руку Гудулича.
- Я непременно хочу познакомиться с твоей семьей. Извини, но меня очень интересует, какая жена тебе досталась. Ты понял? Расспрошу стариков, поговорю с Юлишкой…
- Погоди, уж лучше я сам.
- Наконец-то ты вновь обрел дар речи!
- Ладно уж! О том, что я вернулся в село из Пешта совсем другим человеком, пожалуй, не стоит и говорить. Навестил я Юлишку. Я многому научился, но и она стала
разумнее. Увидела меня, залилась румянцем. Мы стали называть друг друга на «вы». («Что вы, Геза, вы не знаете моего отца! Он фанатик! Он скорее отдаст меня в жены попрошайке-нищему, чем безбожнику-коммунисту!›) Зато мать семейства вдруг стала за меня горой. Обвенчались мы тайком. А когда старый Гоор об этом пронюхал да еще узнал, что у нас будет ребенок, он отказался от собственной дочери, отлучил ее от семьи.
- И до сих пор вы не помирились? - Кёвеш искренне удивился.
- Где там! Он ругает членов кооператива, на чем свет стоит. Насильники, мол, они и грабители, не заслуживают даже похорон по христианскому обряду. А сегодня вон
драку учинил, ты и сам слышал.
- Ну а этот Давид, как его по фамилии…
- Шайго.
- Да-да, Шайго. Он был членом кооператива или не был?
- И был, и не был. То вступит, то выйдет.
- Словом, в каких ты с ним был отношениях?
- В каких? Еще позавчера я влепил ему пару пощечин.
- Но мне ты не сказал об этом ни слова!
- К чему? Стыдно. Такими делами не хвастаются.
- Ну а как Гоор относится к внукам?
- Внуков старый Гоор теперь уже признает законными. Но меня видеть по-прежнему не желает.
Гудулич вдруг остановился и указал пальцем на противоположную сторону улицы:
- Вон он идет, взгляни.
Гоор, одетый во все черное, степенно шел по тротуару.
Гудулич и майор Кёвеш подождали, пока он пройдет, и последовали за ним.
19
- Нашу, с позволения сказать, усадьбу й ветер насквозь продувает, и глаз человеческий простреливает, все видно как на ладони.
Понурившись, Анна молча шла рядом со старшим лейтенантом Бурианом.
Они дошли до домика с одним окном на улицу, в котором жила Анна.
- Нашу, с позволения сказать, усадьбу и ветер насквозь продувает, и глаз человеческий простреливает, все видно как на ладони,- промолвила Анна, остановившись перед своим двором.- Я несколько раз собиралась обнести ее деревянным забором, но так и не собралась. Дорого, очень дорого.
Она протянула Буриану руку.
Лейтенант принял эту руку.
- А как же письмо? - спросил он.
- Какое письмо? Ах, да, конечно.
Медленным движением, словно раздумывая, как ей поступать дальше, Анна открыла калитку и впустила офицера во двор. В доме их встретила мать Анны. Став у двери, она смотрела, как дочь копается в комоде, а сопровождавший ее офицер, присев на край стула, внимательно оглядывает комнату.
«Хорошо, что я прибралась вовремя»,- подумала старушка.
- Что ты ищешь, Аннушка? - спросила она.
- Да тут, одно письмо.
Мать молча кивнула. Что спрашивать! Ведь если бы Анна хотела сказать, чье письмо она ищет, то сказала бы.
- Сколько вам лет, тетушка Тёре?
- Пятьдесят семь.
Гость ограничился кивком головы. Что можно ответить на такой вопрос и что сказать по поводу такого ответа? Ровным счетом ничего. «Да, время бежит», или: «Вам столько не дашь, тетушка Тёре», или: «Время никого не щадит»? Пустые слова. И в комнате снова воцаряется молчание.
- Что, никак не найдешь, дочка? - спрашивает, наконец, мать.
- Не найду.
- От кого письмо-то?
- От Эммушки. То самое, где она пишет, что ждет ребенка.
Старая Тёре бледнеет и, попятившись, садится на диванчик. Она знает, что сейчас, перед этим гостем, ничем нельзя себя выдать- ни словом, ни жестом. Надо скрыть этот удар. Эммушка… Ведь ей ничего не сказали.
Однако скрыть в себе такую страшную новость она не в силах.
- Аннушка! Почему ты мне не сказала об этом?
- Зачем! Я не хотела вас огорчать, мама.
- Не хотела огорчать? Боже мой, бедная моя внучка! Бедная Эммушка.
Взгляд старой женщины устремился на потолок, словно она собиралась вознести молитву.
Анна уже сожалела, что обмолвилась про письмо.
- Я вижу, зря вам это сказала. Вам ничего нельзя говорить!
С чердака послышался какой-то шум, похожий на шаги. Старушка поспешила выручить дочь.
- Это голуби; наверное, они,- сказала она. Однако один из «голубей» вдруг явственно запрыгал, топая ногами.
- Дёзёке! Этот мальчишка опять лазает по гнездам! Прошу вас, мама, прикажите ему сейчас же сойти вниз. Скоро он вообще переселится туда жить.
- Все дети любят чердаки,- примирительно сказал Буриан.- Ведь они такие фантазеры.
