Эд Макбейн - Выбор убийцы
– Месяц, может, два. Не больше. А что он натворил такого? А, понимаю!
– Что ты понимаешь?
Старик ткнул костлявым пальцем чуть не в глаз Хейза.
– Ты тот самый полицейский, которого он сегодня отколошматил, правильно?
– Тот самый, – признался Хейз.
– Значит, вы хотите его за это привлечь?
– За ним числится кое-что похуже.
– А что?
– Не важно. У него в доме есть друзья?
– Не знаю. Я в дела жильцов не лезу. Мое дело – отопление, сантехника, электричество и все такое прочее. Я в приятели им не набиваюсь. Не желаю ни с кем корешиться.
– Феттерик женат?
– Нет.
– Видел его с девицами?
– С девицами?
– Да, да, с девицами.
Старик пожал плечами.
– Не обращал внимания. Пока жилец не начинает колотить по батареям отопления, я в его жизнь не вмешиваюсь. Я тут не хозяин. Мое дело следить за трубами, за отоплением, санузлами...
– Это я уже понял.
– Ты бы спросил жильцов с его этажа. Вдруг они чего-то знают. Я в дела жильцов не лезу. Мое дело – трубы...
– Все ясно, – сказал Хейз. – Большое спасибо.
– Рад был помочь, – буркнул старик и, не успел Хейз выйти из комнаты, снова плюхнулся на кровать.
Хейз поднялся на третий этаж и постучал в квартиру № 31. Потом ещё раз, сильнее. Никто не отозвался. Он продолжал стучать. Отворилась дверь, но не та, в которую он стучал, а соседней квартиры № 32. На пороге стояла девушка.
– Там никого нет, – сказала она.
На ней были черные брюки и черный свитер, светлые волосы собраны в конский хвост. На первый взгляд она казалась здесь посторонней. Ее легко было представить в зимнем саду элегантного особняка с бокалом мартини.
– Я из полиции, – представился Хейз. – Могу я задать вам несколько вопросов?
– Вы же стучались в тридцать первую квартиру, – сказала девушка. – А я из тридцать второй.
– Вообще-то мне нужна тридцать четвертая, – уточнил Хейз.
Девушка мрачно посмотрела на него.
– Насчет Феттерика, что ли? – спросила она.
– Да.
– Проходите.
Хейз вошел за ней в квартиру. Только теперь он заметил, что свитер бь1л протерт на локтях. Девушка зажгла свет.
– Выпить не хотите? – спросила она.
– Нет, спасибо.
– Скучно живете. Суббота, вечер, люди на свидания ходят.
– Да... – пробормотал Хейз. – Так я насчет Феттерика.
– Ничтожество, – отрезала девушка и передернула плечами.
– Вы его знали?
– Так, разговаривала. – Она опять передернула плечами. – Мы вместе брали молоко. Оно, во всяком случае, было не краденое.
– Так что он собой представлял?
– Говорю вам, ничтожество, – сказала девушка. – К тому же страдает комплексом неполноценности. Похоже, мечтал спать с мамочкой, когда был подростком. Или что-то в этом духе.
– То есть? – не понял Хейз.
– Эдипов комплекс, – пояснила девушка. – Причем в тяжелой форме. Чувствовал свою неполноценность. Отец его был здоровенным детиной. Видать, на сынка это плохо подействовало.
– Это он вам рассказал?
– Нет, я сама вычислила. Путем умозаключений. А что он натворил?
– Думаем, что убил полицейского.
– Тогда плохи его дела. Если он вам попадется, вы же на нем живого места не оставите.
– Откуда вы знаете?
– Все так говорят. «Так, значит, убил одного из наших? Ах ты, гад!» – и раз в морду. А вам сколько лет?
– Тридцать два.
– Хороший возраст. Женаты?
– Нет.
– М-да, – произнесла девица и задумчиво посмотрела на Хейза.
– Значит, эдипов комплекс, – сказал Хейз. – В тяжелой форме.
– Ага, – ответила она и вдруг улыбнулась. – Что я вижу? Полицейский с чувством юмора. Вот чудеса! Вы уверены, что не хотите выпить?
– Уверен, – ответил Хейз.
– А я немножко выпью, – сказала девушка. – Меня зовут Дженни. Дженни Пеленко.
– Очень приятно.
– Субботний вечер, у всех свидания. Какая скука... – она подошла к столу и налила себе виски. – Пожалуй, надерусь-ка я сегодня. Не желаете составить компанию?
– Спасибо, но не могу.
– А чего вы боитесь? – удивилась девушка. – Мужа сейчас дома нет.
– Где же он?
– Далеко-далеко. На Тихом океане. Служит во флоте.
– Так что же насчет Феттерика?
– С ним мне надираться никогда не хотелось.
– Я не о том. Что вы о нем знаете?
– А что вас интересует? Спросите Дженни Пеленко. Я как жена парикмахера. Это итальянское выражение. Смысл его такой: жена парикмахера знает все, что происходит в городе, потому что узнает новости от мужа. Улавливаете?
– С трудом. Вы знаете, чем занимался Феттерик?
– Нет, он не рассказывал.
– Когда-нибудь он уходил из дома в перчатках?
– Вроде бы. Да, уходил. Это важно?
– Не очень. Он никогда не говорил, где работает?
– Нет. Он либо просто мошенник, либо чернорабочий. Копает канавы. Или кирпичи кладет.
– Значит, он не говорил, где работает?
– Нет.
– Вы не замечали, когда он утром идет на работу?
– Замечала.
– Когда же?
– В восемь – полдевятого.
– Он работает в Риверхеде?
– Понятия не имею. Я ещё себе налью, ладно?
– Пожалуйста. А друзья у него есть? Кто-нибудь заходил к нему в квартиру?
– Он одинокий волк, – изрекла девушка и выпила стакан залпом. – Пожалуй, надо немного полегче, – сказала она с улыбкой. – А то я делаюсь буйной, когда напиваюсь.
Хейз пробормотал что-то невнятное.
– Когда я напиваюсь, меня начинают обуревать желания, – пояснила она с той же улыбкой.
– Тогда вам и впрямь надо полегче, – согласился Хейз. – Можете ещё что-нибудь сказать о Феттерике?
– Нет. Вульгарное ничтожество. Мошенник. Копатель канав. Как-то раз я пригласила его зайти выпить. Отказался. Самое настоящее ничтожество.
– У него есть знакомые женщины?
– Никогда не видела. Ничтожество. Красивая молодая женщина приглашает его к себе выпить, а он отказывается. Чего, спрашивается, он испугался?
– Понятия не имею, – сказал Хейз. – Значит, женщины к нему не приходят?
– Нет. Кому нужен чернорабочий? Пожалуй, налью-ка я себе еще. Не желаете?
– Нет.
– Располагайтесь поудобнее, – предложила девушка.
– Мне ещё надо кое-кого опросить...
– Какая скука! Это надо же, работать в субботу вечером. А вы что, вообще не пьете?
– Почему же, пью...
– Так давайте я вам налью.
– Только не сейчас, спасибо.
– Послушайте, сейчас никого из жильцов на нашем этаже нет дома. Как-никак субботний вечер, все разбежались веселиться. Суббота, понимаете? Неужели вы не знаете, что такое суббота?
– Знаю, конечно, – успокоил её Хейз.
– А вы знаете, как можно повеселиться?
– Конечно.
– Ну так давайте выпьем. Все равно допрашивать вам сейчас некого. Кроме меня. А я одна-одинешенька. Вот и допрашивайте. Задавайте вопросы. А я буду отвечать. У Дженни Пеленко есть ответы на любые вопросы.
– Кроме тех, которые меня интересуют, – сказал Хейз.
– То есть?
– Вы же ничего не знаете о Феттерике, верно?
– Я вам уже сказала: ничтожество. Мошенник. Канавокопатель. Ничтожество. Человек, который кладет кирпичи.
– Огромное спасибо, – сказал Хейз. Дженни Пеленко допила виски и уставилась на Хейза долгим взглядом.
– Боишься? – спросила она. Хейз сделал шаг к двери.
– Спокойной ночи, миссис Пеленко, – сказал он. – Будете писать мужу, сообщите ему, что полиция весьма признательна вам за оказанную помощь. Это доставит ему удовольствие.
Он открыл дверь. Дженни Пеленко по-прежнему не сводила него глаз.
– Боишься женщин, сыщик? – крикнула она.
– Только вооруженных, – вежливо ответил Хейз и вышел на площадку.
Он уже спускался по лестнице, когда услышал крик Дженни:
– Чем вооруженных?
* * *Те, кто работал вместе с ним, шли теперь по обе стороны черного гроба. Они шли торжественно, шаг в шаг. Гроб не казался тяжелым – наверное, потому, что его тяжесть приходилась на много плечей.
Гроб поставили на катафалк, и он отправился в путь на кладбище Санд Спит, а черные машины двинулись вслед. На кладбище пришли немногочисленные родственники Хэвиленда, он был одиноким человеком. Священник сказал несколько слов, и гроб стали опускать на холщовых ремнях. Полицейские, склонив головы, смотрели, как их товарищ уходит в землю. Стоял прекрасный июньский день. Лучшей погоды Хэвиленд не мог бы и пожелать.
Могильщики забросали яму землей, и люди начали расходиться.
Черные машины словно растворились в солнечном июньском дне. Полицейских ждала работа. Нужно было разобраться с двумя убийствами.
Роджер Хэвиленд лежал в земле, не ведая их забот. Недели через две над его могилой поставят каменную плиту, и раз в год родственники будут возлагать к ней цветы. Потом визиты прекратятся и цветы исчезнут.
Но Роджеру Хэвиленду на все это наплевать.
Роджеру Хэвиленду теперь все равно.
Роджер Хэвиленд – покойник.
